Бейонд маньячно ухмыльнулся и в долю секунды оказался рядом со мной. Схватив меня за запястья и заведя их мне за спину, он склонился над моей наглой харей и прошептал, с безумной ухмылкой, кою я просто обожаю:

— Я тебе лишь говорил, что не сверну со своего Пути Меча. Не больше. Я не говорил, что нанесу последний удар, помнишь?

В голосе его сквозило ехидство, и меня охватило возмущение, но оно тут же испарилось, как гелий из воздушного шарика, пробитого клювом хамоватой вороны. Он ведь и впрямь не собирался кокать Маню, а по его поведению я давно должна была понять, что он тоже, как и остальные пришлые, считает ее своим другом, и то, что я этого не поняла, уже на моей совести. К тому же, он не издевался надо мной, а шутил. А юмор у него еще чернее моего, так что все логично. Ненавижу это слово, да. Зато люблю своего логика!

— Бяка ты, — беззлобно фыркнула я. О да, я никогда не сдаюсь!

— Знаю, — усмехнулся Бейонд и порывисто поцеловал меня.

Его ладони заскользили по моей спине, а я зарылась пальцами в его волосы, отчаянно не желая, чтобы эти секунды истекали. Губы Бейонда нежно, но безумно страстно целовали мои собственные, и я отвечала ему, отдавая всю свою любовь, все свои чувства… Кончик горячего языка коснулся моей верхней губы, и, подчиняясь настойчивой просьбе, я приоткрыла губы, а Бейонд углубил поцелуй. Секунды, минуты, часы — застывшая вечность. Два сердца бились как одно, а дыхание, прерывистое, обжигающее, сливалось, соединяя нас навечно.

— Люблю тебя, — прошептала я, когда мой любимый маньяк отстранился.

— Знаю, — усмехнулся он и снова накрыл мои губы своими.

Идиллию прервал так некстати подавший голос свисток чайника. Я закатила глаза и отстранилась от Бёздея, а он, чмокнув меня в чуть припухшие губы, отпустил меня из стального захвата и вырубил газ на плите. Я начала разливать чай, а ВВ уселся на свое излюбленное место напротив двери, и вскоре я превращала его чай в не пойми что, которое он до безобразия любил. Что странно, я недавно ради эксперимента и сама решила попробовать выпить сладкого чаю, но, ясен фиг, не той бурды, что бухает он, и, что интересно, мне понравилось. Точно он меня превращает в непонятно что… Размешав сахар в его чашке и подвинув ее ему, я уселась рядом с ним и начала портить, ну, или улучшать, свой напиток тем же путем, но применяя меньшую концентрацию портящего вещества.

— Бейонд, как думаешь, — протянула я, помешивая сахар в собственной чашке, — у нас много времени?

— Ты знаешь — я не собираюсь сдаваться, — нахмурился мой маньяк, потягивая патоку.

— Знаю, — улыбнулась я. — Ты вообще никогда не сдаешься, и это самая моя любимая в тебе черта. А хотя нет, вру, вторая.

— И какая же первая? — безразлично вопросил Бейонд, впрочем, не скрывая интереса во взгляде.

— А первое, дорогой мой Бейонд Бёздей, что меня в тебе манит, как кошку валерьяна, — усмехнулась я, глядя в чашку, — это то, что, не смотря ни на что, ты до безобразия понимающий и — не бей меня тапком по челу — добрый. А главное, ты не способен на предательство.

— То есть тебя притягивают мои «чудесные» душевные качества, — подвел итог Бёздей.

— Ты «чудесные» зря так язвительно произнес, — усмехнулась я. — Хотя, знаешь, любят не «за что», а «вопреки», как гласит пословица. Так что я тебя не за это люблю, а просто потому, что люблю.

— И я этому рад, — пожал плечами ВВ, присуседиваясь к своей чашке.

— А ты ту фигню расшифровал? — вопросила я, переводя разговор в другое русло. А то я что-то как-то резко начинаю смущаться…

— Да, — кивнул ВВ. — Но это ничего нового нам не дает. По сути, там зашифрована часть той фразы, что привела нас в этот мир. «Я никогда не сдамся!» И хотя это и впрямь нового ничего не дает, но на размышления наталкивает, согласись?

— И что это значит? — протянула я, не втупляя в ситуацию.

— Мы не должны сдаваться, — апатично пожал плечами ВВ.

— Думаешь, это значит, что выход есть? — нахмурилась я, глядя на спокойно бухавшего патоку Бейонда.

