Окошко продолжало светлеть, потом и солнце проглянуло — поползло квадратиком по стене.

Гарольд бегал взад-вперед по подвалу, что-то вынюхивал — изучал обстановку. Он ведь любопытный очень, как и все хорьки. Я только успевала голову поворачивать: он то прятался за кучу мебели, то пробегал по трубе под самым потолком, ловко перескакивал с нее на доски, спускался вниз. Затем юркнул в кучу валявшихся на полу пластиковых штук, выскочил с противоположной стороны и побежал ко мне.

А во рту у него — о господи, я даже не сразу поняла, что это такое! Он тащил мышь!!! Большую и, кажется, мертвую!!!

Не завизжала я только потому, что был заклеен рот.

Он подбежал вплотную, бросил мышь передо мной и уставился на меня с довольной мордочкой — наверное, ждал похвалы. Я замычала («Убери! Убери это немедленно!!!») и, насколько могла, постаралась отползти от «подарка».

Хорек с недоумением взглянул на меня, мне показалось, что даже пожал плечами — подхватил мышь и побежал под стол. Я отвернулась — понятно, что он хищник, но смотреть, как он ее ест, не хотелось. Хватило и того, что я это слышала.

Насытившись, Гарольд снова влез ко мне на колени и свернулся клубочком. Но не прошло и нескольких минут, как он вдруг вскинулся, прислушался — соскочил с колен и опрометью бросился к доскам.

Тут и я услышала шаги на лестнице.

На этот раз Аронсон, похоже, был трезв. Симпатичнее от этого он не стал. Правая рука в том месте, куда вцепился Гарольд, была заклеена пластырем, но никаких следов укуса на лице я не заметила.

Он взглянул на меня и нахмурился, словно я была неприятной помехой, которую он не ожидал здесь увидеть. Подошел, присел на корточки и резким движением сдернул с моего лица липкую пленку.

Я вскрикнула от боли: за ночь она присохла к губам и, казалось, отодралась вместе с кожей.

— Еще раз вякнешь — по морде получишь! — злобно посулил он. Верхняя губа у него подергивалась, как у скалящейся собаки. — Понятно?

— Понятно… Попить дай!

— Обойдешься! Откуда ты про нас узнала?

— Да я ничего не знаю! Я журналистка! Просто…

— Не ври! — он хлестнул меня по лицу тыльной стороной ладони. — Отвечай! — снова занес руку.

— Я… ноутбук купила. Чужой. Там письмо было. Об остальном сама догадалась. Я журналистка, понимаешь, я…

— Я-асно, — протянул Аронсон, перебив меня. — А этот, в сумке, кто был?

Мне удалось наконец рассмотреть, куда его Гарольд укусил — оказывается, в ухо. Там до сих пор была видна запекшаяся кровь, но совсем немного.

Жаль, что немного! — не смогла я удержаться от злорадного чувства.

— Фретка.

— Из Африки дрянь какая-то, что ли? — вслух удивился он.

Я не хотела говорить, что на самом деле это всего лишь домашний хорек. Стоит Аронсону догадаться, что Гарольда можно выманить — на мясо, скажем — и… даже думать об этом было страшно, сразу вспоминалась вчерашняя лопата.

Но, похоже, на самом деле Гарольд его интересовал мало. Взглянув на сорванную с моих губ ленту, он отбросил ее в сторону — встал, взял со стола рулон и оторвал от него новый кусок.

— Послушай, но это же твой сын! Сын! — осмелилась сказать я. — Неужели для тебя деньги важнее всего?!

— С него не убудет! — огрызнулся Аронсон и, прежде чем я успела еще что-то сказать, снова заклеил мне рот.

Я была вынуждена молча смотреть, как он вытряхнул на стол все содержимое моей сумки, поворошил вещи — забрал кошелек, ключи от машины и пошел к лестнице.

Пить он мне так и не дал.

Стоило ему уйти, как Гарольд вылез из-за досок и снова принялся деловито рыскать по подвалу. Молодец он, сразу сообразил, что от этого типа нужно держаться подальше!

А я вот не сообразила…

Наверняка героиня любого боевика, случись ей оказаться в этом подвале, нашла бы уже десяток способов отсюда выбраться. Но мне ничего в голову не лезло — только то, как пить хочется, как голова болит и как неудобно и жестко сидеть на этом бетоне.

