— Честно говоря, Гунтрам, на фоне герцога ты выглядишь хрупким и слабым.

— Ну, некоторые из нас более компактны, чем другие.

— Доктор Делер прав. Он зовет тебя Dachs (барсук), когда Грифон не слышит. Они бесстрашны и вспыльчивы. Ты знаешь, что, например, африканские барсуки едят кобр и восстанавливаются после отравления?

— Да, он назвал меня так в нашу первую встречу. Я думал, это шутка, — с горечью сказал я. Опять намек на мою привычку кусаться! Я мирный парень! По сравнению с Конрадом, я — малыш в песочнице. Уж не говоря о том, что я боюсь любого из них, потому что, в отличие от этого мальчика, знаю, на что они способны. Похоже, он верит, что жизнь — это игровая приставка, где люди умирают понарошку. Вся их семейка — широкое поле деятельности для психиатра.

— Друзья? — спросил он, протягивая мне руку.

— Только если ты не будешь трогать мои карандаши, — сказал я, пожимая ее.

Мы замолчали. Дальше оставалось только ждать, когда Конрад вынесет нам приговор.

Очень поздно, где-то в девять, пришел Фридрих и велел нам обоим идти в библиотеку. Если там буду присутствовать я, значит, с Армином не сделают ничего страшного. Я постучал в тяжелую деревянную дверь, вспомнив вдруг аналогичную ситуацию в Венеции несколько лет назад. Забавно, какие незначительные вещи мы запоминаем…

Конрад сидел на своем обычном месте за письменным столом. Остальных не было нигде видно.

— Садись, Гунтрам. — Я опустился в одно из кресел рядом с его столом, удивляясь, почему он не предложил то же самое Армину. — Ты сделал правильно, что поговорил с Фердинандом и не позволил моей кузине Гертруде втянуть себя в ее манипуляции. Теперь мне стало всё ясно. Я уволил ее с должности в Фонде; невеста Фердинанда будет ее замещать ближайшие три года, пока ты не окончишь университет и не сможешь сам занять это место, — деловито сказал Конрад. Я сглотнул. Кто, я? Управлять этим огромным фондом? Да он с ума сошел, но сейчас неподходящий момент говорить об этом.

— Я не уверен, что смогу этим заниматься. У меня нет опыта, — слабо запротестовал я, скорее для очистки совести, чем ожидая реального результата.

— Доктор Сесилия Риянти введет тебя в курс дела. Вплоть до этого инцидента она была правой рукой Гертруды. Элизабетта фон Линторфф тоже поможет тебе. Я рад, что в итоге ты научился жить в соответствии с нашими принципами.

— Я сделаю всё, что смогу, Конрад, — пробормотал я, потупив взгляд и со страхом ожидая, что будет дальше — он закончил со мной и полностью переключил внимание на Армина.

— А теперь что касается тебя. Я в высшей степени огорчен твоим поведением. Это недостойно будущего Грифона. Тебе прекрасно известны правила относительно связей вне установленной линии. Никаких незаконнорожденных детей ни при каких обстоятельствах. Все консорты и жены должны быть одобрены Советом. Ты сознательно обманул нас, не сообщив о своей помолвке с этой женщиной. Я не буду вмешиваться в решение, которое ты примешь сейчас, но будь уверен, этого ребенка не признает ни твой отец, ни я. Если ты решил стать отцом этого ребенка, ты исключаешься из линии преемников, и твое место займет следующий в очереди.

Я могу посочувствовать твоему положению ввиду твоего юного возраста, и я готов позволить тебе остаться с нами еще на пять лет. Если ты докажешь свою ценность для нас, уважая правила, старших, и избегая любых контактов с этой женщиной, ты снова станешь рассматриваться, как подходящая кандидатура моего преемника.

Армин опустил голову, безропотно принимая свою судьбу. Меня же возмутила несправедливость, допущенная по отношению к нерожденному ребенку! Конрад сознательно лишал ребенка отца! Я кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Со всем уважением, Грифон. — Конрад взглянул на меня, шокированный тем, что я, обращаясь к нему, первый раз в жизни использовал его титул. — В жилах ребенка течет кровь Линторффов, и с ним должны обращаться соответственно.

— Если мать решит его выносить, она будет обеспечена средствами к существованию. Личное состояние Гертруды — несколько миллионов. Если Консорт недоволен моим решением, — я слегка вздрогнул при упоминании моего «титула», — могу предложить учредить фонд на образование ребенка.

