— Это дело с Морозовым по-настоящему напугало меня.

— Морозов собирался уничтожить меня. Конрад, к его чести, не стал ему помогать; он держал слово, данное мне. Они схлестнулись. Линторфф как бульдог: если цапнул, то ни за что не разожмет челюстей. Дело приняло новый оборот, когда Линторфф обнаружил мятеж на собственной территории. Он возложил на меня ответственность за случившееся. Пришлось устранить Морозова, чтобы примириться с Линторффом.

Я долгое время ошеломленно молчал. Конрад не только знал Репина, но между ними даже существовало «джентльменское соглашение», касающееся их бизнеса. Своего рода пакт о ненападении. Это гораздо серьезней, чем отмывание денег и советы по инвестированию.

— Гунтрам, обещай мне, что ты обратишься ко мне, если он станет плохо с тобой обращаться. Если мы не можем быть любовниками, давай будем друзьями.

— Я хотел бы, но это плохая идея. Ничего хорошего из этого не выйдет, и ты можешь пострадать. Наши пути должны разойтись.

— Не беспокойся об этом, я как-нибудь переживу. Буду рад увидеть твои новые работы и время от времени говорить с тобой. И всё.

— Было бы хорошо иметь друга, — неуверенно признал я. — Но вы двое — враги.

— Я теперь понимаю, что не могу рассчитывать на романтические отношения с тобой. По этому вопросу у меня больше нет претензий к Линторффу. Если он хочет мира, мы сможем договориться.

14 сентября

Конрад уехал. Разъяренный.

Он прав, но мне тогда тоже следует на него злиться. Он лгал мне почти два года. Если все дело в доверии, то нам обоим есть, за что ненавидеть друг друга.

В полдень я увидел из окна гостиной знакомый силуэт большого мерседеса-лимузина и черный седан. Я бросил рисование и бросился к окну. Сердце подпрыгнуло от счастья — я снова увижу его! Из второй машины выскочил человек и открыл Конраду дверь. Это действительно был он. Впечатляющий, как всегда, и как всегда, с бесстрастным выражением лица. За ним из мерседеса появился Горан.

— Гунтрам, ступай наверх с Иваном Ивановичем. Линторфф взял с собой Павичевича. Недобрый знак, — мягко скомандовал Константин. — Иди же. Что бы ни случилось между нами, это наше дело. Не твое.

Я слегка его приобнял и поцеловал в щеку, ничего не сказав. Верю, что он найдет кого-то, кто будет его любить. Он отпустил меня, чтобы я был счастлив. Далеко не каждый бы сделал так.

Тремя часами позже пришел дворецкий и сказал мне спускаться. Конрад и Константин с суровыми лицами стояли в фойе, не глядя друг на друга.

— Пойдем, Гунтрам. Мы едем домой. Сейчас же, — отрывисто бросил мне Конрад. Было заметно, что он едва сдерживается.

Очень напуганный, я несмело подошел к нему.

— Линторфф! Помни, что я тебе сказал. Одно лишнее слово, и я начну действовать. — Странно, но Конрад заставил себя успокоиться и всего лишь взглянул на Константина с настоящей ненавистью в глазах. — До свиданья, Гунтрам. Было приятно видеть тебя здесь, — Репин протянул мне руку.

— До свидания, мистер Репин, — я коротко пожал её.

— Я пришлю твои рисунки в Цюрих.

— Не надо. Оставьте их себе, сэр.

— Спасибо.

Я повернулся к Конраду. Не сказав ни слова, он быстро пошел к выходу. Мне пришлось бежать за ним. Один из его людей открыл дверь мерседеса, и Конрад сел в салон. Я едва успел залезть внутрь до того, как взревел мотор, и сел рядом с Гораном, который казался еще мрачнее обычного.

— Здравствуй, Гунтрам. Приятно снова видеть тебя, — сказал Горан. Конрад бросил на него убийственный взгляд, но тот и бровью не повел.

— Здравствуй, Горан. Мне тоже приятно тебя видеть, — тихо проговорил я.

Я заметил, что мы едем не к дому, а по направлению к шоссе. Хотел спросить, куда мы направляемся, но сердитое лицо Конрада кого угодно заставило бы почувствовать себя маленьким. От его вида немедленно хотелось съежиться и исчезнуть, спрятавшись в щели между сидениями.

