Но если истинные змеи должны хранить верность своим богам, то разве она, переменчивый хамелеон, не может выбирать сама, руководясь разумом, а не какими-то глупыми эмоциями?

Тэллавар рассказывал ей, что он сделает. Тогда, когда Элвьента попытается остановить его войско, когда воспользуется последним козырем - может, Бонье, может, Галатье, если сумеют его привести, - он наконец-то отпустит свою силу, ведь теперь у него есть всё, что нужно. Наступает война, и теперь он готов поработить всё своё войско для того, чтобы оно оставило от Элвьенты и Эрроки только жалкие огрызки стран-подданных. Может быть, он займёт трон в Лэвье или в Кррэа, но больше всего хочется отстроить новую столицу. В Вархве, например, откуда он родом - там он отыскал то, что влил в свою новую личность, стремящуюся к победе.

Мизель не пришлось оборачиваться для того, чтобы услышать, что к ней кто-то приблизился. Она позволила Грете даже коснуться своего плеча и обернулась, улыбаясь так наивно и невинно, как должна была бы, окажись и вправду глупой потаскушкой.

Мужчины легко верят в слова красивой женщины, особенно если из уст её постоянно звучит лесть. Почему бы не воспользоваться этим сполна, если есть такая возможность, почему не попытаться перевернуть всё так, как хотелось бы ей одной?

- Ты думаешь, - в голосе Греты не было эмоций, хотя это не она, а бедная Виест отдала всё, что было в её душе, гадкому псевдобогу, - что способна занять место рядом с ним?

Мизель хотелось хмыкнуть. Лживое существо рядом с её возлюбленным повелителем - что ещё может думать о ней Грета, если она до такой степени верна своему хозяину?

Они учились вместе, и никто не знал, что Грета - преданная змея Его Преосвященства. Кроме Мизель.

Они учились вместе, и никто не знал, что Мизель - нечто большее обыкновенной ведьмы. Даже Грета.

- Ты считаешь, - продолжала она, подойдя ближе, и Мизель буквально видела её клыки, вот-вот стремящиеся прорваться сквозь человеческий лик, - что имеешь право приходить сюда, своими грязными ногами топтать всё то, что хозяин столько лет пытался воссоздать, лгать ему? Я вижу в твоих глазах, что о принце ты ему солгала. Ты сказала ему, что он мёртв - а тот ведь вернулся живым. Ты сказала, что в Дарнаэла нет ни капли его истинной силы - но ведь разве ты не знала, что он пытается разбудить дар в принце?

Мизель рассмеялась. Улыбка на её губах казалась до того ясной и чистой, словно перед ними Гретой стояла не обыкновенная девушка из плоти и крови, а сама богиня Эрри или её верная, лучшая жрица.

Мизель ненавидела Эрри. До чего же противным ей казалось матриархальное лицемерие, в которое она столько лет успешно играла. До чего гадкой была война - с кровью и мечами… Один только взгляд из-под ресниц, одно короткое слово, прошептанное с вложением нескольких капель силы - и больше ничего не нужно, чтобы подчинить человека! Кто-то, как она, женской змеистой хитростью получает это от противников, кто-то - властно расправляя плечи и сжимая ладонью эфес меча, кто-то - касаясь поручней балкона перед своей толпой, по тонкой зелени трав передавая в их мысли свой приказ. Разве это не действеннее, чем война?!

Ей так нравилось, как это делал Первый. Как он радостно улыбался, будто бы дитя, когда его чары казались успешными! Сколько лет она прошла с ним плечом к плечу - пусть немного за его спиной? Тенью. Она всегда была тенью.

Не змея - белая кошка, ступающая по мирам с той осторожностью, которой может быть достоин только самый лучший на свете человек. Белая кошка, всегда верная одному только своему богу - без шепотка о бескорыстности.

Она дарит свою службу, они - забвение и вечность. Честная сделка - она часто меняет свой лик, но всегда приходит, когда нужно. Она не предаёт, какую бы только роль перед этим не играла…

- А почему ты ничего не поведала своему распрекрасному божеству? - прошептала она, приближаясь к Грете, глядя ей прямо в глаза. - А почему не рассказала ему сама? Потому что он не спрашивал? Это так удобно, правда? - Мизель провела кончиками пальцев по щеке змеи, словно испытывая её терпение. - Сколько стоят клыки твоей верности, змея божья?

Она ощерилась, так и не ответив. Выгнулась, будто бы готовясь к трансформации, рванулась вперёд, стремясь укусить в шею это ничтожество - разве будет кто-то плакать за женщиной, что послужила развлечением на одну ночь, а после навеки покинула его мысли.

Мизель была ведьмой, конечно, но Грета знала - в своём истинном обличии она слишком быстра и ядовита, чтобы какая-то колдунья остановила её взмахом руки.

Но блондинка только вывернулась в её руках - а после тонкий кинжал пришпилил змеиное тело к земле. Крови не было - только какая-то странная жидкость.

Мизель облизнула губы, вынула нож и переступила через тающий небесной дымкой труп.

Ей никогда не нравились служительницы культа богини Эрри.

Она выскользнула из шатра и криво улыбнулась - все они помнят. Все пророчества на будущее и великие битвы прошлого. Тэллавар только отринул от своего знания, а значит, он больше не вечен. Молодое тело - это ещё не гарантия успеха.

Она смотрела, как безликая, бездумная армия рвалась вперёд, и подавляла смех, клокотавший в горле. Она не знала, победят они или проиграют - но предчувствовала, как вот-вот озеро чар превратится в пересохшее болото.

Грета могла его предупредить. Но ведь он не спрашивал, правда?

Разве она умела говорить без приказа?

***

Антонио устало, будто бы помертвело опустил голову. Ему, не магу и не воину, нечего было делать на великой войне.

Их всех оттуда прогнали. Он не мог колдовать, испитый до дна тем одним коротким заклинанием, на которое осмелился однажды, поднимая руку - или магию? - на родного отца. И сражаться тоже не мог, потому что Вархва сделала их жалкими существами, а не мужчинами.

Их никого на поле боя не выпускают - тех из-за страха, тех из-за чего-нибудь ещё…

И единственное задание - помочь доставить короля Галатье во дворец.

…Он тоже казался почти мёртвым. Правда, наверное, был к черте немного ближе, чем Антонио - но Карра хотелось сказать, что это вполне поправимо. Может быть, он просто переоценивает собственные силы, а вызываться помогать переносить короля, тащить на себе эту непосильную ношу было слишком глупо?

Магию с него, несомненно, следовало снять, но с этим смогла справиться только Моника. Не глупые сыновья правительниц Эрроки, хотя Шэйран, кажется, не до конца осознавал собственную беспомощность.

Он и появился как-то странно - прибыл в Кррэа, словно был готов к битве, был готов сражаться с Тэллаваром. И этот надменный синеглазый мужчина рядом с богоподобной воительницей; разумеется, Антонио видел их только издалека, но это не заставило его забыть о религии, о том, в чём его столько лет убеждали. Значит, Эрри существовала? Значит, мама говорила правду?

Никто их с ним не знакомил, и он всё так же чувствовал себя бесполезным и лишним - теперь, когда помог королю перебраться на широкое ложе, думал, как же странно - он вот-вот умрёт, а всё равно смотрит яснее, чем сам Карра в любое время дня и ночи.

Галатье бессильно протянул ладонь, пытаясь уцепиться сухими старыми пальцами в запястье Шэйрана, но не дотянулся, только мазнул по коже, заставляя парня остановиться.

- Вы победите, - прошептал он. - Армия Элвьенты могущественна…

Он закашлялся - кровью - и Рэй отступил на несколько шагов, словно опасался заразиться подчинением, смертельным проклятием.

Что сказала мать? Не сметь появляться на поле боя, ни ему, ни Эрле, не сметь выходить из дворца. Всё это началось потому, что однажды их отец посмел тронуть торресскую принцессу, будь она хоть сто раз предательница, значит, он сам должен платить за это.

- Позови Монику, - голос Рэя, даже такой хриплый, отдалённо схожий с голосом его отца, звучал, будто бы бесконечный приказ.

- Ты не имеешь права мне приказывать, - покачал головой Антонио.

Раньше - в Вархве - они были друзьями, сейчас, пожалуй, просто равными бессильными существами, которые не могли колдовать достаточно ярко, чтобы выйти на поле боя. Выйти, как вырвалась туда та хрупкая блондинка, Анри, как, сжимая в руках шпагу, направился Кэор, кажется, какой-то королевский родственник… Да и Моника, наверное, тоже воевала бы, если б не вынуждена была дожидаться Галатье.