Большая камера. На деревянном столе вырезано: "Славка! Люблю тебя. Не забывай твою Тигру. 10.01.1983".
- На выход! -
В крохотную камеру набито человек де-сять. Все стоят. Кто-то, закрыв глаза, пытается дремать. Кто-то курит. Кто-то смотрит в дверь широко раскрытыми глазами. Обрывки фраз, в основном, матерных.
- На выход! -
Опять камера, но уже с нарами, на кото-рые забираются прямо в пальто. Уткнув головы в воротники, пытаются дремать. Интересно, сколько сейчас времени? Часа три ночи, не ина-че.
Симпатичный парнишка лет двадцати рассказывает мне, как они залезли в школу по-сольства ФРГ, что украли, за сколько что ушло и где они потом гудели по кабакам.
Потом еще школа какого-то посольства. Опять гудели. Потом рассказ, как его взяли опе-ра в штатском - прямо на Новом Арбате, у кафе "Метелица". Завершает воспоминаниями, как его били на следствии. Зачем он мне все это рассказывает? Наверное, просто нужно выгово-риться. Тем более, что парнишка знает, что сей-час нас выдернут в разные стороны, и больше мы никогда не встретимся.
- На выход. -.
Наконец-то суматошная беготня закан-чивается. Получили сухой паек – две большие соленые селедки, кусок черняги и кулечек с са-харом.
Вот и вагон – знаменитый "столыпин". Слева проход, как в обычном вагоне. Только ок-на мелкой сеткой взяты. Справа купе или каме-ры, как хотите, так и называйте. По размерам это купе, только без окна. По обстановке – ка-мера. Полки в три ряда. Нас в "купе" человек пять, поэтому ехать вольготно.
По коридору снует солдат в расстегнутой гимнастерке. На отвисшем вниз ремне кобура с пистолетом. С грохотом открывает камеры-купе, матерясь, выводит в туалет. Потом, матерясь, за-водит обратно.
Едем около суток. Подолгу стоим, потом опять едем, потом опять стоим. Наконец, стоп. Прибыли.
Морозное утро. Серые, не выспавшиеся, заросшие щетиной лица. Снаружи звонкий мо-лодой голос: - Бегом! Бегом, мать вашу пере-мать! -
Моя очередь.
- Бегом, мать… мать… мать…! -
Спрыгиваю с подножки прямо на землю. Метрах в двадцати стоит "воронок". Между ва-гоном и "воронком" двумя рядами солдаты с ав-томатами наизготовку. У некоторых на поводке овчарки.
Автоматы направлены на меня. Овчарки басовито лают в мою честь. Странноватое ощу-щение.
"Воронок" забит до отказа. Оказывается, мы в Иваново. Точнее, зона находится в Кохме – это пригород Иваново. Хотя мне эти географи-ческие нюансы абсолютно до лампочки. А вот и интересные новости – зона местная и голодая. Это хреново.
На вахте нас сортируют. С деловым ви-дом разгуливают прапора. Очень характерный местный выговор с нажимом на "о".
Перед нами офицер. Произносит краткую речь. Суть ее в том, что сейчас нас распределят по отрядам. В каждом отряде есть два отделения – "воровское" и "мужицкое" (хотя он выражает-ся иначе).
- Каждый из вас должен определиться сейчас, куда он пойдет. И чтобы потом не бега-ли с жалобами. -
Начинается суета. Выкликают фамилии; что-то получаем, что-то сдаем. Получаю черную телогрейку, куртку со штанами, шапку и тяже-лые ботинки. Переодеваюсь, сдаю вольную одежду.
Маленький шустрый прапор напевает те-норком: "Малиновки заслышав голосок, при-помню я забытые свиданья…."
Зеки в хорошо подогнанной черной робе. С прапорами общаются запросто. Высокий зек подходит к нам:
- Москвичи, значит! Ну, сегодня ночью вам пиздец придет. Посмотрим на вас завтра, - улыбается.
Весело.
Офицеры в шинелях и без шинелей. Вы-кликают мою фамилию. Сидящий за столом ка-питан задает вопросы. Потом говорит: "В пер-вый отряд".
Вернувшись в толпу, я сразу узнаю, что первый отряд – единственный, где верх держат москвичи. Посмотрим, что дальше.
