Рвано выдохнув, Саске дёрнулся, пытаясь вырваться, но пальцы противника сильнее надавили на запястья, пуская по телу электрический разряд. Пришлось замереть, пытаясь отдышаться и чувствуя, как по руке начинает стекать тёплое и вязкое.

Тёмно-вишнёвые глаза на миг показались кровавыми, оскал практически плотоядным.

- Не любишь боль?

Большие пальцы парня подцепили края растрепавшегося бинта, а затем и нитку шва. Очередная колкая волна, делающая руку неспособной пошевелить даже пальцами.

- А я люблю. Чужую, - доверительно прошипел псих, придвигаясь ближе. За его спиной виднелись размытые силуэты наблюдающих, но никто не спешил разнимать противников.

Оскалившись, Саске со всей оставшейся силы ударил лбом в нос беловолосого. Хватка ослабла, и Учиха пинком отправил парня на пол, сам отлипая от стены.

Пошатываясь и дрожа всем телом, он отошёл в сторону, наблюдая за скрючившимся и слегка подвывающим беловолосым. Сквозь его пальцы, зажимающие лицо, на пол капала вязкая почти чёрная кровь, худая спина ритмично вздрагивала, глаза бездумно шарили в пространстве.

Поясница уперлась в холодную спинку кровати, и Саске поднёс запястье к глазам. Бинт уже начал пропитываться кровью.

Резко распахнувшиеся двери общей комнаты пустили по столпившимся пациентам лёгкий возглас ропота. Опустив руку, Саске уставился на вошедшего. Тот самый жирдяй, встречавший их на входе, деловито и по-хозяйски огляделся, зыркнул на Учиху, перевёл взгляд на скорчившегося на полу беловолосого и ухмыльнулся:

- Так-так-так, Хидан, ты вновь с нами и вновь дебоширишь?

Беловолосый приподнял голову, щурясь и зло глядя на мужчину, а затем выпалил:

- Моё появление всегда должно быть эффектным, Канори.

Эти двое общались так, будто знакомы уже не первый день. Что ж, очевидно этот Хидан настоящий псих.

- А ты, - Канори смерил недовольным взглядом Саске. - Решил тоже стать… эффектным?

- Пошёл на хер, - прошипел Саске.

- Что там у тебя?

Мужчина потянулся к руке Учихе, но тот одёрнул её:

- Съеби!

- Ну-ка.

Короткий кивок, и санитары легко ухватили Саске за плечи, мешая дёргаться и уворачиваться от пухлых пальцев Канори, что сцепили его руку чуть повыше перепачканного кровью запястья.

- Оу, - протянул мужчина. - Да ты у нас ещё и суицидник. Как мило…

Саске ощерился, испытывая просто-таки невыносимое желание зашипеть или зарычать в это сальное от жира лицо. Да даже лицом этот безобразный круг с тремя вторыми подбородками назвать было нельзя. Морда. Свиное рыло.

- К Катрин его. А потом в карцер.

Канори брезгливо отпустил запястье Саске и вернулся к Хидану. Что там мужчина говорил медленно поднимающемуся беловолосому, Учиха уже не слышал.

Его вновь вели по длинному тёмному коридору.

Что ж…теперь хотя бы не так скучно.

***

Они всегда кричали.

Его жертвы.

Кричали. Так громко, так неистово, так тонко.

Так сладко.

Этот сладкий звук навсегда засел в его ушах, возвращаясь эхом в снах. Эти крики… Ооо, он бы отдал многое, лишь бы услышать их сейчас.

Здесь. В этом мире без звуков и цветов.

Без багряной жидкости. Вязкой, тёплой, так приятно окутывающей руки.

Смолянистой, солоноватой…

Он бы отдал многое своему богу, чтобы вновь принести ему жертву. Ради него, ради его одобрения, ради его благодати он был готов на всё.

Резать, кромсать, рубить.

