– Послушайте добрый совет, о великий босс, – сказал Стив. – Не знаю, как было у вас в Чикаго, но здесь эти ребята не остановятся ни перед чем. Будут вам предлагать всякое разное, от приглашения на ноябрьскую охоту в Аллагаш до бесплатного абонемента в бангорский боулинг-центр. Однажды мне попытались всучить надувную бабу. Мне! А я всего лишь фельдшер! Даже если у них не получится что-нибудь впарить, легкий психоз вам все равно обеспечат.

– А что ж вы не взяли ту надувную бабу?

– Она была рыжая. Не в моем вкусе.

– Я согласен с Суррендрой, – сказал Луис. – Все, что угодно, лишь бы не так, как вчера.

Когда представитель компании «Апджон» не явился ровно в десять, Луис не выдержал, позвонил в канцелярию и попросил миссис Стейплтон как можно скорее передать ему копию личного дела Виктора Паскоу. Стоило ему повесить трубку, как прибыл человек из «Апджона». Он не пытался продать Луису лекарства, а только спросил, не интересует ли его сезонный билет на матчи «Патриотов Новой Англии» с большой скидкой.

– Не интересует, – ответил Луис.

– Я так и думал, – хмуро проворчал человек из «Апджона» и тут же откланялся.

В полдень Луис сходил в кафе и взял сандвич с тунцом и кока-колу. Он решил, что пообедает у себя в кабинете, пока будет просматривать личное дело Паскоу. Он искал связь между Паскоу и собой или Норт-Ладлоу, где располагалось кладбище домашних животных… смутно надеясь, что даже такому безумному происшествию должно быть какое-то рациональное объяснение. Может быть, парень вырос в Ладлоу… может быть, даже похоронил на том кладбище кошку или собаку.

Но никакой связи не обнаружилось. Паскоу был родом из Бергенфилда, штат Нью-Джерси. В Мэнском университете он изучал электротехнику. Луис внимательно просмотрел все материалы личного дела и не нашел никакой связи между собой и молодым человеком, умершим в приемной университетской клиники, – за тем исключением, что Паскоу скончался у него на руках.

Луис допил кока-колу, скребя соломинкой по дну бумажного стаканчика, потом собрал со стола весь мусор и выбросил его в ведро. Обед был легким, но Луис съел его с аппетитом. Он чувствовал себя на удивление неплохо. Дрожь больше не возвращалась, и даже утренние страхи воспринимались теперь как не очень удачная, скверная шутка, скорее похожая на сон.

Луис побарабанил пальцами по столу, пожал плечами и снова взялся за телефонную трубку. Он набрал номер окружной больницы Восточного Мэна и попросил соединить его с моргом.

Когда его соединили с дежурным патологоанатомом, Луис представился и сказал:

– У вас там наш студент, Виктор Паскоу…

– Уже нет, – ответил голос в трубке. – У нас его нет.

У Луиса перехватило дыхание. Наконец он сумел выдавить:

– Что?

– Тело отправили самолетом к родителям, еще прошлой ночью. Приехал парень из похоронной конторы и все устроил. Его увезли рейсом «Дельты»… – Шелест бумаг. – Рейс номер сто девять. А вы что подумали? Что он сбежал на дискотеку?

– Нет, – ответил Луис. – Конечно, нет. Просто…

Что «просто»? Зачем он вообще стал куда-то звонить? Тому, с чем он столкнулся, все равно нет разумного объяснения. Лучше об этом забыть, выбросить из головы. Лучше это не трогать, чтобы не сделалось еще хуже. – Просто как-то все быстро, – нескладно закончил он.

– Ну, вскрытие было вчера. – Снова тихое шуршание бумаг. – Около трех двадцати. Вскрытие проводил доктор Риджвик. К тому времени отец покойного уже обо всем договорился. Думаю, к двум часам ночи тело прибыло в Ньюарк.

