Вопреки желанию Кидомора, псайкер вновь использовал на нем свой дар. Азек аккуратно закрыл «ворота боли»[72] в позвоночнике товарища, и с обожженных губ легионера сорвался стон облегчения.

— Значит, ты видел это? — спросил Форрикс.

— Да, — кивнул Ариман.

— И как часто сбываются подобные видения?

— В большинстве случаев.

— Не всегда?

— Порой, зная будущее, ты способен изменить его.

— Отсюда следует, — заметил Кидомор, — что тебе открывается не определенное, а возможное будущее, так?

— Я недооценивал тебя, Форрикс, — улыбнулся Азек.

— Как и многие другие. Так я прав?

— Друг мой, у меня нет однозначного ответа. Мы собирали в братствах конклавы, посвященные этим вопросам, но пока не нашли объяснения, которое устроило бы всех.

— Могу дать его, — заявил Железный Воин.

— Ты разгадал тайну, что привела в замешательство величайших мыслителей Тысячи Сынов?

— Опять это ваше высокомерие.

— Прости.

Кидомор покачал головой:

— Нам осталось жить считанные минуты, не трать их на извинения.

— Тогда говори скорее, чтобы я не погиб в неведении.

— Хорошо. Итак, пережив видение, ты или стараешься предотвратить грядущее, или ждешь его наступления. Если то, что ты узрел, — всего лишь потенциальное будущее, то сам акт предвидения изменяет судьбу одним из двух способов. Если ты узнал, скажем, о моей смерти и попытался предотвратить ее, но она все равно произошла, то все события в мире предопределены, и ничего с этим не поделать. Если же тебе сопутствовала удача и я выжил, то выходит, что ты не видел грядущее? Или видел, но воздействовал на него ради моего спасения? Тогда главный вопрос в том, изменяешь ли ты будущее, прозрев его, или возможные варианты будущего изменяют тебя?

Ариман кивнул: ему приятно было слушать рассуждения Форрикса, даже столь элементарные. Неужели Кидомор не догадывался, что светлейшие умы Тысячи Сынов уже сотню раз дискутировали об этом мысленном эксперименте?

— Странный момент ты выбрал для обсуждения вопросов теософии, друг мой, — заметил Азек.

— В Четвертом мне редко выпадала такая возможность, — отозвался Форрикс. — Додекатеон интересует объективная реальность, а не отвлеченные идеи.

— Додекатеон?

— Одна из масонских лож нашего легиона, — пояснил Кидомор. — Место, где строители и стратеги встречаются, чтобы обсудить, какие новейшие теории о фортификациях — их возведении и разрушении, если угодно, — заслуживают особого внимания.

Легионер поднял взгляд, и Ариман увидел по выражению его уцелевшего глаза, что Железный Воин примирился с гибелью. Возможно, в мифах Старой Земли об окривевших мудрецах имелось рациональное зерно[73].

— Жаль, я не успел как следует узнать тебя, Форрикс, — произнес Азек, — послушать о твоем легионе и его обычаях. Полагаю, мы многому могли бы научить друг друга.

— Да, будь у нас больше времени. Но оно — единственный невосполнимый ресурс.

— В Великом Океане возможно все, — протянул ему руку Ариман.

Кидомор обхватил ее у запястья воинским рукопожатием.

И в этот миг через Азека хлынул ревущий поток энергии. Скарабей на его нагруднике ослепительно вспыхнул; псайкер ощутил связь с каждым легионером Тысячи Сынов.

Сквозь алую пелену, застлавшую глаза, он увидел, как Форрикс неустанно шагает по залитому кровью полю битвы, растирая сабатонами в прах миллионы скелетов. Кидомора окутывали пыль и ржа бесконечной войны, ведущейся во мраке далекого будущего.

Этот Форрикс, охваченный штормами железа и огня, наступающий через кровь и смерть в окружении воздетых к небу горящих знамен, был чудовищем.

— Ты выживешь… — выдохнул Ариман. Его руки и ноги налились прежде невообразимой силой. — Ты не умрешь на Моргенштерне.

Снова узрев образ иного Форрикса, темного бога под черным солнцем, Азек опустил взгляд на раненого Железного Воина.

