– Вот дерьмо, – опечалилась Сьюзи. – Три года!

– Это что, шеф? – спросил Кельвин. – Началась война, а нам ничего не сказали?

– Я об этом не слышала, сэр, – ответила старлей. – Просто следуйте за мной.

Кельвин кивнул и повернулся к Сьюз.

– Отведи «Бродягу» обратно при первой возможности. Ты и Сал летайте вместе, за штурвалом по очереди. И берите с собой Сима и Саула, дублеры не помешают. Я вернусь, как только пойму, что это такое. Да, и скажи Сьюзан-старшей, пусть не беспокоится.

– Ты собираешься туда идти? – нахмурилась Сьюз.

Кельвин пожал плечами.

– Ты же слышала. Я забыл, что ТООСЗ хранят данные обо всех ветеранах Марсианского Вторжения в резервных списках, а Мировое Правительство, я полагаю, просто проводит ревизию. Я не могу не пойти. Но вряд ли им надолго понадобится пилот, которому уже перевалило за пятьдесят.

– Меня просили поспешить, сэр, – напомнила лейтенант. – Если вы не против.

– Ведите, – сказал Кельвин. – Увидимся, Сьюз.

Терминал был запружен шахтерами, обгоняющими друг друга, пытаясь поскорее миновать автоматическую систему прибытия. Вместо того, чтобы встать в одну из очередей, офицер провела его через VIP-выход, где двое венерианских полицейских проверили ее пропуск и указали им следовать по движущейся дорожке, которая бежала через туннель предварительной очистки, где их обработали противогрибковыми препаратами, затем через пост автоматической проверки документов. Наконец дорожка вынесла их через медленно растворившиеся старинные двери на автомобильную стоянку, где их тут же охватила венерианская удушливая сырость. Кельвин достал платок из нарукавного кармана комбинезона, вытер моментально выступивший на лбу пот и обвязал платок вокруг носа и рта, чтобы воспрепятствовать попаданию туда спор из воздуха. Таблетки хорошо защищали от того нежелательного, что могло попасть с пищей и воздухом, но Кельвин полагал, что и физический барьер на пути инфекции пойдет на пользу.

– Так что вы мне можете сказать сейчас, когда рядом нет гражданских, шеф?

– Ничего, сэр, – ответила она.

Подняв руку, она дождалась, пока из гаража выехала машина. Еще два офицера Орбитальной Охраны вышли им навстречу, видимо, на тот случай, если Кельвин решит сбежать.

Не то чтобы он не мог сбежать. Но на Венере некуда бежать, по крайней мере надолго скрыться невозможно. И уж точно у него не было никакого желания прятаться.

В то время как космопорт имел довольно приличный вид, остальная часть порта Венера находилась в запущенном состоянии. Вдоль условной сетки плана, которая была перекошена, скручена и забыта вот уже почти сто лет, выросли массивные купола пяти экспедиций, под каждым из них сейчас стояли сотни домов, заводов и фабрик. Между куполами были разбросаны здания всевозможных стилей: от разборных коробок неопластовых жилищ до шестиэтажных особняков из местного кирпича цвета слизи; брошенные суда попадались так же часто, как и дома, здесь встречались и популярные некогда юрты местных ловцов ящериц, на стальном каркасе, которые можно быстро переместить на другое место, если того потребуют обстоятельства.

Как и ожидал Кельвин, ни в одно из этих мест лимузин не отправился, а поехал на принятой тут максимальной скорости в двадцать километров в час по Центральной аллее по направлению к образно называемому Каменным Фрегатом Центру оперативной разведки «Афродита»; водитель полагал, что его ярко-желтые мигалки позволят очистить дорогу от идущих по ней шахтеров, проституток, попрошаек, пророков, карманников и всех остальных, кто тут шел, ковылял и шатался, но шоссе по-прежнему оставалось запруженным народом – быстрого автомобильного движения тут не было никогда.

Лимузин не доехал до «Афродиты». Перед главными воротами Каменного Фрегата автомобиль свернул с трассы направо и поехал по неровному треку, идущему вдоль внешней стороны забора десятиметровой высоты.

