Не знаю, много ли существует на свете миров, но точно знаю, что не один. О знакомстве с обитателем одного из них я собираюсь поведать в этом своём рассказе о путешествии, начавшемся для меня более чем внезапно и приведшем к ещё более неожиданным последствиям.

Счастливы люди, связавшие свою жизнь с делом, требующим часто быть задействованными, вовлечёнными, или, как я это называю, "на острие момента" – моряки, погонщики винглингов, да хоть даже алхимики… Однако, вероятно, счастливейшие из нас едва ли выбирались хотя бы пару раз в соседний город, занимаются всю жизнь своим ремеслом, детьми, потом внуками – и внутренняя улыбка навсегда поселяется в морщинках в уголках их глаз.

Не помню, чтобы я когда-нибудь завидовал таким оседлым счастливцам – впрочем, может, ещё буду – но всегда как-то особенно уважал. Чувствовалось, что они уже познали тайну мироздания, никогда особо в её поисках и не пребывая, и хоть и не могут взять и сразу всей тайны рассказать, но уж ерунды точно не посоветуют. Однако, стоит понимать, что можно услышать "правильный совет" такого рода, что потянет на дюжину дюжин дождей прилежного труда и работы над собой, и вот уж тогда…

Что же касается меня, то я никогда не мог долго усидеть на месте, если занятие этого от меня требовало, а уж предвкушение закопаться с головой в куче увесистых молчаливых обитателей библиотеки в поисках чего-то-непонятно-чего и вовсе повергало в уныние, а при длительной настойчивости – в сон.

Однако, приключение, участником – а вскоре и главным героем – которого я стал, окунуло меня в себя с головой и после этого уже ни в какую не желало отпускать, а самым тяжёлым для меня трудом, вероятно, обернётся его изложение на этих страницах, чем я, конечно, никогда бы не стал заниматься, не будь я в настоящее время…

Но лучше я всё-таки постараюсь не забегать вперёд, а обо всём попробую рассказать по порядку, время от времени скрашивая рассказ описаниями нашей пустынной местности или туч, освещённых луной над морской пучиной – ну то есть, должно быть, очень редко, не мастер я пустынные пейзажи описывать. Да ко всему тому же очень уж меня пугают долгие дела, поэтому я выбрал из чистых журналов не самый большой, но удобный и приятный на ощупь, на обложке которого можно будет даже что-нибудь потом нарисовать, а когда он закончится, я просто возьму следующий – и так до тех пор, пока не расскажу всё, что привело меня сюда, туда, где я сейчас нахожусь.

Впрочем, хочется надеяться, что моё приключение на этом не заканчивается, и, может быть, однажды я снова окажусь наедине с чистыми дневниками, чтобы передать на их страницах все подробности своих странствий с полной достоверностью, не имея привычки врать даже в мелочах.

Данный текст, написанный от руки в довольно толстом блокноте с тёмными грубыми страницами и плотной матерчатой обложкой, (цвет которой и дал название моему переводу), вместе с прочими другими привёз мой дед из очередного путешествия по иным мирам.

Остальные блокноты на этом языке являлись, в подавляющем большинстве, журналами наблюдения за погодой и проходящими кораблями, не имеющие литературной ценности, однако оказавшие неоценимую помощь в понимании языка, вместе с дневником смотрителя маяка, написанного тем же почерком, что и журналы. Сам дневник смотрителя тоже довольно интересен, на мой взгляд, очень человечными размышлениями иномирца, однако наибольшую ценность, несомненно, представляет описание жизни существа вармлинга, животного, одного из обитателей того мира.

Я остановился на таком наименовании потому, что, во-первых, звучит оно всё-таки лучше, чем дедовские варианты "тепловик" или "теплыш", а во-вторых, как и другие два известные нам существа того мира – "винглинг" и "футлинг" в моём наименовании – имеет общую часть слова, определяющую принадлежность существа к… тут я боюсь соврать за недостатком информации о существах того мира и поэтому отделаюсь простым определением "к животным".