— Но должен.

Ариман занес кулак, собираясь убить Кидомора на месте, но замер и вскрикнул от мучительной боли в конечностях.

Его переполняла опасная, смертоносная мощь. Любой полет в Великом Океане обольщал возможностью овладеть подобной силой, но новичкам запрещали касаться ее. Она вздернула псайкера на ноги, словно марионетку в хватке жестокого кукловода. Глаза легионера полыхнули огнем, и каждый его дар проявился в самой действенной форме. Энергия Рапторов исказила корпус «Гидры», как размягченный воск. Взору Атенейцев открылись все незатейливые секреты незамысловатого разума Форрикса.

Тут же Кидомор взвыл от боли: искусство Павонидов вдохнуло новую жизнь в его тело, сращивая раздробленные кости, сплетая вместе обрывки внутренних органов, скрывая опаленное мясо под слоем новой кожи.

Предвидение Корвидов показало Ариману расколотый Моргенштерн — разбитое ядро мира, лишенного атмосферы, и пустоту, что отзывалась протестующими криками его обитателей.

Азек резко повернул голову, ощутив приближение чего-то невероятного, сияющего ярче тысячи звезд — психического огня, способного выжечь целую планету и сотворить чудеса из ее пепла.

Он явился, подобно фениксу из мифов.

Десантный корабль, пылающий от носа до кормы.

На передней штурмовой аппарели «Грозовой птицы» возвышался мессия из алого пламени, одноглазый гигант непредставимой силы и бесконечного величия.

+Отец.+

Невероятно длинная туша умирающего стального левиафана закрыла небо до самого горизонта. Колосс опускался, будто молот богов, готовый беспощадно сокрушить землю. Чадящий металл и вопящие тела сыпались из его пробитых трюмов. Люди прыгали навстречу смерти, не желая сгорать заживо в неистовых пожарах внутри брюха звездолета.

Магнус был переполнен энергией: сейсмическая мощь, вытянутая из недр мира, по-прежнему ярилась у него в груди. Он уже не думал о ритуалах рассеивания, о постепенной пси-декомпрессии. Примарх нашел этой силе идеальное применение.

Рядом с ним на штурмовой аппарели горящего корабля стоял Фозис Т’кар, аура которого пылала радостным возбуждением и страхом.

«План сработает? Или мое высокомерие обрекло нас на гибель?»

— А у вас точно получится, мой господин? — спросил Т’Кар в тон мыслям отца.

— Честно говоря, не знаю, — ответил Магнус, последовательно двигаясь через все Исчисления, чтобы подготовиться к невозможному делу. — Но я не могу бросить на верную смерть десятки тысяч людей в Калэне и на борту «Люкс ферем».

Фозис кивнул, соглашаясь с решением.

— Если так, чем я могу помочь?

— Ты уже помогаешь.

Скарабей на груди Т’Кара, выточенный из куска хрустальной стены Отражающих пещер под Тизкой, соединял его с генетическим прародителем. Благодаря таким пси-резонансным украшениям примарх коснулся души каждого из сыновей.

Магнус почувствовал то же, что и они, взвалил на себя груз их эмоций.

Принял их пылкое возмущение потерями на Моргенштерне, разделил с ними неутолимую жажду новых знаний.

Но в первую очередь примарх вобрал их глубокое желание раскрыть свою истинную суть. Дар воинов был для них естественным, как дыхание, и прятать его от братских легионов значило держать под замком частицу души.

Один из сыновей, как ощутил Циклоп, почти неосознанно боялся, что примарх ведет их во тьму, из которой не вернется никто. Разумеется, Магнус знал, кто испытывает этот страх. Еще при первой встрече с ним на Просперо, когда легионер пробовал скрыть свои муки, Циклоп понял, что в будущем их пути разойдутся.

Настолько близкая связь между Магнусом и его сыновьями исключала возможность сохранить тайны, утаить желания или скрыть правду.

Эта власть опьяняла примарха.

Да и кто отказался бы от дара всеведения?

Сила и любовь сыновей втекали в него по тысяче каналов, наполняя энергией Великого Океана. Магнус принимал и изменял ее, обретая мощь, какой прежде не владел никто.