Партийность
Член ВЛКСМ с 1937-го по 1939 г.; кандидат в члены КПСС с 1939-го по 1940 г.; член КПСС с марта 1940 г., номер партийного билета 01783176.
Правительственные награды: два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского, орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды; восемь медалей.
Из сказанного выше становится ясно, кто я таков и что собой представляю.
Добавить к этому сухому перечню можно разве то, что родился я в самый разгар Гражданской войны, на которой погиб мой отец. Мать рассказывала, что отец увидел меня в первый и последний раз, когда мне исполнилось всего четыре месяца. Это произошло вскоре после моего крещения, для чего меня привезли в Ставрополь. Такое пожелание высказал мой дедушка. Давным-давно, в старые времена он был судьей.
Вот данные об отце, которые стали мне известны. 1918 год: прапорщик 25-го запасного пехотного полка. Прапорщик 112-го пехотного полка. 1919 год: подпоручик 1-й артиллерийской бригады. 9 мая 1919 года произведен в поручики.
Мой отец был солдатом Белой армии. Он воевал против Советов. В сущности, у меня никогда не было отца — так было принято утверждать при коммунистах. Я до сих пор считаю, что они не знали всю правду о нем. Знай КГБ, что он был в Белой армии (хотя в то время мне было от роду всего несколько месяцев), мне были бы перекрыты все пути: служба в армии, членство в партии и особенно работа в разведке.
Гражданская война кончилась победой Красной Армии, а я младенцем остался без отца. Мать старалась как можно лучше воспитать меня. Я рос в чисто советском окружении. С самых первых школьных дней в глазах окружающих я был способным ребенком.
В школу я пошел в восьмилетием возрасте и в 1937 году окончил десятилетку во Владикавказе. Сразу же после окончания средней школы, в восемнадцатилетнем возрасте, я поступил во 2-е Киевское артиллерийское училище. Я хотел быть командиром Красной Армии. Еще в школе я вступил в комсомол. Я активно участвовал в комсомольских и разных общественных мероприятиях, выделяясь на общем фоне курсантов. Мне нравилась артиллерия. Еще в училище я сделал первый шаг в продвижении по службе, предложив ценное техническое усовершенствование, за что и был отмечен в приказе по училищу.
У меня было многообещающее будущее: я был одним из немногих в своей группе со средним образованием, и мне рисовались радужные перспективы. Артиллерия в России всегда была привилегированным родом войск. Еще со времен Петра Великого Россия гордилась прекрасными артиллеристами.
В 1939 году я окончил 2-е Киевское артиллерийское училище и был произведен в лейтенанты. Вскоре после окончания училища я стал кандидатом в члены партии. Как активного комсомольца и кандидата в члены партии, меня назначили политруком батареи.
Я отлично помню, как вскоре после моего знакомства с подразделением наш полк посетил командарм первого ранга (ныне маршал) Тимошенко[5]. В то время он командовал Украинским военным округом. Для нас, молодых офицеров, он, как и Буденный, был легендарным героем Гражданской войны. Ходили слухи, что белых офицеров он рубил шашкой наповал. Позже, перед войной, Тимошенко стал любимцем Сталина и короткое время занимал пост народного комиссара обороны. Помню, как он беседовал с командующим нашей армии — тогда им был Голиков (впоследствии маршал), и рядом с ним находился еще один человек, которого я никогда прежде не видел. Потом комиссар полка объяснил мне, что это был Н.С. Хрущев, член Военного совета округа. Форма сидела на нем как на корове седло.
Вскоре мне пришлось принять участие в польской кампании. В сентябре 1939 года мы пересекли старую польскую границу и, сломив слабое сопротивление поляков, вошли во Львов. Даже в те времена всех нас поразил высокий по сравнению с нашей страной уровень жизни в буржуазной Польше. Мы в буквальном смысле слова скупали все, что попадало под руку. Поскольку денег у нас было не много, расплачивались мы с поляками государственными облигациями, откровенно обманывая их. Поляки были удивлены и озадачены. «Почему вы скупаете все подряд? Неужели у вас ничего этого нет?» Мы отвечали: «Да нет, есть все, просто трудно туда добраться».
