Парень кинулся в погоню за плодом своего больного разума или нашим спасителем, шипя что-то о том, что «Принц никогда не поигрывает», а я осторожно спросила тебя, безразлично смотревшего в небо:

— Как Вы?..

Глупая. Знала ведь, что ничего хорошего ты мне не скажешь, но и не спросить не могла. Знаешь, Фран, словом ведь можно убить…

— Было бы лучше, если бы в мои дела никто не вмешивался, — протянул ты. — А то приходится еще и защищать тех, у кого слишком длинный нос… А это обременительно, Лягушонок не хочет помогать тем, кто сам ищет неприятности. Или, может, Вы мазохистка, а я Вам помешал? Это было бы печально. И Лягушонку было бы Вас жаль. Снова.

Я вздрогнула и отошла к своей лавочке. Сердце болезненно сжималось, а на губах играла грустная улыбка.

— Прости, ничего не могла с собой поделать, — пробормотала я, замирая у скамейки спиной к тебе. — Но если история повторится, я поступлю так же — заранее извини.

Повисла тишина. Я упорно старалась не расплакаться, и лишь шире улыбалась, чтобы заглушить боль, глядя в потрескавшийся пыльный асфальт. Знаю, что ты не хотел причинить боль ради боли, и потому ненавижу слова. Они всегда жестоки. А на серый асфальт падали багряные капли, впитывая весь яд твоих слов и очищая его землей… Кап, кап, и появляется алое море слез моей души, Фран…

— Лягушонок прощает, — протянул ты, и вдруг добавил совершено нормально: — И он за это благодарен.

Я резко обернулась, но увидела лишь твою спину. Ты уходил из парка, а я вдруг подумала, что словами можно не только убить, но и воскресить. Ведь так, Фран?..

Почему-то ветер принес мне в ладони цветок сакуры, хотя на дворе стоял конец июля, а японских вишен в итальянском парке нет в принципе. Я улыбнулась. Вновь. Но на этот раз от всей души. И вдруг подумала, что все слова, что ты говорил, — это не просто маска. Это часть тебя. Это маска, которая вросла в кожу, и которую не оторвать, не причинив тебе боль. Не сломав тебя. Улыбка моя померкла. Я ведь сделала это, да, Фран? Потому что не язвить ты не можешь. Потому что ты не можешь не защищаться. Потому что ты сильный, а ослабление защиты для тебя равноценно слабости. И ты сломал себя, на краткий миг показав мне эту «слабость». Вот только я знаю, почему ты это сделал.

Потому что это было прощание, да, Фран?..

Я грустно смотрела тебе вслед и, когда ты исчез за горизонтом, перевела взгляд на последнее напоминание о тебе. На цветок сакуры. Но ветер вдруг подхватил его и унес, хотя я крепко держала розовые лепестки. Так вот что увидел «Бэл», да? Иллюзия? Галлюцинация? Ты спас меня и ушел, не желая, чтобы история повторилась. Ты с самого начала знал, что если я обижусь на твою язвительность и не захочу больше с тобой общаться, ты сможешь, как и прежде, приходить в этот парк. Но если нет, ты вынужден будешь уйти. Ради меня. И от этого в сто раз больнее. Но знаешь, я ни о чем не жалею. Ни о чем. Ни о том, что подошла к вам, ни о том, что сказала тебе правду. Потому что образы розовых лепестков и зеленых глаз навсегда останутся со мной. А больше мне ничего и не нужно. Никогда не было нужно… И когда-нибудь я, начинающий кукольник, сделаю самую прекрасную в мире фарфоровую куклу с зелеными волосами и бездонными хризобериллами печальных глаз. Но шапки на кукле не будет. Потому что «Фран» значит «Свободный», и я верю, что когда-нибудь ты всё же освободишься ото всех оков. Ведь ты сильный, ты справишься. И сколько бы ни было на нас цепей, последняя точка точно срывает их все, если принята она с высоко поднятой головой. А ты ведь всегда смотришь в небо и не способен сдаться, да, Фран?..

Я прихожу в этот парк каждый вечер. Год прошел с тех пор, как ты подарил мне веру в то, что слова могут не только убивать. Я смотрю на небо, а вижу бездонные затягивающие зеленые глаза и слышу всего два слова: «Он благодарен». А знаешь, Фран, в этом году сакура снова зацвела. На моей ладони лежит бледно-розовый цветок. Я не знаю, откуда он здесь — может быть, это привет от тебя. Привет с того света, я уверена, потому что впервые, глядя на небо, я услышала другое слово. Самое страшное слово этого жестокого мира.

«Прощай».

Впервые из моих пустых, как у тебя, но серых и безликих глаз полилась глупая соленая влага. Впервые за долгие годы. Сердце почему-то вдруг замерло, и я замерла вместе с ним. А взгляд зеленых глаз навечно застыл перед моим взором и словно говорил: «Меня больше нет, но я всегда рядом. Был, есть и буду». Ты никогда не сказал бы мне этих слов, ведь они не карающий меч. Они — Живая Вода. Но знаешь, Живая Вода мертвеца — Мертвая Вода. И потому, испив ее, я и сама ушла за грань…

А знаешь, Фран, когда-нибудь мы с тобой встретимся. И тогда я впервые абсолютно искренне улыбнусь и отдам тебе цветок сакуры, который никогда не засохнет. Я отдам тебе твой подарок и скажу всего лишь три слова.

Я благодарна, Фран.

Потому что ты всё же отучил меня ненавидеть…

========== Улыбка (Ямамото) ==========

Знаешь, как бывает? Откроешь утром окно, посмотришь на небо и улыбнешься. Небу, облакам, птицам на дереве напротив. Только почему-то никто не улыбнется в ответ. Птицы заняты друг другом, облака просто проплывают мимо, а небо столь огромно, что заметить улыбку одного человека оно не в состоянии. Если каждый улыбнется, и небо это заметит, ему памятник ставить надо будет. Это же невозможно. Поэтому я выйду на улицу и побегу в школу с улыбкой на губах, даря ее всем вокруг. И никто ее вновь не заметит. Потому что все привыкли. Все знают, что Безумная Юки всегда улыбается, так зачем улыбаться в ответ — она же сумасшедшая… Я прибегу в школу раньше большинства: мне ведь есть куда стремиться. Есть к кому мчаться, сломя голову и забывая, что мир вокруг огромен и безразличен. Потому что есть в школе один человек, который ответит улыбкой на мою улыбку. Самый светлый человек в этом бездушном мире. Человек, который тоже любит улыбаться — всем подряд, не важно, ответят ему или нет. И ведь ему не отвечают: парень с сигаретой называет его «Бейсбольным придурком», его команда — игроки в бейсбол — уважают его, но не пытаются понять и принять. А ведь ему тоже наверняка хочется, чтобы кто-то улыбнулся в ответ… Вот я и бегу, сломя голову, к бейсбольному полю каждое утро так, словно подошвы горят: я ведь должна его увидеть, должна улыбнуться ему в ответ… Потому что я в него верю. Верю, что он никогда и никому не причинит боли намеренно.

Кстати, это он заразил меня этой дурной привычкой. Я ведь раньше не умела улыбаться — совсем. Ухмылки получались, не больше. А он однажды, когда меня толкнули в лужу, подал мне руку, помог встать и с улыбкой сказал:

— Улыбнись. И мир улыбнется в ответ.

Он ушел, а я осталась стоять возле лужи и думать о его словах, а затем случайно бросила взгляд в мутную воду. И поняла, что улыбаюсь. Улыбаюсь сама себе. И мне это понравилось: тепло на душе стало. А ведь я этого так давно не чувствовала… Я начала улыбаться. Но кто ответит Безумной Юки — вечно мрачной одиночке? Никто. Все сочтут ее еще более безумной. Так и случилось, но я не отчаивалась: я искала его. И нашла. Случайно нашла: он убирался на бейсбольном поле. Я сидела на трибуне и улыбалась ему. А он вдруг поднял голову и улыбнулся в ответ. Так тепло на душе у меня никогда не было. И я продолжала приходить. Каждый день — с самого утра. Потому что небо на мое приветствие никогда не отвечало, а «бейсбольный придурок» отвечал всегда. Ну и почему же он «придурок»? Потому что хочет тепла и немного счастья? Нет, он не «придурок» — он просто очень несчастный человек, который спрятался за маской безграничной радости и упорно ищет в этом мире теплоту. А может, это просто моя больная фантазия, но я хочу в это верить. Ведь человеку, чтобы выжить, обязательно нужна вера. Не важно, во что — главное, чтобы она была. Просто как данность.

Каждый день начинается с его доброй улыбки и заканчивается воспоминанием о ней. Абсолютное счастье — большего мне не нужно. Да это и невозможно. И я рада, что он может поделиться со мной своей улыбкой, а я с ним — своим теплом…