До ночи Никита писал – то ли беспорядочно набрасывал приходящие в голову образы, то ли все же начал сочинять свой собственный роман. Действо захватило его столь сильно, что настойчивый стук по калитке он практически не услышал.

– Ну, здравствуй, альтруист, – сказал ему лысый мужик неопределенного возраста, когда Никита вышел на крыльцо. – Впустишь или выгонишь?

Никита, ничего не ответив, дошел до калитки, отворил ее и, развернувшись, пошел обратно в дом.

– Меня можно и нужно звать Дим, – сказал гость, переступив порог вслед за Никитой.

– Дим потому что Дмитрий? – спросил тот. На самом деле Никиту совершенно не интересовало настоящее имя пришедшего. Ему нравилась эта краткость, и вполне устраивало неформальное общение. Много хуже было бы обращаться к нему, например, Дмитрий Сигизмундович и на «вы».

– Дим – от «дым». Дым же – есть почти ничто, он виден недолго и быстро рассеивается, впрочем, это больше зависит от очага распространения пожара. – Гость улыбнулся. – А еще он просачивается во все щели. Не пугает?

Никита покачал головой, стащил кроссовки, не развязывая шнурков, и прошел в комнату, оставив тапочки для гостя. Тот усмехнулся и принялся переобуваться, для чего присел на корточки. Сделал он это очень легко, без старческой медлительности и неуверенности в своих действиях и движениях.

Рассматривая его из комнаты, Никита отмечал, что Дим находился в отличной форме, хотя ему никак не получалось предположить меньше пятидесяти. Никита нутром чувствовал: пришельцу немало лет. Однако наблюдения говорили об обратном, а внешне вообще не удавалось сказать ничего конкретного.

– Так ничего и не спросишь? – Дим прошел в комнату, остановился в дверях, окинул стену из книг взглядом и присвистнул: – Нехило тебя приложило.

– Зачем? – поинтересовался Никита. Голос звучал спокойно, без эмоций и волнения. Раньше Никита никогда не чувствовал такой легкости при общении с незнакомцами, а сейчас наслаждался звучанием речи – и чужой, и собственной. Он строил диалог, словно выписывал на бумаге, и, казалось, заранее знал ответы собеседника, даже способен изменить их, если бы пожелал.

Дим хмыкнул и спросил:

– А вдруг я бандит?

– Нет, – уверенно заявил Никита. – Вы хуже. Вас послал Штирнер.

Дим скрестил руки на груди, снова осмотрел стену с книгами и хмыкнул.

– «Властелин мира», значит… Беляев. А знаешь, подходит! Очень-очень сильно подходит. А ты у нас кто, следуя той же ассоциации? Зауер?

– Боже упаси!

– Уже лучше, гений. По крайней мере ты не сочтешь меня истинным воплощенным злом. – Дим подошел к книгам и провел по корешкам кончиками пальцев, словно лаская их. Движение не вызвало у Никиты иррациональной ревности, хотя он и ждал подобного чувства. Наоборот, Дим завоевал его симпатию этим жестом. – Как мне называть тебя?

– Ником будет уместнее всего.

– Ник потому что Никита? – рассмеялся Дим.

– От никнейма, который, как известно, может быть абсолютно любым.

Дим покачал головой и с довольством в голосе подытожил:

– Один-один.

– Что Штирнеру понадобилось от меня? – не стал поддерживать игру Никита.

Ему нравилась шуточная перепалка, и он чувствовал себя на удивление уверенно в обществе этого совершенно незнакомого человека, но расслабляться не спешил.

Дим принялся называть события и даты, но Никита только качал головой. Он не знал практически ничего из произошедшего в последнее время. Сказывались информационный голод и долгая вынужденная самоизоляция.

– Придется заняться тобой как следует, – сказал Дим.

Никита подумал, что подобное изречение с легкостью сошло бы за угрозу, однако ни настороженность, ни страх так и не возникли. То ли Дим оказался какой-то особенный, то ли Никита просто устал, а может, инстинктивно чувствовал своего.

