Ректор говорит, я вежливо киваю голо-вой, недоумевая, какое отношение все это имеет ко мне. Оказалось, самое прямое.

- Мы хотим, чтобы вы его переводили во время работы и на занятиях, - завершает ректор свою гладкую речь.

От такого поворота я несколько растерял-ся (интересно, кто же это рассказал ему о нашей беседе с Миттлайдером?).

- Но я ничего не понимаю в сельском хо-зяйстве и даже не знаю терминологии, - пыта-юсь хоть как-то отбиться. Ну никак не улыбает-ся мне менять тихую жизнь за пишущей машин-кой на беготню по полям и огородам.

- Ничего, освоите. Вы ведь работали уст-ным переводчиком? -

- Да, работал. -

Как ни отбрыкивался, но оказался я в кампании Миттлайдера и двадцати его подопеч-ных, которых доктор обучал таинствам своего метода. Программа имеет шумный успех. Вок-руг нас толпами роятся журналисты, постоянно какие-то телевизионные бригады крутятся. Каждый день в семинарию приезжают просто любопытные, желающие посмотреть, что можно выращивать в России (а посмотреть есть на что). Из Москвы приезжают, из Тулы - откуда угодно.

Миттлайдеру семьдесят три года – ровес-ник Октября. Для своего возраста отличается со-вершенно невероятной энергией. Адвентисты вообще по большей части вегетарианцы, но Миттлайдер переплюнул всех. Он не ел ни ры-бы, ни мяса, не употреблял молока и молочных продуктов. По-моему, он вообще питался одни-ми семечками. В сентябре профессор уехал до-мой, взяв с руководства семинарии обязательс-тво построить одно и другое, и третье.

В январе дед неожиданно прилетел, что-бы проверить, как идут дела. Уже со второго дня стало ясно - что-то с ним происходит не то. Миттлайдера шатает, его все время почему-то ведет влево. Вначале посчитали, что старик просто не пришел в себя после долгого пере-лета. Потом уложили его в постель и вызвали местных врачей. Врачи бодро сказали, что чело-век, мол, пожилой, устал и нужно какое-то вре-мя полежать.

На следующий день поздно вечером рек-тор звонит мне домой.

- Юрий, доктору Миттлайдеру плохо. Мы отправляем его в Тульскую областную больни-цу. Вы не могли бы поехать с ним и остаться там на несколько дней? -

В Тулу мы ехали ночью на расхлябанном "Рафике", в котором жутко воняло бензином. Лежа на носилках, Миттлайдер говорил о работе и планах на весну. Я же всем сердцем надеялся, что не потеряю сознание в этом угарном чаду, и нас не придется выносить из машины обоих.

Миттлайдер человек одержимый и кроме работы ни о чем другом говорить и думать не может. Свой метод он разработал в начале шес-тидесятых. После этого объехал весь белый свет, причем далеко не самые радужные его уголки. На его боевом счету три года работы на Новой Гвинее, потом остров Фиджи, потом Аф-рика - Руанда, Намибия и другие блаженные места. Мексика, Колумбия, Окинава .... вся география. И так почти тридцать лет.

В Тулу мы добрались глубокой ночью. Больница, естественно, переполнена, и нас втис-нули в челюстно-лицевое отделение - в одну палату. С утра деда повезли в диагностический центр.

Все разворачивалось по классическим со-ветским канонам. Для переноски носилок выде-лили четырех пациентов челюстно-лицевого от-деления. Клиентура в этом отделении специфи-ческая, в основном люди трудной судьбы, жерт-вы уличных баталий и семейных драк.

Итак, деда накрыли потертым серым одеялом и спустили на носилках вниз в вести-бюль. Там носилки аккуратно поставили попе-рек входа, а угрюмые челюстники пошли выяс-нять, должны ли они ехать вместе с нами. Выяс-нение затягивается, а между тем входящие и вы-ходящие переступают через лежащего на носил-ках профессора. Наконец упрямых челюстников уговорили и после неловкой суеты они выносят Миттлайдера из больничного корпуса - вперед ногами.

В диагностическом центре все выдержа-но в тех же тонах. Носилки поставили в вести-бюле и про нас забыли. Я пытаюсь объяснить, что это доктор, всемирно известный специалист, но тетка в несвежем халате тут же ставит меня на место.