После польской кампании я был переведен в 91-ю пехотную дивизию Сибирского военного округа, которая формировалась в маленьком городке Ачинске. Я был назначен политруком батареи 321-го артиллерийского полка. Как только наш дивизион был полностью сформирован, нас послали в Финляндию, где Красная Армия пыталась прорваться сквозь линию Маннергейма. На Карельский фронт мы прибыли, насколько мне помнится, в январе 1940 года. Тут я в первый раз увидел жертвы войны. На каждом шагу мы натыкались на замерзших насмерть раненых солдат и офицеров. Многим раненым, которых удалось спасти, пришлось ампутировать отмерзшие пальцы на руках и ногах, а кое-кому и уши. Воевать против отлично обученных финнов было очень трудно. Мы несли тяжелые потери.
Дивизия оставалась в резерве, пока наши войска не начали штурм Выборга[6]. Именно там моя батарея и я получили огневое крещение. В первый же день боев наше подразделение потеряло больше половины личного состава. Были убиты все три командира полка. Лишь в марте нам удалось окончательно сломить сопротивление финнов. Они прекратили сопротивление, и тем самым был положен конец «короткой» войне. Многие из оставшихся в живых в нашей дивизии были награждены орденами и медалями. Я получил благодарность и именной портсигар. А дивизия была отправлена обратно в Ачинск на переформирование.
Я не поехал с ней. Как один из самых молодых и хорошо зарекомендовавших себя политработников я был переведен для дальнейшего прохождения службы в распоряжение политуправления Московского военного округа.
Так начался новый этап моей жизни. По прибытии в Москву я был назначен помощником начальника политотдела по комсомольской работе в Кра-синском артиллерийском училище. В 1940 году оказаться в Москве, после Сибири или Карельского фронта, было весьма приятно. Несмотря на огромную занятость, я находил время для развлечений, заводил в Москве новые знакомства. Для курсантов училища я организовывал походы в кино и театры. Тем не менее большую часть времени занимала организация агитационно-пропагандистской работы среди курсантов: лекции, политинформации, беседы, чтение газет и журналов и т. д. Дел было так много, что к вечеру я буквально валился с ног. Хотя «Краткую историю ВКП(б)» я знал почти наизусть, тем не менее продолжал учиться, учиться и учиться. Только так и не иначе можно было стать настоящим политработником в Красной Армии.
Все мои старания сделать лекции и политинформации интересными не приносили успеха. Курсанты часто дремали, а то и спали во время политзанятий. Поскольку я активно занимался комсомольской работой еще в школе, иногда мне удавалось организовать что-нибудь действительно интересное, но скоро мое рвение угасло. Нередко курсанты приходили ко мне с жалобами на неурядицы у них дома. Один сетовал на то, что его родителей обложили непомерными налогами, у родителей другого отобрали за недоимки единственную корову, третий с горечью поведал мне о том, что его старого отца посадили в тюрьму за невыход на работу и т. д.
С одной стороны, я сочувствовал курсантам и помогал всем, чем мог. В то же время мне приходилось писать донесения в политуправление округа о нездоровых настроениях среди курсантов и самому бороться с ними. Моя основная обязанность как комсомольского работника заключалась в повышении качества учебы и усилении партийно-политического воспитания. Хотя в глубине души я противился многим положениям военного устава и всевозможных инструкций, я продолжал строго следовать им и проводить в жизнь линию партии. Иного выбора у меня не было. Мне и в голову не приходило бросить службу в армии. Жизнь советского офицера была куда лучше, чем, скажем, инженера. И все это знали. А другой специальности у меня не было.