– Хорошо, в таком случае…

– Если, конечно, его не отправили по ошибке в другое место, – радостно произнес голос в трубке. – Такое случается. Хотя справедливости ради замечу, не с «Дельтой». «Дельта» работает как часы. Помню, был у нас парень, погиб на рыбалке в округе Арустук, у какого-то крошечного городишки из тех, что даже на картах не обозначают. Так вот, этот дятел глушил пиво из банки, а колечко на крышке оторвалось и попало ему в дыхательное горло. Так он и задохнулся. Пока его друзья-приятели выбирались из той глуши, прошло двое суток, а вы сами знаете, что на таких сроках нельзя дать гарантии, как себя поведет бальзамирующий препарат: возьмется он или нет. Но они все равно закачали в него что положено, в надежде на лучшее. В общем, отправили парня домой в Гранд-Фоллс, штат Миннесота. В багажном отсеке какого-то авиалайнера. Но что-то там напутали. Сначала его привезли в Майами, потом – в Де-Мойн, потом – в Фарго в Северной Дакоте. Наконец кто-то смекнул, что к чему, но к тому времени прошло еще трое суток. Препараты, как выяснилось, не взялись. С тем же успехом в него можно было закачать какой-нибудь лимонад. Парень весь почернел и вонял, как протухшая свинина. Я сам не присутствовал, но мне рассказали. Шестерым носильщикам стало плохо.

На том конце линии раздался веселый смех.

Луис закрыл глаза и сказал:

– Ладно, спасибо…

– Если хотите, могу дать вам домашний телефон доктора Риджвика, но по утрам он обычно играет в гольф в Ороно.

– Да нет, спасибо. Не надо. – И Луис повесил трубку.

Вот на этом давай и закончим, подумал он. Когда тебе снился тот бредовый сон – или что это было, не знаю, – тело Паскоу лежало в бергенфилдском похоронном бюро. Все, тема закрыта, и больше мы к этому не возвращаемся.

По дороге домой ему в голову наконец пришло простое и внятное объяснение грязным следам на постели, и Луис вздохнул с облегчением.

Это был единичный случай сомнамбулизма, или снохождения, вызванный потрясением от трагической смерти студента у него на руках в первый же рабочий день на новом месте.

Это объясняло все. Сон казался таким реалистичным, потому что большая его часть и была реальной: узелки ковра под ногами, холодная роса, сухая ветка, оцарапавшая плечо. Это объясняло, почему Паскоу смог пройти сквозь закрытую дверь, а сам Луис не смог.

Он представил себе картину: Рэйчел ночью спускается в кухню и видит, как он бьется в закрытую дверь в лунатическом трансе. Подумав об этом, Луис усмехнулся. Рэйчел, наверное, перепугалась бы не на шутку.

Гипотеза о снохождении изрядно его успокоила, теперь он мог проанализировать причины ночного происшествия – чем немедленно и занялся. Он пошел на кладбище домашних животных, потому что в его сознании оно было связано с другим сильным стрессом. Оно было причиной серьезной ссоры с женой… вдобавок к тому, рассуждал Луис с нарастающим возбуждением, оно ассоциировалось у него с непростым разговором с дочерью, когда та впервые столкнулась с идеей смерти, а вчера вечером его собственное подсознание тоже было захвачено этой идеей.

Мне еще повезло, что я благополучно добрался до дома – даже не помню, как это было. Наверное, дошел на автопилоте.

И хорошо, что дошел. Ему страшно было представить, как он проснулся бы утром на могиле котика Смаки, растерянный, мокрый от росы и, вероятно, напуганный до полусмерти… а уж как бы перепугалась Рэйчел!

Но теперь все закончилось.

И все, можно об этом забыть, подумал Луис с несказанным облегчением. Да, а как же слова, которые он произнес перед смертью? – отозвалось у него в голове, но Луис быстро прогнал эту мысль.

Вечером, когда Рэйчел гладила белье, а Элли с Гейджем смотрели по телевизору «Маппет-шоу», сидя рядышком в одном кресле, Луис сказал Рэйчел, что хочет пройтись, подышать свежим воздухом.

– Но ты вернешься, когда я буду укладывать Гейджа? – спросила Рэйчел, не отрываясь от глажки. – Ты же знаешь, он быстрее засыпает, когда ты рядом.

– Да, конечно, – ответил он.

– Ты куда, папа? – поинтересовалась Элли, не отрываясь от телевизора, где мисс Пигги как раз собиралась засветить в глаз лягушонку Кермиту.

– Просто пойду погуляю, солнышко.

Луис вышел из дома.

Через пятнадцать минут он уже стоял на кладбище домашних животных, с любопытством оглядываясь и борясь с сильным ощущением дежа-вю. Вне всяких сомнений, он побывал здесь ночью: надгробие котика Смаки было повалено. Луис его свалил, когда к нему приблизился призрак Паскоу, в самом конце той части сна, которую он запомнил. Луис рассеянно поправил упавшую плиту и подошел к куче валежника.