Умение бояться обещало восстановиться со временем, но сейчас осознавалась лишь сама возможность опасности – Дим мог вытащить пистолет и застрелить его, забрать оставшиеся деньги и уйти или взять нож и зарезать, да даже просто ударить – но эмоциональной сферы это никак не затрагивало. Просто констатация факта, не более того. Никита понятия не имел, сколько еще будет так жить, но ему было комфортно и хорошо.

– Так что насчет Штирнера?

– Ничего. Он попросил приглядеть за одним альтруистом и не более того. Разумеется, с твоего на то разрешения и согласия.

Никита поджал губы и, скрестив руки за спиной, принялся ходить по комнате. Думать в движении ему всегда было легче и проще, сколько он себя помнил. Дим прошел к столу и сел, не спросив разрешения.

– И вы думаете, будто я поверю в подобную бескорыстность? В подарок от человека, который не склонен помогать просто так? – Ноги привели его на кухню, а руки свинтили крышку у бутыли с минеральной водой и опрокинули ее содержимое в чайник. Пить из местного колодца Никита опасался, как и многие городские, не доверяя природной очистке без вредной химии и хлорки (и да, он прекрасно осознавал глупость такой мнительности, но ничего поделать с собой не сумел).

– Я не советовал бы тебе быть столь категоричным в оценках. Лично я еще не встречал более благородного, самоотверженного и чистого помыслами человека, чем наш профессор, – заявил Дим. – Впрочем, от парня начала двадцать первого века я не жду ничего путного. От знатока века прошлого… – Он на некоторое время замолчал, а затем предложил: – Если тебе будет так проще, считай это благодарностью. Ты очень сильно помог. Не скажу, что хорошим людям, но помог однозначно и, более того, выжил там, где большинство сдохло в первые же дни.

Никита промолчал и долго ничего не говорил, пока не закипел чайник. Действуя, как автомат, разорвал полиэтиленовую упаковку, открыл коробку и кинул в две кружки по пакетику чая – малина, мелисса, лимон и апельсин, – в свою вдобавок кинул молотой корицы на острие ножа. Только спустя минуты три он вернулся в комнату. Дим за это время даже не изменил положения тела.

– Я так понимаю, вы хотели меня убить. У вас не вышло, и вот вы пришли… не знаю, присматривать за мной? Я прав?

– Неверный вывод, – ответил Дим. – Убивал ты себя самостоятельно, занимаясь мутантами в таком количестве. Про чернобыльскую Зону в курсе?

– Кто же нет? – вопросом на вопрос отозвался Никита.

– Так вот, в московской Зоне радиации однозначно нет, но пятнает она не меньше чернобыльской.

– Но хозяева…

– Имели дело с начинавшимся проявлением аномалии, – сказал Дим. – С одним! А какой коктейль подхватил ты – сам черт не разберет.

– А мои коллеги?..

– На нынешний момент мертвы все, кроме того мужика, который первым сообразил свалить из города. Вот он и выжил и чувствует себя помолодевшим лет на двадцать. Выглядит, кстати, соответственно. Почему – опять же черт знает. В больших количествах – яд, в малых – лекарство.

Никита отхлебнул чая и прикрыл глаза. По горлу прокатилось приятное тепло, упало в желудок и свернулось там пушистым котом. Он попытался вызвать из памяти образы коллег, и те пришли очень яркие, с фотографической четкостью, но не привели за собой ни малейших эмоций. Никита сожалел об их смерти, но абсолютно так же он сочувствовал совершенно незнакомым людям – просто выражал отношение к скорбному факту ухода человека из жизни.

– Что касается твоей полезности, то ни я, ни… – Дим сделал небольшую паузу и хмыкнул, – Штирнер не думаем использовать тебя в каком-нибудь центре, упаси боже отдавать в руки медиков. Ты неплохой аналитик, но станешь работать только тогда, когда решишь сам и будешь готов к этому. Собирать сведения, создавать базы данных, отмечать на карте очаги наибольшей активности – дело для тебя привычное. Московская Зона только развивается, она еще беззубый младенец, и при должной внимательности и везении в ней можно ходить свободно. Идиоты даже устраивают гонки на трассах города, представляешь?

– Когда это закончится? – невпопад спросил Никита.