Он провёл руками по лицу, выдыхая, и внезапно раздался громкий хлопок двери, заставивший его вздрогнуть и выпрямиться.

В коридоре горел свет, так что он прекрасно мог видеть отца и мать. Фугаку куда-то спешил, на ходу надевая пиджак. Лицо его было застывшим, но глаза зло сверкали.

- Поговори с Саске, - тихо попросила женщина, цепляясь за рукав мужа.

- Не о чем.

- Это же твой сын!

Фугаку внезапно замер, поворачиваясь к Микото и сверля её тяжёлым взглядом. Женщина даже отступила на шаг назад, не выдержав этого холодного напора.

- Ты каждый раз будешь напоминать мне это? Каждый раз будешь укорять меня тем, что это только мой сын?

- Фугаку, не… я не то имела в виду.

Смерив её взглядом, мужчина ринулся к двери. Громкий хлопок.

Итачи осторожно выдохнул, отворачиваясь от застывшей в коридоре матери.

Вот, значит, как…

***

Фугаку зажмурился. В груди ныло, и нужно было выпить таблетки, чтобы успокоиться, но… вместо этого в бокале плескалось янтарное виски.

Сколько не строй ограждений, сколько не возводи стен - они рано или поздно рушатся. И становится больно за то, что не сделал или сломал собственными руками.

Учиха не хотел признавать, он просто не мог поверить, что в его жизни есть место вине, боли. Он не хотел открывать на это глаза, ходя все эти годы с закрытыми. От этого веки намертво слиплись, и стало так комфортно в этой багровой темноте, что Фугаку решил: так жить тоже можно. Даже лучше! Можно не обращать внимания на чужую боль…

А теперь веки силой разодрали.

Рука сжала стакан сильнее.

Он любил… любил…

Горький виски опалил горло, но легче не стало. Никогда не становилось.

Перед глазами мелькали картинки прошлого. Почти забытые, насильно стёртые из памяти. Места, дни, года. Лицо одной единственной, которая навсегда потеряла имя. Он звал её не иначе как: «Та женщина».

И даже не помнил, чтобы она говорила, как любит его…

Любила ли?

***

- Саске, - тихо позвал блондин, смотря на белое лицо друга, - ты хотел бы что-то изменить в своей жизни? Ты вообще жалеешь о чём-то?

Учиха перевёл взгляд со светлеющего неба на склонённое к нему лицо блондина. Почему этому придурку всегда нужно говорить? Почему именно сейчас?

- Нет, - пожал он плечами, насколько это было возможно в таком положении. Спину холодил острый гравий, но то было даже приятно. Чувствовать, пока можешь.

- То есть ты… ты бы выбрал эту жизнь, предложи тебе сотню других?

Брови Наруто удивлённо поднялись, кажется, в его голове не умещалось такое простое понятие чужого глупого выбора.

- Мне всё равно какой жизнью жить, - отозвался Саске, поднимая над глазами руку и рассматривая выступающие на внешней стороне ладони вены. Они казались слишком толстыми, слишком тёмными. И будто бы кожа начинала расползаться. Учиха сморгнул, опуская руку обратно на камни. - В любой жизни полно своего дерьма, а к дерьму в своей я давно адаптировался.

Наруто тяжело вздохнул, поднимая взгляд и рассматривая окружающее их пространство. Лишь вдалеке мерцали редкие огни частного сектора. Где-то там был дом Саске…

- Но ведь… хоть что-то ты хотел бы поменять. Совсем малость.

Брюнет тихо хмыкнул. Наруто хотел услышать то, что подтвердит его мысли, но Учиха не любил спорить в угоду кому-то. Если говорить, то правду, какой бы она ни была.

Сожалеет ли он о чём-то в своей жизни? Трудно сказать, когда этой самой жизни было так мало, хотя и за короткий срок многие умудряются наделать ошибок. Саске скорее относился к третьим, кто вообще ничего не делал, плывя по течению и послушно стукаясь об острые камни в мутной воде.

Сожалеет ли он о том, что не общался с Итачи?

Нет. Так вышло, а не иначе. Значит, так должно было случиться, значит, злость на брата должна была рано или поздно поселиться в его душе. Послушно шагать за ниточкой, которую разматывает из своего клубка Судьба. Цепляться за неё и верить, что так будет лучше для всех. Слепая вера… во что?

Зачем сожаления? К чему это внутреннее бичевание приведёт? Это исправило бы его ошибки, моментально развернуло бы жизнь вспять, сделав мать не серой тенью Фугаку, отца любящим, а брата любимым? Изменили бы сожаления самого Саске? Сделали бы они его добрее?

Учиха усмехнулся. Нет. Сожаления - это пустое.

Мы сами в ответе за то, что делаем. Ведь каждый из нас знает, что делает со своей жизнью, как поступает. Мы сами в ответе за свои действия, и все мы это прекрасно знаем.

И Саске знал.

Каждый шаг для нас может отзываться болью. Ведь мы шагаем по гвоздям, вбитым в дощечку наших сожалений. Мы ступаем босыми ногами по ним, если опасаемся, слишком много думаем о том, что «если бы я сделал так, то…»

И продолжаем вбивать эти же гвозди себе в позвоночник, когда сожалеем о том, что сделали своими же руками. Эти гвозди мешают выпрямиться, посмотреть вокруг и осознать свою вину за свою же жизнь и ошибки в ней.

В жизни не бывает чудес. И сожаления - это не панацея от внутренней боли. Ими её не унять, наоборот, можно раздуть угольки сильнее, и тогда тебя испепелит.

Саске не сожалел. Он сам выбрал свою жизнь.

- Я бы ничего не поменял, - наконец отозвался Учиха.

- Да, - тихо выдохнул Наруто, вновь глядя на брюнета. - Я бы тоже… но… я бы хотел, чтобы ты…

- Наруто, - предостерегающе выпалил Саске, цепляясь глазами за взгляд Узумаки, - даже не вздумай этого сказать.

- Но ведь… я действительно хочу, чтобы ты жил, - всё-таки выдохнул Наруто изрядно сдавленным голосом. - Я не хочу, чтобы ты… пропал.

Учиха прикрыл глаза, испуская полный раздражения и горечи вздох. Он приложил руку к глазам, будто стараясь защититься от этих слов.

- Неужели нельзя сделать операцию?

Саске почувствовал, как руки Узумаки сжали его плечи, и сильнее зажмурился. Этот разговор… он не должен был состояться. Только не он…

- Нет, - тихо выдохнул он.

- Но… вдруг? - как-то беспомощно прошептал Наруто.

- Нет, - повторил Саске, качнув головой. - Если… если её и сделают, то…

Он сжал камушки свободной рукой.

- Я не хочу быть овощем, добе. Я не хочу жить в своём теле, как в западне. Я не хочу…

В голове вновь начинало пульсировать, приходилось сжимать зубы и выдыхать через нос.

- Я лучше умру, чем буду жить так…

- Не говори это.

Наруто сгорбился, утыкаясь лбом в лоб Саске.

- Но ты был бы жив, - тихо прошептал блондин. - Смог бы…

- Ты называешь это жизнью? - усмехнулся Учиха, отнимая руку от лица. - Это страшный кошмар, от которого нельзя проснуться. Ты понимаешь это, Узумаки? Я не смогу проснуться, если мне надоест этот сон.

Наруто запутался в этих сбивчивых объяснениях или же он просто не пытался понять их, пропустить сквозь себя. Сейчас хотелось держать Саске за плечи, слышать его дыхание и знать, что оно будет завтра.