Вначале я смотрела, как хорек шныряет вокруг мебельной кучи и сует нос во все щели, потом глаза у меня стали постепенно слипаться. Все-таки я всю ночь не спала, а к холоду то ли уже притерпелась, то ли днем не так холодно было, как ночью…

Очнулась я от того, что Гарольд весьма чувствительно пробежал по моим ногам. Он хоть и легкий, но когда хочет — как слон топает.

Вскинула голову — он стоял совсем близко, выжидательно на меня глядя. А в зубах у него был… сотовый телефон! Мой собственный сотовый — со стола, наверное, стащил, куда Аронсон вещи из сумки вытряхнул.

Гарольд обожал воровать у меня сотовый — специально, чтобы я за ним погонялась и поотнимала. Носился с ним по дому, оборачивался с задорной мордочкой: «Ну поймай, поймай меня!» — и нырял куда-нибудь за диван. А потом, когда ему надоедало, бросал телефон где попало.

Мы оба знали, что это игра, но иногда я жутко злилась, когда приходилось аппарат из-под шкафа шваброй выгребать!

Вот и сейчас хорек решил, наверное, расшевелить меня: ну чего я целый день на месте сижу?! — и принес знакомую «игрушку». Я же смотрела на него, как на чудо, на ангела господня. Во мгновение ока во мне проснулась надежда: если у меня будет телефон, я смогу позвонить, позвать на помощь!

Гарольд нетерпеливо топтался возле моих ног, готовый в любой момент сорваться с места и удрать вместе с аппаратом. Этого нельзя было допустить ни в коем случае!

Эх, если бы я могла посвистеть! Он у меня приучен на свист прибегать и на плечо забираться — я его за это обычно сухим печеньем угощаю.

А может, другой похожий звук сойдет?!

И я взвыла, как могла тоненько и жалобно, мысленно умоляя его: «Миленький, ну пожалуйста, подойди ближе!» — со стороны это, наверное, напоминало собачий скулеж.

Гарольд от удивления наклонил голову, ушки встопорщил: что это со мной?! Я запищала еще жалобнее.

Он подошел ближе. В ответ я вдохновенно проскулила какое-то подобие вальса из «Спящей красавицы», закончив его на высокой ноте.

Возможно, тонкий ценитель музыки и счел бы эти звуки режущим ухо воем — но у Гарольда от восторга аж челюсть отвисла. Выронив телефон, он полез мне на колени, ткнулся носом в лицо: «Еще, еще давай!»

Я тут же прихлопнула аппарат ногами. Еще пару раз пискнула Гарольду, чтобы его совсем уж не разочаровывать, и заерзала, спихивая его с колен. Мне было не до него — предстояло решить еще одну непростую задачу: подтянуть к себе телефон, лежавший под лодыжками.

Как ни странно, справилась я с ней достаточно легко — легла набок и связанными ногами осторожно пододвинула аппарат: одно резкое движение, скользнет по полу, отскочит — и поминай как звали! В результате он оказался под коленями. Я перевернулась на другой бок и повторила маневр, на этот раз подтащив телефон коленями к животу.

Еще пара минут — и вожделенный аппарат лежал у меня перед самым носом! И только тогда я впервые задумалась: а дальше-то что делать?! Ладно, номер можно попытаться носом набрать (хорошо, что у меня простой аппарат, а не модный, с откидывающейся крышечкой) — но говорить с заклеенным ртом как?!

Увы, издаваемые мною сдавленные звуки едва ли могли сойти за членораздельную речь. Неплохо получалось лишь некое подобие «угу» или «ага» — звучало оно как «ы-ы», но при желании нетрудно было понять, что это знак согласия.

Негусто! Но делать нечего — нужно обходиться тем, что есть.

Для начала я нажала носом кнопку — экранчик послушно загорелся. Ага, получается!

Теперь — куда звонить? В полицию — бесполезно, услышав мое мычание, они просто повесят трубку. Нет, решила я, звонить нужно тому, кто хорошо меня знает — то есть Стивену. Он умный, он сразу поймет, что это я и что я попала в беду! Да и позвонить ему проще простого: его номер должен быть в «списке последних набранных номеров», я ему вчера вечером сообщение оставляла!

Я тщательно прицелилась и клюнула нужную кнопку — на экране высветился список. Теперь третий по порядку номер нужно выбрать — черт, телефон куда-то в сторону отъехал! — и слева кнопку нажать — «соединить». Как это просто пальцами делать — и как, оказывается, непросто носом!