Но, хоть я и горевал по дочери моего дяди, но в урочное время снова поспешил в сад, и в сердце моем были лишь страсть и вожделение к моей возлюбленной, а в памяти – лишь ее прекрасное лицо и обольстительное тело. Как только она увидела, что я вошел в сад, то спросила меня о моей двоюродной сестре, и я ответил, что она умерла. Моя возлюбленная отстранилась и сказала:

– Ты погубил ее молодость и убил ее.

Но я уверил мою возлюбленную, что невиновен в смерти двоюродной сестры, и повторил то, что велела сказать Азиза: «Верность – добро, а предательство – зло».

Услышав это, моя возлюбленная заплакала и сказала:

– Да сжалится Всемилостивый Аллах над Азизой, ибо она спасла тебя от меня даже после смерти. Она знала, что я намерена тебе навредить, но теперь – будь уверен – этого не случится.

Ее слова поразили меня.

– Навредить? Но ведь мы любим друг друга!

– Ты так молод, – отвечала она, – и твое сердце невинно, а у нас, женщин, свои хитрости и уловки. Обещай, что не будешь доверять ни одной женщине, ни молодой, ни старой, кроме меня, особенно теперь, когда нет в живых дочери твоего дяди, которая бы защитила тебя.

И она попросила меня отвести ее на могилу Азизы, и приказала резчику вырезать такие слова на ее надгробном камне:

И раздала милостыню бедным и нуждающимся, чтобы они поминали Азизу в своих молитвах.

Прошел год. Моя возлюбленная все так же нетерпеливо ждала меня каждую ночь, а я набрасывался на нее, как коршун на добычу. Мы обнимали друг друга и любили друг друга с великим пылом и редко говорили о несчастной Азизе. Если мы и говорили о ней, моя возлюбленная вздыхала и говорила:

– Ах, если бы я была знакома с ней и узнала о ней побольше! Тогда я была бы осмотрительнее.

Так мы и жили спокойно и счастливо, но в один прекрасный день по дороге в сад меня остановила старуха и попросила прочесть ей письмо от сына, которое наконец-то получила, – впервые с тех пор, как он отправился в путешествие.

Хоть я и был опьянен желанием и страстью, но согласился ей помочь. Я прочел письмо и уверил старуху, что сын ее жив и здоров, а затем пустился дальше, но старуха пошла за мной и спросила, не могу ли я прочесть письмо еще раз для ее дочери, потому что иначе та не поверит, что ее брат жив.

– Просто прочти письмо вслух из переулка, – попросила она, – и моя дочь услышит тебя.

Старуха поспешила к двери и открыла ее, и я увидел, как рука протянулась за письмом, и мелодичный голос спросил:

– Это ты, матушка?

Но стоило мне подойти ближе, старуха толкнула меня в дом и заперла дверь, и я понял, что попал в западню.

Девушка, стоящая передо мной, была красива и обольстительна. Она обратилась ко мне, и теперь голос ее звучал совсем не ласково:

– Скажи, Азиз, что тебе милее – жизнь или смерть?

– Конечно, жизнь, – отвечал я.

– Прекрасно! Тогда возьми меня в жены, – отвечала она.

– Будь я проклят, если женюсь на такой, как ты! – воскликнул я.

– Если ты женишься на мне, то избежишь гнева дочери Альсавахи Альдавахи.

– Но кто такая дочь Альсавахи Альдавахи?

Услышав это, девушка окликнула мать:

– Иди сюда, матушка! Он говорит, что не знает дочери Альсавахи Альдавахи!

Она громко расхохоталась, и мать присоединилась к ней.

– Стало быть, ты не знаешь, кто она такая? – повторила девушка, все еще смеясь. – А ведь это с ней ты был каждую ночь, целый год, четыре месяца и два дня – с той, с которой ты видишься каждую ночь в саду и которая убивает своих любовников одного за другим. Почему она еще не убила тебя? Хотели бы мы это знать!

Сердце мое застучало, когда я это услышал.

– Так ты ее знаешь? – спросил я.

– Знаю так же хорошо, как время знает людские горести, – отвечала девушка. – Чего я не знаю, так это того, как ты уцелел.

