Цари династии Шан приносили своим предкам щедрые подношения и полагались на их помощь, считающуюся решающим условием успеха в разнообразных их предприятиях. Разумеется, правители династии Шан точно так же, как цари династии Чжоу, сменившие их, свято верили в божественное происхождение своей власти. Победа над врагами правителям Чжоу досталась силой оружия, но нельзя обойтись без особой оговорки, будто эта сила сама собой преобразовалась в священное право управления завоеванными народами. Обоснование завоевания чужих земель всегда представлялось делом деликатным. Оно обычно требует известной доли мифологии, вложенной в уши народа посредством изощренной пропаганды. Последнее время такая мифология часто принимала вид доктрины «предначертания судьбы»; правители династии Чжоу присвоили своему догмату название «мандата Небес». Под «Небесами» подразумевалось имя высшего божества.
Правители династии Чжоу утверждали, будто они не вынашивали намерений по завоеванию территорий царства Шан. Наоборот, бремя завоевательных походов возложили на них сами Небеса. Почему? А потому что последний царь династии Шан оказался запойным негодяем, угнетавшим своих подданных и пытавшимся обманывать богов, так как не воздавал им должного почтения. За большие прегрешения Небеса возмутились его поведением и лишили своего «мандата» на управление Китаем. Этот мандат небесные правители передали предводителю народа Чжоу, который получил распоряжение Небес на покорение царства Шан и восшествие на его престол.
Нам трудно проверить легенду, посвященную поведению китайских богов, а наши знания об описываемом периоде весьма скудные, тем не менее нам известно вполне достаточно, чтобы эту легенду опровергнуть. Археологические доказательства указывают на то, что последний царь династии Шан на самом деле прожигателем жизни не был. Наоборот, он представляется человеком исключительно энергичным. Никакой вины за пренебрежение религиозным обрядом, вменяемой ему, он не несет, наоборот, он проявлял редкий личный интерес к такого рода ритуалам и демонстрировал большую щепетильность в их исполнении. Но конечно же большой разницы предводители племени Чжоу в этом не видели, если только им удалось убедить народ в своей версии истории. В конечном счете они в этом деле преуспели. Кое-какие документы, дошедшие до нас, представляются буквальной подделкой, изготовленной в то время в интересах пропаганды правителей Чжоу. К тому же существуют причины, чтобы предположить существование раздела литературы династии Шан, компрометирующего такую пропаганду. Она исчезла, и поэтому логично предположить, что сановники династии Чжоу могли ее уничтожить, но основания для обвинения их в таком деянии у нас отсутствуют.
Правители династии Чжоу оправдывали свое покорение народа Шан простым повторением истории. Много веков тому назад, утверждали они, правитель царства Шан, известный как Чэн Тан («Успешный»), точно таким же манером получил назначение на престол волей Небес. Причем пришел он на смену недостойного последнего царя предыдущей династии, известной под названием Ся (при всем наличии многочисленных традиций, посвященных династии Ся, до сих пор не удалось получить археологических свидетельств, с достаточной определенностью подтверждающих ее существование). Такая версия истории обеспечила завоеванию Чжоу прецедент, служащий всего лишь случайным событием в циклическом повторе исторических явлений. Вариант истории царства Шан, составленный по документам одноименной династии, сохранившийся в «Книге песен и гимнов», выглядит несколько иначе. Тем самым появляются подозрения в том, что правители династии Чжоу ради обоснования своих завоеваний переписали целый раздел китайской истории.
В дошедших до нас писаниях Чжоу-гун предстает в качестве главного поборника следования догме, посвященной мандату Небес. Он дальше ее развил в воззвании к покоренному народу царства Шан. Заслуживает особого внимания тот факт, что иногда он обращается к верховному божеству по имени Ди, а в других местах он взывает к Небесам; в то время оба этих обращения использовались вполне свободно. Выступавший от имени царя Чжоу-гун сказал:
«Ди ниспослал наказание на народ Ся, но правитель династии Ся, не мудрствуя лукаво, пребывал в еще большей роскоши, чем прежде, и отказался от утешительного общения со своим народом. Он был человеком распущенным и невежественным, к тому же ни на день не мог подчиниться указаниям Ди. Об этих качествах его натуры слышали все. Ко всем указаниям Ди он относился с присущим ему высокомерием… Применявшиеся им жестокие наказания послужили только усилению беспорядка во владениях царства Ся. Его не заботили беды массы народной… и народные горести и недовольства множились с каждым днем…
В этот момент Небеса подыскали достойного господина для народа царства Ся и предоставили свой мандат светлому вану Чэн Тану, покаравшему и свергшему с престола правителя Ся… Все его потомки до последнего царя династии Шан по имени Ди И прославились достойным способом правления, осмотрительно пользовались наказаниями нерадивых подданных, то есть смогли вдохновить свой народ на большие достижения… Но когда пришло время вашего бывшего правителя [последнего царя династии Шан], он не справился с руководством доставшимся ему множеством княжеств и утратил мандат Небес.
Ах! Тот царь обычно высказывался в таком вот смысле: Слушайте и внемлите мне!…не дело Небес решать судьбу правителя династии Ся или династии Шан[4]. Но ваш правитель… оказался слишком развратным, и он презрел распоряжения Небес… он проявил нетерпимую лень и пассивность, отказывался от участия в работе правительства и приношения искренних пожертвований, поэтому Небесам остается только свергнуть его. <…>
На Небесах тогда занялись поиском на территории множества областей… того, кто способен прислушаться к указаниям, но такого человека не оказалось. Нашелся, однако, наш царь рода Чжоу, достойно обращавшийся с народными массами, обладавший необходимой добродетелью, а также должным образом руководивший обрядом приношения пожертвований духам предков и Небесам. Поэтому с Небес нам пришло указание вверить ему свою судьбу; Небеса выбрали нас и предоставили нам мандат на правление династии Шан над многочисленными вашими уездами».
Невозможно переоценить важность такого представления о жизни для истории китайской политики и китайской философской мысли. С данного момента все китайские мятежники, как правило, стали претендовать на обладание «мандатом Небес». Даже в нашем собственном XX столетии революционную партию доктора Сунь Ятсена одно время называли «Союз ради изменения мандата Небес».
Еще большую важность представляют причины появившегося предположения о том, почему Небеса проявили благосклонность к новому царю. В данном документе просто приводятся слова, а во многих других трудах содержится утверждение о том, что Небеса отвергали правителей за многие прегрешения, и самым тяжким среди них называлось негодное обращение с народом. Отсюда хотя бы теоретически появилось правило, гласящее: правители существуют ради народа, а не наоборот и что властью они пользовались исключительно в силу доверия к ним со стороны подданных как своего рода организаторы. И власти их лишали, если они использовали ее не должным образом. В самом начале такие представления существовали по большому счету в виде теории, а любая теория требует пропагандистского обеспечения. Но оставим придирки. Теория как таковая появилась, и со временем ей суждено будет сыграть свою очень важную роль.
В тот очень далекий от нас период истории, которым мы как раз занялись теперь, уже существовали кое-какие прочие представления, продолжавшие играть большую роль в развитии китайской философской мысли. Начнем с роли семьи в китайском обществе. С древнейшей китайской цивилизации, о которой мы располагаем достоверными сведениями, первостепенная важность семьи представляется категорией бесспорной. В «Шицзин» можно прочесть следующее:
