Ох… Четыре замены? Это кошмар… Но… я ведь сильная, да? Я должна быть сильной. Значит, я это переживу. Что нас не убивает, даёт пинок под зад, не более того. Значит, я выдержу. Ведь Гробовщику это всё же нужно… Почему я так хочу ему помочь? Что за фанатская привязанность? Или это не фанатизм? Или я просто… чёрт, почему я себя никогда не понимаю?
— Хорошо, — пробормотала я и сжала руку жнеца. Тот усмехнулся и спросил:
— Даже учитывая то, что боль может повториться?
— Да, — кивнула я уже куда более уверенно, и ухмылка вдруг сменилась на улыбку, а жнец тихо сказал:
— Учитывая, что часть твоих воспоминаний содержит эмоции жнеца, полагаю, и вероятность этого крайне высока, что столь сильные положительные эмоции, вживлённые в никогда не испытывавшее подобного тело, помогут тебе пережить следующие операции куда легче. Я уверен на девяносто процентов, что боль будет намного меньше.
Я аж задохнулась от возмущения. Да как он мог?! Это проверка была?! Соглашусь я или нет? Он настолько мне не доверяет?! Почему? Почему он так уверен, что я его предам? Почему он совсем в меня не верит? И почему он считает, что я вообще способна на предательство?!
— Я не предательница! — рявкнула я и попыталась вырвать руку из хватки жнеца, но он лишь сильнее сжал мою ладонь и спросил:
— Злишься?
— Да! Потому что я тебя не предам! Я вообще никого не предам! Зачем ты так?!
Это был первый раз, когда я на самом деле очень разозлилась на Гробовщика. До этого он меня лишь провоцировал, а вот теперь и правда оскорбил — на самом деле, а не из желания чему-то научить. Но мне не хотелось его ударить — почему-то даже сейчас я не могла причинить ему боль. Нет, не так. Я не хотела ему её причинять. И это злило. Потому что он всё равно этого не поймёт…
На лице жнеца сменялся странный калейдоскоп эмоций, а я пыталась вырвать руку, но о приёмах айкидо даже не вспоминала — почему-то любое физическое воздействие на него мне сейчас казалось нонсенсом. И вдруг Легендарный грустно улыбнулся, а в следующую секунду прижал меня к себе. Я замерла. Это ещё что? С чего бы? И почему… мне так хорошо?.. Почему не хочется отпускать его, почему хочется застыть так и никогда не уходить? Не могла же я… в него… Бред! Он же Смерть! Я для него — скелет, обтянутый кожей, подопытная мышь! Какой учёный увидит в крысе равного себе? Никакой! Так почему я… в него…
Захотелось разрыдаться от безысходности. Стас говорил, что сабмессив чаще всего влюбляется в Доминанта, потому что уже не может без него. Сначала он испытывает лишь уважение, затем привязанность, после Доминант становится нужен ему, как воздух, а потом к некоторым приходит фанатизм, когда Доминант видится чуть ли не идолом. Но чаще всего приходит любовь, а не этот самый фанатизм, хотя одно другого не исключает. Но на всё это уходит долгое время, так почему я за такой короткий срок в Гробовщика… влюбилась?..
— Ты очень необычная, — тихо сказал Легендарный. — Наверное, я начинаю тебя понимать… Знаешь, почему я люблю мёртвых? Одна из причин — они прекрасны в своём молчании. Не солгут, не предадут, не оскорбят, не унизят…
Мне показалось, что я уже слышала от него что-то подобное, но я не могла вспомнить, когда, а Гробовщик продолжал:
— Мои «странные куклы» прекрасны в своём послушании и смирении, но порой это раздражает, ведь у них нет воли. А у тебя она всё же есть, хотя ты послушна почти как они. Почти. И это главное. Поскольку воля у тебя всё-таки есть, и ты можешь сказать о своём недовольстве. Ты как «странная кукла», но ты не странная. Ты необычная.
— Кукла, да? — усмехнулась я, хотя хотелось плакать.