И я рассказал девушке и ее матери все о своей возлюбленной и о том, как Азиза помогла мне с ней сойтись. И наконец повторил последние слова Азизы, обращенные к моей возлюбленной: «Верность – добро, а предательство – зло».

– Теперь я понимаю, – сказала девушка. – Ты знаешь, что эти слова спасли тебя от дочери Альсавахи Альдавахи? Послушай, ты человек еще молодой, не сведущий ни в девичьих уловках, ни в женском предательстве. Давай поженимся. Я от тебя ничего не попрошу, только чтобы ты жил со мной как петух.

– Как петух? Но я не знаю, как живет петух!

Девушка расхохоталась, а мать ей вторила; девушка смеялась громче и громче, так что наконец упала на пол и насилу выговорила:

– Что петух делает в жизни, кроме как ест, спит и любится?

Я так смутился, что не знал, куда и смотреть. Но девушка, вовсе не стыдясь, приказала мне:

– Ступай же, подкрепи свои силы, готовься топтать меня, как курочку, посильнее да почаще!

И тут показалась ее мать с четырьмя свидетелями. Я оглянулся на дверь, думая бежать, но девушка сказала:

– Двери заперты так крепко, что и муравей не выберется.

Ее мать подбежала к нам и зажгла четыре свечи, а затем нотариус достал брачный договор. Девушка свидетельствовала за себя, что я выплатил выкуп за нее полностью, в два взноса, уплатила нотариусу и затем всех выпроводила. После этого она вышла и вернулась в одной прозрачной сорочке, бросилась на постель и принялась стонать и изгибаться, мурлыкая: «Теперь я твоя женушка!»

И так она продолжала, пока я, не стерпев, не набросился на нее. Вместе мы достигли вершины блаженства, и закричали от радости и удовольствия так, что голоса наши слышны были и на улице. Но когда я проснулся на следующее утро, меня охватил страх и ужас от того, что я сделал, и я задрожал, вспомнив о том, что не пришел к своей возлюбленной тем вечером. Я торопливо оделся, пытаясь придумать какое-нибудь хитрое оправдание своего отсутствия, которое убедило бы ее в моей невиновности.

Но девушка тоже встала с постели и выпрямилась, уперев руки в бока, со словами:

– Ты что это задумал? Считаешь, что как вошел в баню, так из нее и уйдешь? Думаешь, я такая же, как дочь Альсавахи Альдавахи, – ночью со мной порезвишься, а утром иди на все четыре стороны? Вот что я скажу тебе про этот дом – он заперт весь год напролет, кроме одного дня.

Услышав это, я содрогнулся от ужаса и огляделся по сторонам, ища, как бы сбежать.

– Я бы на твоем месте не тратила время попусту, – продолжала моя жена. – И ворота, и двери, и окна – все заперто, и замки очень крепкие. Но не волнуйся: еды у нас хватит на целый год. Обещаю потчевать тебя самыми вкусными яствами, месяцы пролетят, словно дни, не успеешь и глазом моргнуть, и жить ты будешь счастливо, как петух.

И она засмеялась, и я засмеялся с ней, и она бросилась на кровать со стонами, и так я пробыл в заточении целый год, в конце которого она родила мне сына.

В начале нового года ворота распахнулись, двери и окна открылись, и в дом поспешили слуги с мешками припасов.

Я вскочил на ноги, собираясь уйти, но жена заставила меня дождаться вечера, сказав:

– Ты должен уйти точно в то же время, когда пришел.

Я боялся, что она продержит меня взаперти еще год, но она выполнила свое обещание и выпустила меня на том условии, что я вернусь, прежде чем ворота закроются. Она заставила меня поклясться на святом Коране, на сабле и на брачном договоре, что я не опоздаю. Я сразу же поспешил в сад и увидел, что ворота открыты и возлюбленная моя сидит на скамье, опустив голову на колени. Она исхудала и выглядела нездоровой, но просияла, когда меня увидела.

– Хвала Аллаху, ты жив!

– Откуда ты знала, что я приду сегодня? – спросил я ее.

– Я ждала тебя каждый вечер эти двенадцать месяцев.

Я бросился к ней и сжал ее в объятьях, и она, казалось, снова ожила.