Пилить, рассекать.

Убивать.

Хидан улыбнулся, отнимая руки от лица. Его кровь всё ещё струилась из носа, перепачкав руки и заляпав рукава. Она была другой, она не вызывала того жгучего желания, тяжести и жжения в теле. Она была пустой, проклятой.

Бог навсегда отвернулся от него.

Возможно, не стоило рубить голову той, последней. Ведь Он просил её целиком, а Хидан ослушался. Не смог противиться животному желанию услышать хруст её перерубаемого позвоночника, увидеть, как из артерии брызнет эта благословенная жидкость.

И с тех дней, он был лишён Его гласа. Он был один, совершенно один. Как ребёнок, отрезанный от матери, как младенец со слишком рано перерезанной пуповиной.

Он был один.

Голос покинул его.

И больше не возвращался.

А потом пришли люди. Они всегда приходят, да. Они всегда возвращаются за ним, требуя чего-то, желая объяснить ему, что он болен.

Это они больны!

Глухие, слепые невежды. Мрази, которым не дано познать настоящего Бога, не дано почувствовать его Света, его Любви.

Не дано.

Он их не любит.

Он любит только Хидана.

Любил.

А потом жестоко оставил.

Но Хидан не злился. Он понимал, что ослушался и теперь придётся заслужить его благое расположение, вернуть, умолять о прощении.

И…

Дрожь прошла по его телу, вырывая из глотки хриплый тихий смех.

И он вернулся! Он вновь коснулся его своей тёплой рукой. Он вновь заговорил с ним через чёрные глаза этого парня, через его кровь…

Разжав стиснутую до этого левую руку, чистую от его собственной проклятой крови, Хидан уставился с благоговением на красное пятно чужой. Она ярким пятном сверкала сотней бликов на его бледной ладони. И в голове вновь рождался голос. Его Глас.

Хидан жадно прильнул губами к своей руке, слизывая горячим языком уже начавшее подсыхать пятнышко.

Дрожь усилилась, тело отозвалось привычным жжением.

Это оно. Это Знак!

Его Божество вновь с ним.

И оно хочет себе новую жертву.

***

В кабинете местного хирурга уже горел тусклый желтоватый свет. Кажется, на большее здесь не стоило и надеяться, ибо жадность для кого-то - первое счастье.

За большим окном, зарешеченным с внешней стороны, уже смеркалось, и ужасные рыжие отсветы и чёрные тени залегли на лице-маске женщины. Кэтрин, кажется, так её звали. Она отчаянно пыталась выглядеть моложе, но ни её косметика, безобразной штукатуркой лежащая на лице, ни духи не могли вернуть ей былое. Своей морщинистой, словно сначала намоченная, а затем высушенная бумага, кожей она живо напоминала какое-то потустороннее создание. И Учиха даже понял какое, когда она приблизилась ближе. Баньши - древняя мифологическая тварь…

- Руки.

Сидя на плоской медицинской кушетке, Саске привалился спиной к холодной стене и молча наблюдал за женщиной. Она выкладывала на железный столик рядом с ним устрашающего вида приспособления, подходящие для камеры пыток больше, нежели для кабинета врача. Хотя здешняя атмосфера как раз подходила для съёмки фильма про средневековую инквизицию.

Саске вскинул глаза на ужасно сосредоточенное лицо Кэтрин и невольно усмехнулся.

И ведьмы здесь тоже были.

- Ты меня не слышишь? - вздёрнула она свои тонкие светлые брови, почти сливающиеся по цвету с кожей из-за чего её лоб казался неправдоподобно высоким, а голова слегка вытянутой.

Она подняла на него глаза и уже твёрже повторила:

- Руки.

Вздохнув, Саске протянул ей свои многострадальные конечности. Криво ухмыльнувшись, Баньши резко развернула их запястьями вверх, укладывая на железный стол между ними и придвигая ближе лампу неонового света.