— Дело не в деньгах, Конрад. Маленький ребенок будет расти без отца. Я сам был в таком положении — ничего хорошего в этом нет, — прошептал я, бледнея.

— Гунтрам, это не твой выбор, а Армина. Если он хочет быть Грифоном, он должен научиться ежедневно принимать трудные решения. Я надеюсь, Армин достаточно умен, чтобы понять, что все это было сделано против его линии, для того чтобы уничтожить их или управлять наравне с ними. Моя обязанность — защищать Орден. Внутренние распри и предательство губительны для нас… Свободны оба.

23 апреля

Малышам скоро будет месяц. Двадцать девятого, если точнее. Я по-настоящему привязался к ним и провожу с ними столько времени, сколько могу. Даже более-менее освоил трудное искусство смены пеленок. Как они ухитряются так шустро вертеться и пинаться? Мопси тоже нравится их компания, и она охраняет их, тайком прокрадываясь в детскую, чтобы спать под их кроватками. Надеюсь, ее симпатия сохранится, когда они начнут дергать ее за уши.

По утрам я хожу в университет, возвращаюсь домой в пять и занимаюсь с детьми. Конрад пусть лучше сам ездит домой на своем лимузине. Я до сих пор огорчен тем, как он решил это дело с ребенком Мари Амели.

Я должен бы сердиться на него, но каждый раз, когда я вижу, как он берет на руки детей или целует их, мое сердце тает. Он даже поет им немецкие колыбельные (конечно, когда этого не видят няни). Никогда не думал, что он может быть таким нежным с нами тремя. Я несколько раз ловил его на том, что он с обожанием смотрит на меня, когда я укачиваю Карла или Клауса.

Армин решил остаться с нами и вытерпеть пять лет чистого ада. Глядя на то, как они с ним обращаются, я понимаю, что моя жизнь после эпизода с Репиным была еще легкой. Он сказал мне, что Мари Амели не захотела вынашивать ребенка, и мне стало грустно. По словам Армина, я зря так расстроился, потому что это была бы бомба замедленного действия.

========== "30" ==========

29 марта 2005 года

Сегодня у Клауса и Карла день рождения. Не могу поверить, что они с нами уже целый год. Они замечательные, они уже умеют ползать и пытаются вставать, используя все, что попадается под руку. Мои мятые (и перепачканные) брюки могут это засвидетельствовать. Клаус — точная копия своего отца, и физически, и психически. У него большие голубые глаза и копна непослушных русых волос, он довольно высокий для своего возраста. У него сильный характер (по правде говоря, когда ему что-то не нравится, он ведет себя ужасно), но если ему объяснить причины, по которым нельзя, например, трогать штепсель, он согласится с запретом и больше никогда не будет этого делать. Скорее всего, Клаус не понимает сказанного, потому что ещё не умеет говорить, но ему нравится, когда ему что-то объясняют — возможно, он считает, что его царственной персоне пристало принимать объяснения. Как дань уважения. Клаус всегда всё делает первым, только потом его брат. Он постоянно ползает за мной и любит со мной играть.

Карл более чувствительный, чем брат. Если вы что-то запрещаете ему, он расстраивается и начинает плакать. Он стесняется новых людей, а Клаус сразу же начинает выяснять, кто вы такой и что тут делаете. Карл любит сидеть на руках, и чтобы с ним играли. У него мягкий характер, и няни обожают его баловать. Я могу их понять: со своими светлыми волосами и голубыми глазами он похож на малыша с рекламы детского питания.

Карл любит, когда ему показывают книжку или что-нибудь рисуют, тогда как Клаусу нравится смотреть на то, как работают люди. Он без ума от садовников и уборщиц. Вы никогда не застанете Карла за проказами, и он не лезет в опасные места (например, не пытается самостоятельно спуститься по лестнице).

Но не подумайте, что Карл слабовольный. Боже, нет! Он милый и спокойный, но упрям, как его брат, или даже упрямее — как обнаружил Конрад несколько дней назад. Обоим малышам пришлось есть вареную рыбу, которую они ненавидят, предпочитая запеченную в духовке. Клаус немного покочевряжился для порядка и начал есть. Карл же просто закрыл рот и никак не желал его открывать. Я не настаивал, решив просто подержать его голодным до чая — чтобы понял, что надо было есть, когда давали. Но тут в детскую пришел Конрад и решил вмешаться.