— Выход есть всегда, — усмехнулся он немного грустно. — Только он не всегда приемлем.

Я тяжко вздохнула и заявила:

— Ты придумаешь, что нам делать, я уверена.

— Надеюсь на это, — пожал плечами Бёздей.

— А я верю, — улыбнулась я.

Повисла тишина, понятная и ничуть не раздражавшая, а минут через десять я поняла, что начинаю зевать. Бейонд тут же заметил сие несправедливое отношение к обделенной моей сонной тушкой кровати, усмехнулся, взял меня за руку и потащил в мою же собственную спальню — этой самой кровати в дар. Возле двери в комнату он чмокнул меня в губы и прошептал:

— И пусть тебе приснится суд средневековой инквизиции.

— Над кем? — озадачилась я.

— Хм. Над моим «ученичком» Николаем, — маньячно сверкнув глазами, заявил ВВ. — Запомни, хоть я и решил начать жизнь с чистого листа, бросать на тебя такие взгляды я никому не позволю. А суды инквизиции не всегда заканчивали дело смертной казнью. Можно ведь и иначе поступить.

— Ты… ревнуешь?! — офигела я. Сон как рукой сняло, и я, радостно завизжав, повисла на шее Бейонда.

— Он не сможет забрать тебя у меня, — уверенно ответил ВВ. — Но мне его поведение крайне неприятно. А потому, если он что-то предпримет, я не позволю тебе носить апельсины в больницу, где он будет залечивать множественные переломы рук и ног.

— А я и не понесу, — фыркнула я. — Больно мне нужны всякие придурки бесчувственные, когда у меня есть мой единственный и неповторимый человек с глазами шинигами, который для меня — все!

— Вот и правильно, — усмехнулся Бейонд, нежно коснулся губами моей щеки и пошел в гостиную — одаривать диван свиданием со своей готовящейся ко сну тушкой.

— Спокойной ночи, Бейонд! — провопила я, довольно улыбаясь. ВВ замер и, не оборачиваясь, четко произнес.

— Глаза шинигами — зло. Но иногда и добро. Ты будешь жить очень долго, как и твоя подруга. Жаль, я не вижу свою дату смерти и дату смерти тех, кто прибыл вместе со мной.

— Бейонд… — пробормотала я ошалело.

— Спокойной ночи, — ответил он на полградуса теплее, и я поняла, что он улыбается.

— И тебе, — улыбнулась я в ответ, и мой маньяк отправился к себе. Я тяжко вздохнула и поскреблась в спальню, подумав, что хочу, чтобы его срок жизни совпадал с моим, потому что жизнь без Бейонда для меня уже просто невозможна… Любовь — зло, похлеще глаз шинигами, но она так приятна! И в этом ее главное зло. А может, и добро — кто знает?..

Конец POV Юли.

Утро воскресения не предвещало ничего ужасного, но и прекрасного тоже. Мне приснился кошмар, я с трудом умылась, за завтраком L заявил, что Кира проявляет странную активность: от своей подруги он съехал в тот же день, как мы его чуть не поймали, и о нем не было ни слуху ни духу, а тут — прислал ей длиннющее письмо с указаниями: «Пойди туда, незнамо куда», — и прочая, прочая. Нас всех это вогнало в жесткий афиг, и первая мысль, всех посетившая, была: «Ловушка», — хотя, может, и не всех, но мы с Юлей, рассказавшей мне о том, что значили слова на табличке, точно подумали именно об этом. Рюзаки раздал народу указульки, и мне досталась неприятная обязанность поболтать с Ионовым и выяснить, не связывался ли с ним Кирушка. Я позвонила своему вражине, но он ответил, что Ягами после неудачной операции пропал, и известий о нем не было, хотя, вообще-то, Ионов Лайта и не искал. Я попросила его все же разыскать, но мой работодатель заявил, что результат не гарантирует, и если Кирыч зашухарился, не засветившись, его не найти до тех пор, пока он не проявится. Я попросила его хотя бы попробовать и получила в ответ всего одно слово: «Естественно». На этом моя деятельность была свернута, и весь день гении шлялись по своим делам, включая Ниара, который давно сдал своей шизанутой редакторше как перевод, так и собственный детективный роман, который, кстати, я прочла на одном дыхании и просто-таки запойно — настолько это было шикарно. Он явно убил в себе Конан-Дойля вместе с Агатой Кристи, а жаль…