Тульский диагностический центр открыл-ся совсем недавно и оборудован самой совре-менной американской техникой. Первым этап - томографическое сканирование мозга. Сижу ря-дом с проводящей томографию женщиной-вра-чом. Прошлым летом она приезжала посмотреть нашу программу и знает Миттлайдера. Смотрю на дисплей с ощущением нереальности. Через стекло виден лежащий Миттлайдер. Над голо-вой его что-то вроде арки. А на экране в то же время вижу внутренность мозга. Какие-то щел-кающие и жужжащие звуки. Через какое-то вре-мя врач вздыхает:

- Жалко. Какой хороший человек. -

- А что такое? -

- У него опухоль мозга. -

- Это безнадежно? -

- Да, он может прожить еще несколько дней, может быть, неделю. -

Вот так. Смотрю на Миттлайдера. Очень тяжелого, неуживчивого характера старик. И со-вершенно редкий для нашего времени идеалист, который не только мечтает накормить все чело-вечество, но ради этого полжизни провел вдали от своей уютной, чистенькой и благополучной Америки. Он живет, но уже приговорен. Как-то трудно такие вещи воспринимаются.

Пока мы были в диагностическом центре, для Миттлайдера освободили палату в хирурги-ческом отделении. Для меня тоже выделяют осо-бую палату - с телефоном и холодильником. Что-то вроде люкса для хворых начальников.

Следующие несколько дней для меня со-вершенно сливаются. Дед не спит несмотря на массивные дозы снотворного. Он бредит, потом как бы приходит в себя и опять начинает гово-рить о работе. Потом снова теряет представле-ние о том, где находится, думая, что он в родном Солт-Лейк-Сити.

Мне пришлось взять на себя обязанности няньки. Хотя Миттлайдер для больницы особый пациент, но преодолеть советскую организацию труда совершенно невозможно. Она успешно сопротивляется всем усилиям персонала.

Однажды, перенося деда на кровать, я чуть не роняю его головой о стенку. Всякий беспомощный человек становится очень тяже-лым. Я старался поаккуратней положить его, по-терял равновесие и упал на кровать вместе с Миттлайдером, успев только подложить ладонь ему под голову. Потом я узнал, что таких боль-ных вообще нельзя трогать с места.

Сплю урывками по два-три часа в сутки. Миттлайдер не спит вообще, и все время зовет меня - потом опять начинает бредить, принимая меня за кого-то из своих родственников. Старик умирает.

Не знаю, на какой день, но часов в десять утра меня растолкали, сказав, что со мной сроч-но хотят поговорить хирурги. Пытаюсь продрать глаза, а заодно и подавить зевоту. Передо мной два крепких мужика, которые просто излучают ощущение прочности и надежности.

- Скажите, доктор Миттлайдер не упоми-нал о каких-нибудь ушибах или травмах голо-вы? -

Ответить легко. В первую ночь, когда мы ночевали в отделении веселых челюстников, Миттлайдер рассказал, что примерно за месяц до приезда в Союз соседка попросила его обре-зать сучья на деревьях в ее саду. Дед полез на дерево, сук обломился, он упал и ударился голо-вой. Рассказываю все это врачам.

- А он не говорил, с какой стороны го-ловы был ушиб? -

- Говорил. С правой стороны. А что? - в свою очередь спрашиваю я.

- Дело в том, что клиническая картина его состояния не соответствует поставленному диагнозу. При опухоли мозга у него должен раз-виться делирий. А мы этого не наблюдаем. Воз-можно, что у него не опухоль мозга, а гематома. Но чтобы точно сказать, нужно провести еще одно обследование. На это нам нужно обяза-тельно получить согласие доктора. -

Бормочу, что вряд ли удастся сейчас раз-будить Миттлайдера, потому что заснул он только утром и то после большой дозы снотвор-ного.

- Нужно разбудить и прямо сейчас. -

Свое согласие Миттлайдер дает сразу, хо-тя сомневаюсь, что он ориентируется в обста-новке. Его тут же везут на обследование.

Я оказываюсь в крохотной экранирован-ной камере, забитой аппаратурой.

- И что будет?, - спрашиваю тихо.

- Мы ввели ему в кровь особый красящий состав. Если у профессора гематома, мы ее сей-час увидим. -