– О, только не это, – сказал Кельвин, вытягивая шею, чтобы взглянуть через лобовое стекло, уже покрытое оранжевыми пятнами грибков. – Какая-то совершенно нелегальная операция, верно?

– Нет, – ответила офицер, – вы должны встретиться с кем-то, кто не может быть подвергнут стандартной процедуре противогрибковой очистки на нашей базе. Легче встретиться с ним здесь.

Кельвин обмозговывал сказанное, пока машина продолжала двигаться по периметру. Вокруг забора пятидесятиметровая зона отчуждения, но вряд ли она была здесь нужна, городские строения разрастались в противоположном направлении. Неподалеку стояли только несколько лачуг. Построенные из подручных материалов, они ютились среди джунглей, возвышаясь над трехметровыми зелеными вершинами безобидных грибов, которым посчастливилось не быть вырубленными, сожженными и опыленными химикатами.

Он ожидал, что теперь они направляются к одной из этих лачуг, и снова был удивлен, когда автомобиль повернул и впереди показался временный лагерь посреди голой красной земли запретной зоны: пять небольших куполов вокруг бронированного гусеничного автомобиля, на выходах из куполов дежурили часовые.

Рядом с одним из куполов стояла привязанная ездовая ящерица, ее голова закрыта, а синий живот обернут довольно нелепым шотландским обогревательным пледом, который был подключен к большому флотскому блоку питания, находящемуся рядом с ней на тележке.

Кельвин вздрогнул при виде ящерицы не потому, что боялся динозавров, хотя она сильно напоминала аллозавра. Он догадался, что означало ее присутствие.

Порт Венера был построен на плато Вэйвэн, на высоте пять тысяч метров над тем, что называли Трясиной, – над болотом, простиравшимся во всех направлениях на тысячи километров. Оно становилось все жарче и таинственнее, чем ближе подходило к экватору. Ящерицы населяли наиболее удаленные уголки Трясины и никогда не приближались к относительно прохладному плато, разве только по воле человека. Люди, которые разводили в Трясине ящериц и других животных, приходили в порт Венера лишь затем, чтобы купить что-нибудь. На болотистых пространствах возник социум, который частично отделился от современной цивилизации, пытаясь вписаться в экосистему Венеры. Жители Трясины не желали превращать Венеру в подобие Земли. Помимо поселенцев, разводящих животых, там жили люди, зашедшие еще дальше в своих попытках адаптироваться к Венере, такие казались Кельвину крайне экстравагантными.

Автомобиль остановился, дверь распахнулась, и женщина-офицер указала ему на купол, рядом с которым находилась ящерица.

– Идите туда, командир. Вам все объяснят.

– Про это? – усмехнулся, обводя взглядом купола, Кельвин. – Мне объяснят все?

– Все, что вам нужно знать, сэр. – Офицер подмигнула. – Конечно, больше, чем только про это.

– Конечно, – кисло ответил Кельвин. – Спасибо, шеф.

Он спустился вниз, отметив, что, кроме часовых, никто не выходил за пределы купола. Но не было никакой серьезной попытки сохранить секретность, весь лагерь был виден с края города, и любой прохожий мог видеть лагерь и, что более важно, мог видеть Кельвина. Так что скорее всего его не привлекут к какой-нибудь грязной операции, которую все будут потом отрицать. Это был весьма отрадный факт, как и то, что никто не забрал у него тепловой луч и парализатор.

Купол был новый, только из контейнера, и, к удивлению Кельвина, обе его шлюзовые камеры оказались открыты, что позволяло сырости, спорам, переносимым воздухом, и общему дискомфорту свободно проникать внутрь. Это казалось странным, ведь весь смысл куполов – в том, чтобы обеспечить абсолютно автономную и кондиционируемую среду. Кельвин вошел внутрь и тут же понял, почему двери распахнуты настежь. Внутри находились три женщины, склонившиеся над столом с картой-дисплеем. Две из них являлись офицерами ВКФ Земли: капитан ВКФ, вероятно, из «Афродиты»; лейтенант в открытом венерианском камуфляже, с охотничьим тепловым лучом в кобуре и ремнем с подсумниками, несомненно, содержащими разработанное на Земле новейшее, но бесполезное спасательное снаряжение.