- Дорогая, я не буду рядом, - Далла отступила. – Я спрячусь. Мне необязательно вести войну. Я устала, Лиррэ, - она улыбнулась так мягко, словно и вправду уступила ей место. – Я ухожу, дорогая. И когда-то ты меня увидишь.
- Значит, ты не будешь мне мешать? – в голосе девушки почувствовалась надежда.
Далла растаяла. Она так и не решилась ответить на вопрос, и Лиррэ, нырнув в собственную память, не отыскала следы отвратительной старухи. Она вновь провела кончиками пальцев по шероховатому камню, чувствуя, как сила плещется в ней, а после…
Поняла, что ничего не помнит.
Она знала свою историю жизни. Свои цели. То, что успела познать сама. Но понятия не имела, где все те артефакты, что давали Далле силу. Не знала, что именно ищет у короля Дарнаэла, что оберегает границы его постоянно расширяющейся державы. Ни одного заклинания не было в её памяти!
Проклятье!
Сейчас пропал и волшебный голос. Сначала опомнится художник, потом он заставит и второго, с магическим даром, бороться против неё, и они сбегут, неважно когда. Пешки поспешат скрыться, и она не успеет их схватить, остановить, заставить вернуться. Она вообще ничего не успеет.
Лиррэ опустилась на колени. Ладони слепо скользили по поверхности озера, но ничего не случилось. Она обязана привязать их к себе. Немедленно. Она должна заставить этих ребят служить ей, пока даже это знание не ускользнуло от неё.
Отвратительная старуха всё рассчитала. Она оставила девушку без того, что должно было стать её козырем. Она даже не могла вспомнить привычек проклятого Тьеррона, будь он трижды неладен! Прокляни его Богиня!
Зачем ей теперь резерв, который нельзя исчерпать, если магия плещется только на дне? Зачем ей могущество, если им нельзя воспользоваться, ведь ей для этого просто не хватит мудрости и разума? Зачем?!
Лиррэ закричала. Громко, так, что в деревушке залаяли два пса.
Но тянуть нельзя. Она должна была совершить то, что намеревалась. Если нет голоса, надо воспользоваться озером, пока оно рядом. Далла спряталась тут, развеяла свой дух над местами скопления силы. Шэллаттэ ей поможет. Там, дальше, она станет простой, глупой ведьмой, у которой просто слишком много волшебства в запасе, но совсем мало магии, но пока что ещё есть шансы.
…Она впотьмах добралась до нужного домика и открыла дверь. Парни, естественно, спали, и вряд ли что-то, включая собственный здравый смысл, могло разбудить двух лентяев.
Лээн уснул прямо над своим полотном. С него смотрела красивая девушка – темноволосая, тоже темноглазая, как и Лиррэ, только немного смугловатая. Узнать её оказалось трудно, и Далла тщательно спрятала всё, что могла поведать о незнакомой девице. Ведьма? Пожалуй, но дальше знания не заходили, и пришлось оставить портрет там, где он был. Ненавистный художник даже его не подписал!
Она сжала в руке тонкий длинный нож, остановилась рядом с ним, а после легонько провела по тыльной стороне ладони. Несколько капелек крови упало в подставленную заблаговременно бутылочку, Фарни дёрнулся, но не проснулся.
Заклинания держали их крепко. А завтра они проснутся и не поймут, что происходит. Они будут незабвенно верны ей, а самое главное, даже не заподозрят в том, что прекрасная Лиррэ содеяла что-то плохое.
Девушка приблизилась к Антонио. Глупый маг! Она мало что помнила о нём, кроме имени и фамилии, но этого, казалось, должно хватить.
Капли крови упали в следующую ёмкость, и она выскользнула из домика, вновь шагая в сторону озера. Шэллаттэ походило на самый настоящий каток, хотя оно не всегда замерзало зимой до конца, часто южные ветры растапливали лёд на середине озера, и ступить можно было только метров на двадцать от берега.
Водная гладь казалась бесконечной. Эта громадина развеет их крови и навеки свяжет с нею, никто не сможет её остановить, но… Ничего больше не имело значения. Знания Даллы уходили так же стремительно, как рухнули на неё, когда старуха появилась перед глазами.
Наконец-то капли крови растеклись по воде. Теперь они тоже серебрились под луной, и Лиррэ чувствовала, как невидимые узы сковывали двух наивных идиотов. Они обязательно покажут ей то, что она попросит, и не посмеют сопротивляться, даже если очень захочется.
