Вошли боцман Кутузов и старпом Кокорин. Старпом тотчас сел, вынув свою знаменитую коробку. Кутузов, не присаживаясь, спросил:
- Матросов отпускаешь?
Понимая, что не уступить нельзя, Суденко ничего не ответил.
- Сколько времени потеряли! - огорчился боцман, проанализировав его молчание. - А матросов всего трое.
- А Просеков? - напомнил Ковшеваров.
- Не захотел.
- Ты ж говорил, что захотел.
- Пришел к нему с робишкой, а он: "Покажи, как красить, а то я забыл..." Ну, я думаю: "Может, вправду чего?" - взял сухую кисть и нагнулся вот так, чтоб показать... - Кутузов присел, отставив зад. - А он как поддаст ногой! Хорошо, дверь была открыта, выскочил.
Все засмеялись.
- Ты к нему не цепляйся, - сказал старпом. - Это у него последний месяц, матросский. А там, если попадешь на "Агат", он за тебя возьмется.
- Кто его возьмет? А хоть и возьмут, пускай!.. Я от настоящего капитана все снесу. Был бы только капитан... - Толстое лицо Кутузова даже прояснилось, когда он это сказал. - Значит, можно красить, старшинка?
- Крась.
Боцман вышел.
- Что-то ты щедрый сегодня, - заметил Кокорин, приминая табак большим пальцем. - Ну что, нашел "Шторм"?
Старшина подумал, как ему ответить. Просто лгать он не хотел. Но если старпом употребил слово "нашел", то можно было ответить с чистой совестью. Он видел пароход, но это еще не значило, что он его нашел.
- Не получилось.
- Выходит, сбрехал Ефимыч?
- Этого я не скажу. Место для парохода подходящее.
- Просто не увидел?
- Видишь, лампа протекла...
Кокорин посмотрел на лампу, не понимая, какая тут связь. Он привык, что они лазят в порту без света, и, по-видимому, не подозревал, что в воде может быть темно.
- А если б горела, нашел?
- Кто его знает.
- Но ведь вы-то должны знать!..
Вмешался Ковшеваров:
- Вот я тебе скажу, что здесь зверь живет, которого в английском озере ищут. А ты попробуй скажи, что нет?
- Если покажешь, не скажу.
- Тут раз на раз не получается. Или ты его, или он тебя показывать будет.
- Так все-таки?
- За "так" не получится, - безапелляционно заявил Гриша. - Это на осмотрах мы обязаны ишачить. А тут я тебе нс обязан: хочу - полезу, хочу нет.
- А за что полезешь?
- За шабашку - разговор другой.
- Ну, ребята! - Кокорин грузно осел фигурой, как оседает в грунте пятиэтажный дом. - Нельзя же так.
Суденко решил что-то Кокорину разъяснить, чего он, впервые попав на водолазное судно, не знал.
- В этом проливе я спустился только на семьдесят метров, а еще неизвестно, сколько до дна. Пароход может лежать на ста метрах и больше. Чтоб спуститься к нему, нужна специальная дыхательная смесь.
- Я на воздухе спускался на сто, - сказал Ильин.
Такого еще не случалось, чтоб кто-то из водолазов перебивал старшину, когда он говорил. Неприятно удивившись, Суденко продолжал:
- Но даже при наличии гелиокислородной смеси один час работы на такой глубине потребует семичасового рассыщения. К тому же без специального разрешения отряда с допуском доктора физиолога я никого из водолазов не могу пустить.
- Зачем оно?
- А затем, что если он погибнет, - Суденко показал на Ильина, - то это будет неразрешенная, нерабочая смерть.
Кокорин помолчал, но недолго.
- Вас послушать, так вообще... - Он так раскуривал трубку, что щеки ввалились. - Откажемся мы, придут другие.
-"Другие"! - рассмеялся Ковшеваров. - Чтоб ты знал: больше глубоководников в Арктике нет. В Союзе их меньше, чем космонавтов! А "певцы"* глубже своей лужи не ныряют.
* Прозвище портовых водолазов.
- Значит, оставим научные материалы?
Разговаривать с Кокориным было бесполезно. Такой человек, если все летит тормашками, делает ставку на лотерейный билет. Потому что не может жить со спокойным ожиданием грядущего краха. Срыв плана висел у него на шее, а он искал иллюзий в пароходе.
