Она молча берёт полотенце и, не говоря ни слова, прижимает его к лицу. Оно грубое на ощупь. Потом начинает вытирать им волосы. «Представляю, на что похожа сейчас моя голова, – размышляет Дафния, даже не пытаясь прибегнуть к помощи расчёски. – Готовая клоунесса, да и только. Вот пусть себе и наслаждается цирковым представлением, – раздражается она ещё больше. – Сам виноват!»
– Итак, с чего начнём? – интересуется он.
Дафния молча вручает ему полотенце и щелкает замком кейса. Достаёт оттуда рулетку, блокнот, ручку.
– Я со всем справлюсь сама, – сухо роняет она. – Если надо будет уточнить какие-то детали, я спрошу вас.
Он молча кивает, поджимая губы. У Дафнии такое ощущение, что он с трудом сдерживает смех. И что такого смешного она ему сказала? Или это очень забавно, когда ты видишь перед собой вымокшую до нитки женщину, к тому же продрогшую до самых костей? Кстати, по его вине!
– Отлично! – коротко комментирует он её решение. – Тогда не буду вам мешать.
Он исчезает за одной из дверей, а она открывает свой блокнот и плотно сжимает челюсти, стараясь не стучать зубами. Будет самым настоящим чудом, если этот визит не обернётся для неё в итоге пневмонией. Ах, как хорошо было бы держать сейчас в руках чашечку горячего чая! Или вообще что-то тёплое… что-то такое, что грело бы руки. Но, судя по всему, об этом даже не стоит мечтать. В доме, поди, и чайника-то нет!
Она начинает обмерять холл. Кажется, сегодня она продемонстрирует клиенту рекордную скорость оценочного осмотра дома.
Спустя час с небольшим всё закончено.
Довольно быстро Дафния понимает, что дом не так уж и плох, как показалось ей в первое мгновение, и вполне пригоден к продаже. Да, какие-то мелочи, безусловно, царапают глаз. Например, неприглядное тёмное пятно в нижней части стены в одной из спален. Но это действительно мелочь в сравнении с остальным. Главное – дом хорошо спланирован, и в нём всё продумано: каждое помещение целесообразно. Две большие спальни, а между ними ванная комната. Очень удобно! И разумно тоже. Неожиданно очень светлая и тоже большая кухня во всю ширину дома. Кухня – это, пожалуй, самое привлекательное, что есть в этом доме, если смотреть на него глазами потенциального покупателя. А ещё – небольшая, но очень уютная гостиная с камином. Наверняка, когда горит камин, в помещении тепло и комфортно. Вот бы кто-нибудь додумался растопить его прямо сейчас!
Что касается внешнего оформления и декора, то всё просто ужасно! Кажется, этот человек и понятия не имеет, как именно должно обустраивать дом изнутри. Ну, да всё это легко исправить. Конечно, древние обои следует содрать со всех стен и просто покрасить их каким-нибудь колером. Отвратительные шторы с цветочным узором и допотопный тюль тоже вон! Старые деревянные полы нужно будет отдраить песком добела, потом вымыть и покрыть лаком. И будут смотреться очень красиво. Вся мебель… не мебель, а откровенная рухлядь. Такое впечатление, что эти диваны и столы ещё помнят времена, когда случился потоп. Мебель тоже на свалку! Незамедлительно! Она же вся насквозь провоняла табачным дымом. Иначе им никогда не избавиться от этого стойкого и едкого запаха, которым, кажется, пропитан каждый уголок.
В доме практически нет никаких безделушек и просто вещей, создающих атмосферу уюта. Ни настольных ламп, ни декоративных ваз или просто ваз для цветов, ни забавных сувениров и прочих пустяков, которыми обычно заставляют каминную полку. На ней лишь одиноко пылятся настольные часы с застывшими на месте стрелками. Стены тоже везде голые. Разве что на кухне висят несколько фотографий в рамочках, запечатлевших четвёрку одних и тех же людей: сам хозяин, темноволосая молодая женщина с короткой стрижкой, такой же темноволосый малыш двух или трёх лет и сухонький старичок.
Правда, в гостиной на стене висит икона Святейшее Сердце Иисуса, и перед ней, как ни странно, даже горит лампада в подставке из красного стекла. А в одной из спален, той, что побольше, красуется литография с картины Констебля. Картина висит прямо над изголовьем широкой двуспальной кровати. Голые матрасы прикрыты оранжево-розовым покрывалом с вышивкой «фитильками». Ни подушек, ни простыней.
