Впереди одной группы шел Жуан Фернандец, освещая путь фонарем. За ним шли дон Эстебан и его сын. Каждый раз как Жуан поднимал немного фонарь, чтобы осветить дорогу, мутный блеск падал на бледное взволнованное лицо молодого креола. Комедия пьяного веселья, которую ему только что пришлось разыграть перед испанцами, подорвала его нервы. Он молча шагал рядом с отцом, и в голове его шмелиным роем гудели тревожные мысли.
Наконец они вышли из пальмовой рощи на дорогу. Свирепый ветер, дувший с моря, II косой ливень обрушились на маленькую группу отважных людей. Каждый шаг приходилось отвоевывать у разбушевавшейся стихии. Но вот тяжелые башмаки Жуана застучали по деревянной платформе пристани.
— Мы пришли, — сказал он, поднимая вверх фонарь…
Они остановились под навесом. Кругом громоздились бочки, доски, горы пустых ящиков, ржавого листового железа, дырявые лодки, весла и другой хлам. Огромные валы заливали деревянную лестницу и столбы пристани, обдавая кубинцев дождем брызг.
Вскоре подошли и две других группы. Все стояли молча и смотрели друг на друга. У большинства за плечами был привязан большой жестяной сосуд с питьевой водой, а подмышкой виднелся узел. Четыре негра, сопровождавшие беглецов, принесли столярные инструменты.
Дон Эстебан заговорил первый:
— Нунеца и Заморры еще нет. Пора бы им уже приплыть.
— Торнадо, должно быть, захватил их в дороге. Как бы они не утонули… — прошептал Жуан.
— Будем надеяться, что с ними ничего плохого не случилось. А пока, братья, возьмемся за работу, — сказал дон Эстебан.
Кубинцы направились к стене, где стояли огромные выбеленные мелом бочки из-под пальмового масла. Жуан Фернандец поднял один из пустых ящиков и достал спрятанные под ним два железных котелка с пальмовым маслом. Он зажег свечкой торчащие из котелков фитили. Вспыхнуло яркое пламя.
— Торнадо нам на руку, — сказал он. — В другую ночь эти огни могли бы нас выдать. Сейчас мы в полной безопасности. Не надо только терять времени.
Стукнули молотки, и через несколько минут днища пятнадцати бочек были выбиты и упали на землю. В руках у кубинцев блеснули острые буравы, и долгое время ничего не было слышно, кроме шума усиливающегося дождя, скрипа дерева, в которое вгрызались буравы, и ускоренного дыхания работавших людей.
Через два часа почти все бочки были готовы. Они были окружены двойным рядом маленьких отверстий; поднимающийся над дном край клепки делал отверстия почти незаметными. В некоторых местах около обручей просверлили еще дыры, затем осторожно расширили щели между отдельными клепками, облегчая доступ воздуха.
Закончив работу, люди молча стряхнули стружки со своей одежды, смели их в самый темный угол и снова собрались вместе.
— Их еще нет. Что теперь делать? — глухо сказал один из кубинцев.
— Ждать! — коротко ответил дон Эстебан.
— А что, если они не приедут совсем? — угрюмо спросил Корезма.
— Да, а если не приедут? — повторили несколько голосов.
— Братья, до рассвета еще далеко, — твердо сказал дон Эстебан. — В такой ливень нас никто не потревожит. Подумайте, они, может быть, напрягают последние силы, борются со смертью, чтобы только присоединиться к нам. Мы должны их подождать.
Жуан погасил огни. Кубинцы опустились на землю, оперлись головой о бочки и снова замолчали.
Прошел час. Все сидели неподвижно как статуи, Но вот со стороны мола послышался треск веток и быстрый топот. Внизу среди прибрежных зарослей замелькал слабый огонек.
— Какие-то люди идут вдоль берега. Они направляются сюда… Мы погибли! — прошептал Жуан.
Кубинцы забились в угол и там, прижавшись к стене, задерживая дыхание, ждали. Шаги становились все яснее, Слышно было тяжелое дыхание приближавшихся людей. Вдруг они остановились.
Беглецы увидели, как фонарь поднялся вверх, и в тот же миг до них донесся протяжный свист.