— Ты в порядке? — пытливо поинтересовался Горан. Да, он — первый, кто спросил об этом, потому что Конрад даже не поздоровался со мной. Я посмотрел на Горана и увидел искреннюю заботу в его глазах.

— Да. Репин держит слово, — прошептал я.

— Хорошо.

— Куда мы едем?

— Домой. В Цюрих. Или ты уже забыл, где живешь? — рявкнул на меня Конрад.

Оставшуюся часть дороги до аэропорта я не открывал рта.

«Dassault» уже был готов к отлету. Не дожидаясь, когда водитель откроет ему дверь, Конрад вышел из лимузина и пошагал прямо к трапу самолета. Я нерешительно замер у машины. Горан мягко тронул меня за локоть.

— Что случилось? Почему он такой злющий?

— Злющий? Сейчас он ласковый, как котенок. Видел бы ты его на прошлой неделе! — усмехнулся Горан. — Что же касается твоего первого вопроса, то я не знаю. Репин выпроводил меня вон. Все эти три часа они провели там один на один.

— Репин чего-то потребовал от герцога?

То, что Константин отпустил меня, вовсе не значит, что он отказался от компенсации. Какой же я идиот!

— Не знаю. Пойдем. Он ждет.

Внутри салона самолета атмосфера была не лучше. Конрад восседал на своем обычном месте, читая бумаги, и не потрудился даже поднять голову, когда я сел напротив него. Горан ушел в дальний конец самолета и устроился там.

Я ждал от Конрада первого шага.

Я ждал. Мы взлетели. Стюардесса принесла кофе и минеральную воду и исчезла. Я подождал еще сорок минут, но ничего не случилось. Ладно, засранец, если ты думаешь, что можешь молча меня бойкотировать, как Фердинанда, уверяю тебя, это не тот случай. Да, я поцеловал парня. Это было неправильно, и мне по-настоящему жаль, но ты-то заставил меня верить, что ты — законопослушный гражданин.

— Я тоже рад тебя видеть, Конрад.

— Мне нужно работать, — прорычал он в ответ.

— Просто скажи мне: вы договорились? Мне не нравится находиться в центре вашей личной войны. Это плохо для всех нас.

— Война между нами — не твоего ума дело. Это моя привилегия — решать, начинать ее или нет.

— Он достойный человек — да, достойный, хотя и босс мафии, — который имел несчастье влюбиться не в того человека. Он понял это и отпустил меня.

— Первый раз в жизни слышу, что Репин — хороший человек, — саркастически отозвался Конрад, взглянув на меня с презрением, словно на деревенского дурачка.

— В точности такой же, как ты, — сладко ответил я.

Конрад привстал с сидения и влепил мне увесистую пощечину. Довольно болезненную. Горан тотчас вскочил со своего места с явным намерением его убить.

Я поднял руку и потрогал пострадавшую щеку:

— Учитывая то, что ты сделал с Ландау и Фортинжере, я должен быть счастлив, что так легко отделался. — Конрад взглянул на меня, и я заметил промелькнувший в них страх. Очень быстро промелькнувший. — Да, Константин рассказал мне о вашей совместной деятельности в прошлом, настоящем и, кто знает, в будущем…

— Он уже «Константин»? — саркастический тон сочился угрозой.

— Да. И прежде чем твои повитухи доложат тебе, хочу сообщить, что поцеловал его три дня назад. В губы. В результате он убедился, что неинтересен мне.

Тут Конрад бросился на меня и ударил в солнечное сплетение. Я скрючился, пытаясь утихомирить боль и восстановить дыхание. Горан рванулся между нами и врезал ему в лицо. Оба злобно заорали друг на друга по-русски.

— Вы, что, хотите его убить?! Это не его вина! Он спас ваш Дом, остановив конфликт! — кричал Горан, явно готовый драться дальше. — Что бы у них там ни случилось, это их дело. Нам всем надоела эта бойня, мой герцог.

Конрад ударил его по лицу:

— Имей уважение к своему Грифону!

Горан сник. Он склонил голову в знак подчинения, как средневековый вассал.

— Я подчиняюсь и следую за своим Грифоном, — смиренно сказал он, падая на колени. Я, открыв рот, смотрел на них. Невероятно! Конрад протянул Горану правую руку, и тот поцеловал ее, словно королю или Папе Римскому. — Моя жизнь принадлежит ему.

Конрад отнял руку, поправил пиджак и, глядя на меня, сел обратно. Горан ушел, наверно, к стюардессе.