По всему видно, в этом доме Уоллес больше не живёт. Скорее всего, здесь вообще никто не живёт. Гардеробы в обеих спальнях стоят пустые: ни единого предмета одежды. Можно не сомневаться, что допотопного вида комод в большой спальне тоже пуст. В небольшой гладильной комнате одиноко валяется серое полотенце. Поди, такое же колючее, как и то, что ей дали. В ванной комнате нет ни зубных щёток, ни лезвий для бритья, ни даже кусочка мыла.
Дафния подумала, что, по-видимому, семья распалась. Клиент бросил свою жену или развёлся с той женщиной, которая изображена на фотографии, и она куда-то съехала вместе со своим маленьким сынишкой. «Наверное, женщина разбила ему сердце, коль скоро он не пожелал больше оставаться в этом доме. Скорее всего, нашёл себе какое-нибудь временное пристанище и переехал туда. Подыскал небольшую квартирку-студию и решил перекантоваться там, пока будет заниматься продажей дома. А потом планирует купить себе новый дом, но уже безо всяких неприятных воспоминаний».
Ничто, впрочем, не указывало в пользу её сценария развития событий. Разве что такой сценарий весьма типичен для многих из тех, с кем она привыкла иметь дело по работе. Если бы стены умели говорить, то они наверняка тут же бы согласились с её догадкой. Дафния чувствует, как её неприязнь к хозяину постепенно угасает. «Да, ему не позавидуешь, это уж точно! Непростая ситуация. Скорее всего, он и задержался-то потому, что имел ещё одно не очень приятное деловое свидание со своей бывшей. Может быть, решали, как им теперь делить сынишку».
– А район у вас тихий, – проронила она, укладывая в портфель блокнот и ручку. – Я здесь впервые.
– Да, спокойное местечко, – с готовностью соглашается он. – Многие даже не подозревают о его существовании.
Всё это время, пока она занималась осмотром дома, хозяин просидел в холодной гостиной с газетой в руках. Он не сделал ни малейшей попытки помочь ей или сопроводить по комнатам. Слава богу, он не додумался до того, чтобы закурить. Хотя всё равно можно не сомневаться, что вся её одежда и даже волосы уже успели провонять этим противным табачным дымом.
И горло дерёт, будто весь этот час, что Дафния провела в его доме, она дышала табачными парами. «Хоть бы стакан воды предложил! Не говоря уже о чае…» Впрочем, на кухне она не заметила ни стаканов, ни чашек, ни вообще какой-нибудь посуды.
– Мы с вами ещё свяжемся! Вам нужно будет подписать кое-какие бумаги. Как насчёт понедельника?
– Никаких возражений!
Он провожает её до дверей. Дождь уже прекратился, но земля под ногами – сплошное месиво. И холодно, очень холодно. Он выглядывает на дорогу.
– Полагаю, вы приехали сюда на машине?
– Да. Я оставила её на Ларкин-стрит.
«Скорей бы, – думает она, – сесть в свою машинку и включить обогреватель».
– Тогда всего хорошего.
Он протягивает руку на прощание, и она снова пожимает её, невольно удивляясь тому, что рука по-прежнему тёплая. А ведь целый час отсидел в такой холодине.
– Спасибо, что приехали! И ещё раз прошу простить меня за опоздание.
Нет, определенно, он не так уж и плох, в конце концов. Она простит ему опоздание, так и быть!
Уже закрыв за собой калитку, она смотрит на часы: половина шестого. Кладбище, правда, недалеко отсюда. Но ведь пятница, час-пик, нельзя терять ни минуты.
Дафния почти бегом минует переулок и выбегает на перекрёсток с Ларкин-стрит. Улица совершенно пуста, никакого движения на проезжей части.
Но где же её красная машина? Дафния лихорадочно осматривается. Вроде она оставила машину именно здесь, возле синих ворот. Она еще раз озирается по сторонам, смотрит влево, потом вправо. Машины нигде нет.
Дафния чувствует, как в ней нарастает страх. Нет, она ошиблась. Наверное, она припарковала её вон за тем углом. Неужели она остановилась так далеко от переулка? Она быстро бежит до следующего угла, но и там машины нет. Боже, где же она?