Ни описания "крылатика", ни футлинга – его дед и вовсе оставил без перевода – нигде более не встречаются, поэтому, повторюсь, дневник смотрителя маяка имел бы неоспоримую ценность, не содержи он даже философских размышлений одинокого человека, предоставленного на длительное время самому себе, шуму волн, да, возможно, ещё методичному посапыванию вармлинга, как я склонен романтизировать, вполне отдавая себе отчёт, что вармлинги скорее всего, конечно же, не сопят.

Сам же дед за время пребывания на маяке – а именно оттуда, как вы, вероятно, догадались, он забрал книги в свой мир – то ли не придал особого значения огромной ящерице, заползшей под вечер на своё излюбленное место под койкой, то ли предпочёл его не беспокоить, навидавшись в других мирах разных тварей и прекрасно понимая, что если животное даёт тебе себя разглядывать, то помрёшь ты точно не от него.

Не нужно забывать и тот факт, что дед был всё-таки языковедом, которому вдруг открылась тайна – или способность? – путешествий в другие миры, а не исследователем дикой природы, и предпочитал узнавать о мире из "трофейных" книг, стараясь свести к минимуму любую возможность контакта с внеземными обитателями. В этом, конечно, его ни скольким образом нельзя упрекнуть, я полагаю, вы и сами прекрасно поймёте, почему, если немного над этим пораздумаете.

Итак, вармлинг представляет из себя большое ящерообразное животное размером примерно с человека, не учитывая длины хвоста, о которой нам ничего доподлинно не известно. Размеры же туловища можно вполне точно предположить из самого способа применения человеком того мира этого вида животных.

Служит теплыш, как вы, возможно, уже догадались, для нагрева, а точнее поддержания тепла в помещении в тёмное время суток. Наиболее вероятно, что в дикой природе вармлинг забирается на ночь в узкие расселины, согревает окружающий камень накопленным за день теплом, а утром снова выбирается наружу нагреваться. Я не очень силён в физике, но мне кажется, что запасов тепла, способного хорошо прогреть камень, хватило бы вармлингу не только до утра, но и на неделю вперёд, поэтому причины такой жизнедеятельности – как и всего эволюционного замысла – я предполагать не берусь, однако факт остаётся фактом: на ночь животное возвращается всегда обратно, и, как я понимаю, в одомашненных условиях – всегда под кровать.

Кровать же (койка, если хотите, лежак или даже печка) представляет из себя около полуметра высотой сооружение из камня, внутри которого выточен (или выложен) лаз (или нора), максимально удобный для животного. Лаз не сквозной, поскольку это и не нужно: как вы понимаете, из расселин вармлинг всегда выбирается хвостом назад; однако отверстие для головы (или хотя бы носа) с обратной стороны всё-таки присутствует, чтобы позволить вармлингу беспрепятственно дышать, а также, возможно, пить.

Описание других существ в записях смотрителя маяка отсутствует – в большинстве своём его журналы покрывают названия кораблей и цифры, которые я склонен считать высотой светил над уровнем моря. Здесь стоит немного сказать и о способе записи цифр. Используется непозиционная система счисления, очень схожая с нашей римской, с той лишь разницей, что счёт идёт не на десятки, а на дюжины. Знаком «V» обозначается число 4, а число 8 – двумя «V», записываемыми слитно или с наложением друг на друга, то есть, фактически как «W». Таким образом, например, «WII» означает число 10, а дюжину обозначает знак «X».

И ещё немного о названии, которым я с лёгкой руки озаглавил данный текст, который попал ко мне, как я уже говорил, в блокноте с тёмными листами и довольно плотной матерчатой обложкой, блекло-жёлтого цвета с потемнениями, с нарисованной на ней лапой с цифрой «I». Наткнувшись в тексте на фразу «цвета пустыни накануне дождя», относящуюся к шляпе, я долго крутил её в голове, и однажды, в очередной раз принимаясь за работу над дневником, понял, что эта фраза как нельзя лучше характеризует цвет его обложки. Так я избавил себя от необходимости придумывать название безымянному тексту, мысль о публикации которого возникла у меня, пожалуй, сразу же, как только он перестал быть безымянным.