— Это Нунец и Заморра! — радостно крикнул дон Эстебан.
Жуан поднес спичку к фитилям котелков, они вспыхнули ярким пламенем, и при свете их кубинцы увидели двух человек, входивших на пристань. Одежда их была изорвана в клочья, облеплена грязью и черной тиной. Широко раскрытым ртом они жадно хватали воздух, лица их были залиты потом, водой и кровью.
У Заморры, высокого пожилого негра, голова была обвязана окровавленным куском рукава, остатки которого висели на его плече. Чернобородый гигант Нуиец стоял твердо на ногах, но дышал с трудом.
— Друзья! — воскликнул Заморра при виде выбегавших навстречу кубинцев и рухнул на землю.
Все бросились приводить его в чувство.
— Мы уже думали, что это чужие.
— Что с тобой, Заморра? Ты ранен?
— Торнадо потопил наше каноэ, — сказал негр, открывая глаза. — Мы едва спаслись… Что за ночь… Нас выкинуло на берет около фермы Лорана…
— И вы шли оттуда пешком?
— Пешком, где было возможно. Где нельзя было итти по земле, шли по воде. Хорошо, что мы с Нунецом плаваем как рыбы.
— Вам надо переодеться, нельзя оставаться в мокром платье. Это верная смерть, — сказал дон Эстебан.
— Все пошло на дно вместе с каноэ и узлы, и припасы, и питьевая вода… Фонарик я спас, потому что он был перекинут у меня за спиной, — говорил Нунец.
Двое провожающих негров сняли с себя одежду и в одно мгновение сменили ее на лохмотья пришедших. Жуан Фернандец нашел среди хлама две пустых жестянки, налил в них питьевой воды из других посудин, достал из своего узелка и из узелков товарищей по нескольку печеных бананов и по горсти вареной кукурузы. Таким образом Нунец и Заморра были снабжены всем необходимым в дорогу.
— А теперь, братья, подадим друг другу руку в последний раз на этой земле. Вскоре мы увидимся как свободные люди, — торжественно сказал дон Эстебан.
Беглецы простились друг с другом и с остающимися.
Первым вполз в бочку старый седой негр. Бочку закрыли днищем. Раздалось несколько глухих ударов молотка, словно заколачивали гроб. Один за другим исчезали в бочках кубинцы. Наконец остались только Жуан и дон Эстебан.
Первым влез в бочку старый седой негр
Дон Эстебан обнял сына и тоже влез в бочку. Жуан сам закрыл днище его бочки и заколотил ее. Затем старый негр вошел в предназначенную для него временную тюрьму.
Окинув еще раз взглядом ряд призрачно белевших бочек, Рафаэль и четверо кубинцев двинулись в город.
VIII. «Нубия» в порту
Холодную ненастную ночь сменило утро, прозрачное, солнечное. Измятая ливнем трава снова поднялась, распустились на деревьях бутоны. Аромат апельсинов, лимонов и роз поднимался над городскими садами. Тучи ярких птиц носились со звонким щебетом. Большие цветистые мотыльки мелькали над травами словно летучие цветы. Солнце весело играло на сорванных крышах, на развалинах хижин, на изломанных заборах, на расщепленных поваленных деревьях.
Город едва пробуждался, когда в порту раздался пушечный выстрел, и «Нубия» бросила якорь, Это был старый морской пароход, видавший всякие виды. Находившийся посредине палубы пассажирский павильон первого класса придавал ему сходство с верблюдом. «Нубия» везла на черный материк дары европейской культуры — ром, джин, огнестрельное оружие, блестящие побрякушки, а возвращалась нагруженная различными дарами природы — черным деревом, слоновой костью, пальмовым маслом, какао, кофе.
Приход парохода — событие первостепенной важности в сонной жизни обитателей Санта-Изабель. Не прошло и десяти минут, как каменистая дорога к пристани уже была полна народа. Впереди шли рабочие-негры, срок работы которых на острове закончился. Они торопились на пароход, неся на плечах сундучки, наполненные различными товарами, выданными им в качестве заработной платы. От пристани к «Нубии» наперегонки неслись лодки чернокожих рыбаков; крикливые торговки везли на пароход кур, яйца и фрукты.