Старшина не удержался, чтоб ему не сказать:
- Ради научных материалов я бы не полез.
- Из-за чего же еще?
- Я хотел узнать, есть ли там пароход.
- Надо смотреть лучше.
- "Лучше", - ответил Суденко, - враг хорошего.
- Значит, будем красить судно, специализированное... - Хлопнув дверью, Кокорин вышел.
Суденко решил-таки переодеться и прошел в уголок для раздевания, довольно уютный, с умывальником, зеркалом, сушильной печью, с портретом красотки из серии "Гибралтар". Обычно печь не работала. Данилыч, судовой электрик, не включал ее на портовых осмотрах. Однако сделал исключение для Полыньи. Почувствовав тепло, Суденко аккуратно разложил на решетках свитер, унты, шерстяное белье. Раздевшись до трусов, посмотрел в зеркало на то место, куда пришелся удар под водой: на спине красовался здоровенный синяк. Чем его стукнуло? Попробуй объясни. Синяк не болел. Видно, боль выветрило глубиной. А была б зацепка сходить к медсестре Рае, с которой встретился возле почты. Пухлая Рая, в голубой юбке... Откуда у нее муж? Все это враки. Он любит Раю, это точно. Почему ему раньше не приходила такая мысль?.. Он чувствовал, как усталость, словно сдавленная пружина, медленно расходится в нем. Полезет он еще или нет? Сейчас он обдумает все спокойно. В воде работают рефлексы, там никаких мыслей нет. Все решаешь за столом. Но для стола надо что-то иметь. А когда, вылезая, ты не выяснил ничего, то ничего с тобой и останется.
Вышел к ребятам.
Увидел, что Ильин вертит в руках лампу, как бы прикидывая, отчего она протекла. Поймав взгляд старшины, он поспешно вставил лампу в зажим и принялся крепить болтом. Хитрить он не умел, да и Гриша тоже. Конечно же они догадывались, что лампа повреждена не случайно. Об этом говорила расплющенность на патроне. К тому же удары были в телефоне слышны.
Ребята ждали от него каких-то слов, но делиться с ними тем, в чем он еще не разобрался сам, старшина не хотел.
- Видели, как я отклонился на косе? - сказал он. - Там баржу притопило, с продуктами.
- Отдай ее мне, - попросил Гриша.
- Бери.
- Добро. - Ковшеваров, усмехнувшись, принял подарок. - После обеда слазаю.
- Разве будет обед?
- Этот утей привез... - Он показал в сторону спящего рыбака. - Дюдькин приходил звать.
- Поесть не мешает.
- Сейчас его личный гарсон принесет.
- Какой гарсон?
- Дружбака приобрел... шмакодявку палубную, - ответил Юрка презрительно.
Тут как раз открылась дверь в пост, и матрос Трощилов пронес дымящиеся миски с утиным бульоном, поставил их на стол. Этот матрос, которого недавно взяли на "Кристалл", был неопрятен, грязен (с мытьем у них всегда проблема), чересчур мал ростом и одет, как огородное чучело. Боцман подобрал ему одежду на вырост, и незастегнутые рукава с нашитой розой ветров окунались манжетами в тарелки. Только ботинки были сопсршенно новые, крепкие, которые боцман тоже выдал с умыслом. Даже на сухой палубе они оставляли резкий след подошв, и Кутузов мог по нему выяснить, где Трощилов, спрятавшись от него, сидит. Странно, что Ковшеваров захотел приобрести такого товарища. За то время, что он отсиживал выдержки под водой, тут произошло много перемен.
- А где третья тарелка? - строго спросил Ковшеваров.
Трощилов, не ответив, цыркнул слюной. Вопрос был задан не по делу: ведь у него две руки. Старшина, поймав на себе его какой-то пугающе-прояснеиный взгляд, перестал на матроса смотреть.
- Я не буду есть, - сказал он. - И вам не советую. Тут пост, а не столовка.
- Неси обратно, - распорядился Ковшеваров.
Матрос, взяв миски, вышел,
- Раз человек набивается в товарищи, надо ему уважить... - Гриша был немного смущен.
- Кого-то он выслеживает, - предостерег Ильин. - Думаешь, он просто так прилип?
- А зачем?
- Дурак знает зачем. Это умному непонятно.
- Отошью, если что... - Ковшеваров поднялся. - Ну, пошли. А то без обеда оставят.
