Мужчина понимал, что одурманенный болью, истощением и морфином разум вряд ли воспримет эту фразу целиком и даст телу возможность на неё ответить.

– Куда бы и как быстро ты не бежал – тебе не убежать. Ты это осознаёшь.

Саске моргнул. То ли соглашаясь, то ли просто инстинктивно.

– Так зачем? Это…

Орочимару потряс флаконом с прозрачной жидкостью:

– Это сможет облегчить последние дни. Ты просто не поймёшь, когда всё произойдёт…

– Я хочу понять, – тихо ответил парень, смотря в глаза Орочимару.

– Непонятно, – пожал плечами доктор. – Ты странный, Учиха.

Тонкие бледные губы Саске с трудом дрогнули, пытаясь изобразить усмешку, но вновь застыли прямой линией.

– Ты готов осознанно терпеть эту боль, всё это. Ради чего?

Орочимару подвинулся ближе, садясь почти в притык к боку Учихи и кладя свою руку на тяжело вздымающуюся грудь:

– У тебя есть какие-то желания? Ты составил список? Что ты делаешь целыми днями? Что так держит тебя в осознанности?

Саске вновь моргнул, опуская взгляд на мужчину.

Немой слушатель. Они ценнее всего.

Длинный тонкий палец прошёлся по щеке парня, и тот всё же нашёл в себе силы недовольно нахмуриться.

– Ты ещё чувствуешь это? Боль, удовольствие?

Ноготь царапнул белую кожу под ключицей, а сам Орочимару внимательно следил за лицом своего пациента. Очередной опыт. Чёрные ресницы дрогнули.

Чувствует.

Или же просто рефлекс?

Рука скользнула на шею Учихи, нащупывая медленно бьющуюся жилку.

Пульс замедлен, как и должно быть.

Но всё же: рефлекс или чувствует?

Орочимару улыбнулся. В голове возникли тусклые воспоминания. Когда-то он, совсем как Саске, лежал на постели, боясь шевельнуться от нахлынувших чувств. А рядом с ним был парень, который рассказывал что-то. А потом, спустя три года, они поняли: ничего дальше быть просто не может. Тупиковая ветвь эволюции. Никакой пользы, никакого эмоционального интереса…

И что самое страшное – никакого научного…

Рука вновь прошлась по острой скуле Учихи, палец вычертил ровную линию сухих, потрескавшихся губ.

– Ты не боишься потерять всё? – тихо спросил Орочимару. – Осознанно?

Улыбка на тонких губах, а потом эти самые губы легко коснулись других. Сейчас мягких и податливых, но всё же жёстких и чужих.

Доктор легко прикусил нижнюю губу парня, внимательно вглядываясь в чёрные глаза, прошёлся языком по верхней.

Это было странно, почти забыто.

Прошло много лет.

Чужие руки больно впились в плечи, хотя сжаться ещё сильнее не могли из-за расслабленных мышц. Саске явно не нравилось это, и он хотел освободиться от нависшего над ним Орочимару.

Нет. Не рефлекс…

Мужчина отстранился сам, деловито поправляя выбившиеся из хвоста волосы. Скользнул взглядом по настороженно застывшему Учихе и усмехнулся.

Нет. Всё же не рефлекс.

Чувствует.

– Доброй ночи, – кивнул он, выходя из комнаты.

Дверь с мягким щелчком закрылась, отрезая путь к нахлынувшим было воспоминаниям.

Орочимару поджал губы.

Предстояла долгая ночь.

Ему было над чем поработать.

========== Глава 3. Fight inside. ==========

«Enemy, familiar friend,

My beginning and my end,

Knowing truth, whispering lies,

And it hurts again».

Red – Fight inside.

«Враг, знакомый друг,

Моё начало и мой конец.

Искажённая правда, лживый шёпот.

И мне снова больно…»

Саске проснулся ближе к обеду, когда желудок начал противно урчать и сворачиваться, требуя еды и одновременно заставляя горький ком подкатывать к горлу.

Учиха не без труда разлепил тяжёлые, слипшиеся веки. Сколько же он спал?

Парень сел на кровати, осматриваясь вокруг: со сна всё плыло перед глазами, двоясь и теряя очертания, и пришлось выждать пару минут, чтобы зрение пришло в норму.

Да… это была спальня, выдержанная в весьма блёклых тонах, да и мебель здесь была безликой, словно хозяин попросту хотел побыстрее заполнить пространство из-за того, что так «надо».

Саске встал, отмечая, что всё ещё находится в джинсах, но уже без футболки.

Нужно было принять душ…

Путаясь в собственных же ногах, Учиха вышел в коридор и прошёл в просторную гостиную, совмещённую с кухней. Он замер в дверях, вглядываясь в знакомую спину высокого черноволосого мужчины.

Орочимару сидел за обеденным столом и неторопливо листал какую-то книгу, но завидев краем глаза Саске, отложил оную и сдержанно улыбнулся:

– Доброе утро.

– Сколько я спал? – резко спросил парень, входя и усаживаясь за стол.

– День ровно. Легче стало?

– День… – потерянно произнёс Учиха, прислушиваясь к своим ощущениям. Голова болела, но это была привычная уже фоновая мигрень. Довольно слабая, по сравнению с тем, что он испытывал в те злосчастные два дня.

– Тебе нужен был отдых.

Доктор поднялся из-за стола и как-то по-отечески похлопал Саске по плечу, проходя к холодильнику. От этого фамильярного жеста Учиху слегка передёрнуло, и он поёжился, словно в комнату напустили холода. Поджав босые ноги, парень уставился за окно, где виднелись крыши других домов, что были пониже.

Орочимару жил в дорогом районе. Его просторную квартиру, не зная, что это обычная многоэтажка, пусть и дорогая, изнутри можно было принять за небольшой загородный дом какого-нибудь зажиточного человека. Человека, который не любил жить дома, приезжая сюда лишь ночевать, потому что обстановка здесь хоть и была приятной, но всё же отдавала какой-то холодностью, необжитостью.

На стол перед Саске опустился стакан холодного апельсинового сока и какой-то бульон в белой керамической чашке. Желтоватая жидкость исходила дымком, но Учиха не чувствовал запаха, и ему было всё равно, чем там его пытается накормить доктор.

– Зачем? – тихо спросил парень, постукивая пальцами по столешнице.

– Тебе нужно есть, несмотря на то, что не хочется, – дотошно пояснил Орочимару, садясь на своё место.

– Не о том, – качнул головой Саске, всё же делая пару глотков сока. Всё ещё не мог привыкнуть к тому, что всё, что бы он не пил, имеет вкус воды. То есть полное его отсутствие.

– А о чём?

Мужчина вновь погрузился в книгу.

– Зачем ты полез ко мне?

Тонкие брови доктора удивлённо вздрогнули, и он посмотрел на Учиху:

– Полез?

– Да. Тогда, – Саске смотрел прямо, и в глазах читалась злость.

– Эксперимент.

– Засунь свои эксперименты себе в зад, – прошипел Учиха, отставляя от себя стакан с соком. – Я тебе не педик, чтобы с тобой лизаться.

Бледное лицо мужчины на миг застыло, а затем доктор внезапно засмеялся. У него был тихий смех, почти беззвучный, и от этого было слегка жутко.