Зек в начищенных кирзачах ведет нас троих в отряд. Заходим в локалку, потом в ба-рак. Мне определяют место – в середине на верхней шконке.
Прибыл.
Кохма – это, если мне не изменяет па-мять, две с половиной тысячи зеков.
От вахты слева вход в промзону, вправо – в жилую зону.
С одной стороны бараки администра-тивные: столовая, котельная, баня, медчасть, библиотека. С другой стороны, за локалками двухэтажные жилые.
Локалка, это высокий забор из металли-ческих прутьев – как в зоопарке перед клетками с хищниками. Днем локалка открыта, на ночь ее запирают.
Барак двухэтажный, но с обитателями второго этажа у нас разные локалки и разные входы. Поэтому общаемся мы в основном с третьим отрядом, с которым делим этаж и ло-калку.
Наш отряд – две больших помещения. Слово "комната" здесь не очень уместно. Одно помещение – "воровское" отделение, другое "мужицкое". По штату вместимость нашей сек-ции семьдесят шесть человек. В реальности же сто тридцать пять.
Занимаюсь своей одежкой. Как пола-гается, нашил на грудь белую тряпку с номером отряда. Мое личное имущество составляют зубная щетка и восемь пачек "Дымка".
Первую пачку расстреливают сразу. Я еще не могу сориентироваться, как себя вести. Попыхивая моим "Дымком", молодой парень дает единственный и самый ценный совет:
"Почаще мойся, держи в чистоте шмутки, никому ничего не обещай". -
Это уже кредо. Для начала вполне доста-точно.
Два дня новенькому дают возможность отоспаться и прийти в себя. Постепенно осва-иваюсь и осматриваюсь.
У дальней стены барака спят аристокра-ты из совета отряда. Чем ближе к выходу, тем меньше твой вес в этом обществе. Нижняя шконка почетнее верхней.
Меня определили сверху в самой середи-не барака. На две составленные вместе кровати три обитателя. На ночь через проход перекиды-вают деревянные щиты или полати, даже не знаю, как назвать. На них тоже спят.
Ближе к выходу пожилые мужики-ра-ботяги. Еще дальше – люди опустившиеся и переставшие за собой следить. Это "чухны". Рядом с ними, с самого края, прямо напротив входа два пидора – Марина и Наташа.
Нужно искать свое место в этом стран-ном мире. Все определяется какими-то пра-вилами и обычаями, но правила эти расплыв-чаты и ускользают от четкого понимания. На-рушение их, однако, грозит потерей уважения, чего здесь допускать нельзя.
Несомненны только некоторые запреты, например ни в коем случае нельзя открывать чужую тумбочку. Это приравнивается к кры-сятничеству (последствия могут оказаться очень и очень прискорбными). Еще один запрет – нельзя становиться на пол босой ногой. Стя-гиваешь ботинок, снимаешь носок, потом ста-новишься на этот ботинок, потом проделываешь эту же операцию со второй ногой и только после этого забираешься наверх. Откуда такая щепе-тильность? Трудно сказать. Обстановка вроде не располагает. В комнате плотными клубами пла-вает сизый дым. Окурки бросают прямо на пол. Шнырь уберет. При такой скученности нет спа-сения от вшей. Да, от тех самых. Ведь пидоры и чухны за собой не следят, а спят все впритык друг к другу. Поэтому вошь гуляет вольно и свободно.
Вначале появляются гниды. Потом на-чинаешь чесаться. Каждый вечер снимаешь с себя всю одежду и, сидя на шконке, вниматель-но просматриваешь каждый шов. И каждый раз находишь эту погань. Спасения от них нет. Можно только почаще стираться и проглажи-вать одежду, особенно швы. Но это все на день – два, потом играем все сначала.
Так и сидят каждый вечер, ищутся, как обезьяны.
К нашему отделению примыкает "во-ровское". По неписаным законам мы не ходим туда, они не ходят к нам. Но это правило не очень-то соблюдается. Братания нет, но какие-то деловые контакты существуют.
Наша зона общего режима. Максималь-ные срока у "аварийщиков". Это шофера, кото-рые при аварии кого-то искалечили или убили. Самый большой срок на зоне – тринадцать лет. Мужик на самосвале спьяну чуть ли не целую автобусную остановку ликвидировал.