Марионетки.
Лиррэ, впрочем, не чувствовала себя счастливой. Впервые за долгое время она казалась себе действительно обманутой.
Все прежние обращения Далла руководила ею. Она вынуждала девушку делать то, что желала сама, подливать разнообразные зелья, творить глупости, а потом, когда наконец-то постарела достаточно, забрала всё, что смогла. Откуда столько жадности? С этим артефактом Лиррэ могла прожить полноценную жизнь, держа Даллу на задворках сознания, и всё!
Старуха не пожелала воспользоваться правом на молодость, но битва ещё не закончилась. Всё ещё впереди. Всё ещё может быть хорошо.
Жаль только, что могло бы быть чуточку лучше, но разве противная Далла способна делиться? Нет, её гадкое желание захватить всё, получить для себя больше, чем даже для второй ипостаси – оно слишком сильное, то, что руководит, движет ею. Но рано или поздно старуха сорвётся.
Рано или поздно Далла проиграет финальную битву.
========== Глава девятнадцатая ==========
Дарнаэл положил ладони на перила балкона на втором этаже и осмотрел толпу. По белой поверхности вверх от волнения медленно поползли ростки какого-то растения, но Тьеррон успешно его проигнорировал, пристально глядя на тех, что были вокруг. Кричали, пытаясь дозваться до убийцы короля.
Он должен был бы сегодня выходить сюда для того, чтобы огласить своего наследника, представить народу сына. Не для того, чтобы сказать о том, кого казнят, пару ласковых слов. Не для того, чтобы подписать чужой приговор.
Впрочем, Марта сама виновата. Никто не вынуждал её становиться предательницей. Никто не заставлял её подставлять всю Торрессу, да и разве виновата держава в том, что отвратительная принцесса так нагло уничтожила всё, что могла?
Маг умер сразу же. Он не желал оказаться тут, быть растерзанным клятвой, которую дал. Волшебство оказалось сильнее человеческой воли, но это в его случае больше не имело особого значения, а Дарнаэл предпочитал временно не думать о прочих делах.
Предателей всегда казнили. Он бы с радостью по-тихому убрал бы её там, в камерах, но народ должен знать, что ему грозит в случае неповиновения. Это ещё хорошо, что её просто расстреляют.
Его мать приказала бы сжечь.
- Даррэ, - королева остановилась рядом и положила сыну руку на плечо. – Ты не передумал? Мне кажется, это слишком мягко.
- Нет, - король покачал головой. – Ты же знаешь, выбора у меня нет, облегчить её участь я не могу, но сделать это ещё хуже… Пусть уж лучше будет расстрел.
- Предателей карают четвертованием.
Дарнаэл криво усмехнулся. Ну, конечно же. Может быть, вспомнить ещё десяток старых казней, чтобы уничтожить Кэора окончательно и бесповоротно?
- Она – супруга твоего внука, - холодно промолвил он. – Прояви уважение к Кэору, постарайся ничего не комментировать во время казни. Толпа собирается, и тебе пора отсюда уйти.
Сандрин нахмурилась. Она так и не смогла наладить отношения с сыном и почему-то постоянно удивлялась этому факту. Дарнаэл этого вящего удивления стандартно не разделял. Как можно относиться к женщине, толкнувшей родного ребёнка в западню? Он не считал свою родную мать хорошим человеком и терпеть не мог, когда она принималась ему указывать, только, увы, пока что не имел никакой возможности окончательно избавиться от присутствия Сандрин тут.
Королева отправится в Дарну довольно скоро. По закону, предательницей была и она.
- Я всё равно не понимаю, почему ты постоянно оказываешь им милость, - тонкие пальцы дарнийки тоже сжали белый поручень, и она бегло покосилась на тонкий побег, пытавшийся окрутить её запястье. О да, как же, её сын не владеет магией! Если б… - Эта жалость не раз приводила тебя к беде.
Дарнаэл повернулся к матери. Во взгляде пылала отчаянная холодность; ему хватило доклада Кальтэна с утра, дуэли родного сына с целой толпой чёрт знает кого, восьмерых стражников в тюрьме за предательство и нападение на королевского мага, а тут ещё и “родной да близкий человек” решил активно действовать на нервы. Правда, Тьеррон никогда не питал особых иллюзий относительно собственной матери, но она могла иногда меняться. Очень редко, правда.