— Как кукла, — повторил жнец, и я подумала, что это очень ценное уточнение. Значит, я всё же не совсем кукла, не совсем игрушка для него? Или это просто глупые мечты, не имеющие оснований? Какая же я дура…
Я прижалась к Гробовщику, а он молча обнимал меня, думая о чём-то своем, и эта его отстранённость казалась уместной, обоснованной, но почему-то очень неприятной. Вот только иногда его ладони на моей спине мелко вздрагивали, прижимая меня к Легендарному чуть сильнее, но тут же отстранялись, будто касались раскалённого железа, и это было правильно. Это прогоняло раздражение и рождало радость. Потому что я не кукла. И не просто скелет, обтянутый кожей. Я — «непонятная загадка», которую он попытается разгадать. А что будет дальше — кто знает…
====== 32) Пропасть ======
«Amor, ut lacrima, ab oculo oritur, in cor cadit».
«Любовь, как слеза, из глаз рождается, на сердце падает».
Вернувшись после завтрака в мою родную квартиру, мы с Гробовщиком составили небольшой план действий. Заключался он в том, что Величайший переодевается в более современную одежду и мы идём в парк развлечений, после чего он начинает работать над новой Плёнкой, основывая эмоции на тех, что увидит в вырезанном у меня вчера фрагменте. Собственно, за его выпад в мой адрес я Легендарного простила — смысл обижаться на того, кто вообще никому не доверяет? Да и потом, если он во мне сомневается, то не требовать веру надо, а зарабатывать её. Так что я просто буду жить по своим правилам и надеяться, что когда-нибудь Легендарный поймёт — я не предам его. Никогда. А может, и не поймёт, но это хоть и больно, всё же не смертельно, так что переживу. Я вообще живучая, думаю…
Когда жнец облачился в свой любимый безразмерный свитер, а высоченные сапоги с загнутым вверх мысом сменились остроносыми ботинками, я уже ждала его на кухне, заменив спортивные штаны на брюки. Кстати, что интересно, на животе у меня красовалась приклеенная пластырем марля, так что ранку я разглядеть не смогла, а жаль. Интересно было бы посмотреть, какая царапина вызвала такую боль. Но Гробовщик сказал, что пару дней рану нельзя будет мочить, а повязку он мне будет менять самолично, и любопытствовать мне не стоит, чтоб инфекцию не занести. Перестраховщик! Но это ведь правильно…
Вооружившись кошельком и солнечными очками, я отправилась на улицу, размышляя о том, что всё не так уж и плохо: впервые в жизни (хотя, мне казалось, что это уже второй раз) я направлялась в парк развлечений, тем более в компании друга. Солнце припекало, жнец, как обычно, переносил жару, кутаясь в пушистый свитер, народ на нас подозрительно косился, а едва различимый ветерок давал понять, что дождя не предвидится — если где-то тучи и были, к нам бы их пригнало нескоро. Парк в нашем городе был небольшим, и пара крупных аллей с отходившими от них узкими тропинками явно нечасто посещались дворниками. Деревьев было много, но на них частенько встречались полностью засохшие ветви, кустов же было ещё больше, но их так редко стригли, что они, скорее, напоминали непроходимый бурелом. Лавочки здесь были старые, краска на них давно обшелушилась, а под весом отдыхающих эти раритеты скрипели так, словно готовы были в любой момент развалиться. Короче говоря, здесь всё было жутко старым и неухоженным, а потому я подумала, что если аттракционы напоминают лавочки, нам на них лучше не соваться… Впрочем, с Гробовщиком мне было не страшно даже на такую древность взгромождаться, а потому я бодренько топала по широкой людной аллее, надеясь, что сегодня мы не наткнёмся на каких-нибудь идиотов.
Собственно, аттракционы находились за высоким старым сетчатым забором в самом центре парка, и народу там было пруд пруди — утро воскресенья, отличная погода и обещания метеорологов наслать на город к следующим выходным дожди гнали жителей на приступы старых, ржавых конструкций. Нет, я понимаю, когда подростки или влюбленные идут на заклание строевым шагом, но как родители могут вести совсем ещё крох на столь опасное мероприятие? Аттракционы ведь здесь были не просто древними — они скрипели, грохотали и осыпали асфальт ржавчиной, из-за чего в голову закрадывались разумные опасения об их надежности… Так что на месте мамаш я бы своё чадо к этим древним руинам не подпустила. Ох, моя логика! Детей бы не подпустила, а сама на убой отправилась! Ну и ладно, мы-то это ради эксперимента делали…
