- Счастливая обязанность! - перебил его визгливо чертик.

-А вы уходите, уходите отсюда! - набросился на чертика белый пришелец, с трудом выбираясь из своего звездного облака и, с видом немолодого, страдающего полнотой человека, устраиваясь на параше. - Уходите, а то я буду вынужден вызвать полицию!..

- Слушай! - чертик поманил миниатюрным пальцем Диму Яна. - Дай чего скажу!..

- Не слушайте этого, он... - попытался возражать белый, но Дима уже подставил ухо.

Чертик мелко дрожа зашепелявил в ушную раковину Яна:

-Если поможешь мне, я тебя против правил возьму... В армию!.. Можно в партизаны, можно в полк... Сын полка будешь!..

- А чего надо? - поинтересовался умный Дима. - Чего сделать надо?

Чертик тонким хвостиком, одетым в узкий чехол цвета хаки, показы на угол пентаграммы. Диме только и нужно было, что ногтем откинуть кусочек бумаги с косо смотрящим глазом маршала Галифе.

-У вас будут неприятности! - предупредил белый. - Не советую этого, от ткнул пальцем в чертика, - освобождать! А что касается воинской службы, то Вселенная охотно берет в свои ряды и добровольцев, не достигших восемнадцати рождений... В конце концов, стрелять можно научить и двухрожденного, только бы пальчики были, чтобы кнопки и спуски нажимать...

Костя напряженно размышлял во время их краткого диалога и, наконец, крикнул. Он готовил этот свой крик столь интенсивно, что его маленький жирный затылок христианина-материалиста разогрелся от напряжения.

- Берите его, его он хочет! Я-то тут при чем?..

- Значит, вы из двух разных армий? - предположил Дима, и не думая больше освобождать чертика из пентаграммы. - И вы друг с другом воюете?! - Он сел на краешек нар и отхлебнул остывшего чаю. - Хорошие дела... Он немного без напряжения подумал и решил. - Ладно, - сказал он. - Берите меня, а этого малахольного не трогайте, все равно он больной! Христианин он!..

Белый при утих словах скис, его губы сложились в два беззвучно болезненных слова: "Принесите справку!", а на лице чертика можно было прочесть озлобленное: "Медкомиссия решит!".

-Так вот! - продолжал Дима Ян. - Я хочу служить в Вооруженных Силах. Хочу бороться, стрелять, ползать, ходить в атаку, бить гадов!.. Это не вопрос!.. Вопрос в том, кто из вас мой родной начальник, а кто враг?! Посудите сами, я же не могу идти, не зная с точностью, за что буду умирать и убивать... Кто из вас представитель моей отчизны, вот в чем вопрос? За Отчизну я всегда готов!.. Но не предам ее.

- По-моему, вот этот, - показал на белого глупый Костя.

- Не уверен я, что этот! Ты пойми, дурья башка, какая разница, в какую форму он одет... Вспомни, сколько разной формы бывает... А явного, отличительного черепа на фуражке ни у того, ни у другого нет!..

- Я представитель вашей родной борющейся за свободу Вселенной! пискнул чертик и зачем-то взял под козырек.

- Какие глупости! Вы не он! - возмутился белый. - За справедливость во Вселенной можно воевать только у нас!.. А вы захватчики!

- Нет, это вы захватчики и оккупанты! - возмутился чертик. - Кто на Альдебаран влез?!.. Уже пять световых лет мальчиков кладете!..

Белый сменил тактику и льстиво обратился только к Диме:

- А вы знаете, какие у нас ядерные кораблики? Пальчики оближешь!.. А какие за мир умертвительные газы! А прокопок! Одного прокопока хватит...

- Ты знаешь, наверное, я ошибся! - предположил Костя. - Наш этот! Маленький, он за мир и есть!

- Мы за оружие, против любого оружия! - покивал чертик. - Будь так мил, открой дверку!..

Наивный Костя открыл пентаграмму, поддавшись обаянию лилипута в военной форме, и тотчас получил из его рук повестку: красную картонку с отчетливым золотым тиснением...

В камере неожиданно оказалось полно народа. Народ был в специальном обмундировании, но без погон, а из-под пилоток сквозь специальные дырочки торчали рога.

- Ну, так вы определенно отказываетесь от службы в Вооруженных Силах Вселенной? И не хотите принять приятную обязанность и чарующий долг?

- Нет, готов сидеть! - сказал Костя. - За глупость. И зачем я пентаграмму открыл?!

Его взяли под руки двое верзил, и камера исчезла. Костя только поймал краем уха писк белого, которого засовывали головой вниз в большой керамический сосуд.

***

Прошло не более месяца. Костя Фригуров плохо запомнил процедуру суда, приговорившего его к пожизненному заключению в вечности. Только остались в памяти жесткие креста звездолета и миленькое лицо косм-стюардессы, подающей кофе с эклерами.

- А где тюрьма? - спросил он, сходя по трапу на сверкающий в росе под утренним солнцем пахучий щебечущий луг, но трап ушел внутрь корабля, дверка захлопнулась, и ракета с шипением унеслась в голубое-голубое небо и исчезла.

Костя шел к лесу, маячившему в отдаления. из леска выходили люди в полосатых разноцветных пижамах.

- А где тюрьма-то? - продолжал спрашивать он.

- А вот это она и есть, - отозвались они. - А мы - твои сокамерники.

Через полчаса Костя Фригуров понял, что он в раю. Здесь было вес. Все, что только может пожелать человек. В совершенном отсутствии были только всяческие признаки христианства и материализма. Сначала это его смущало, потом он привык. Иногда в небе появлялась черная точка и заключенные, бросая свои дела - поэзию, скульптуру, музыку, любовь и философию, бежали к месту посадки ракеты.

На ракетах доставляли новых пожизненных заключенных.

***

Ракета плюхнулась в траву, вывалился трап, и по трапу, дико озираясь, сошел - Костя даже присвистнул - Дима Ян. Ракета с шипением взвилась вверх, оставив рыжую проплешину на лужайке.

- Ну, здрасьте! - сказал Дима. - Прибыли!

- А тебя сюда за что? Тоже отказался служить?! - спросил Костя. Он взял Диму за руку и повел по цветущему лугу в сторону мраморного дворца, затерявшегося за ветвями вечнозеленых деревьев.

- Я, отказался?! - Дима покрутил пальцем у виска. - Я их, этот... Прокопок по назначению использовал!

- То есть как?

- А... - Дима помялся. - Землю нашу, старушку. наказал! Молодая была, а злюка!.. Ей говорят, лезь на тумбу, песню бравую пой, а она - устав, устав!.. А я не в себе был, с похмелюги... С вечера в самоволку на Маракс ходили... Ну и вот!.. И заодно полгалактики... Присудили пожизненную, сволочи! - Он посмотрел с сомнением на дворец и добавил твердо: Просчитался я, к белому надо было идти!