Рыжий мужчина в сером костюме и очках с массивными стеклами, скрывавшими от мира усталые зеленые глаза, положил исписанный мелким изящным почерком лист на письменный стол у окна и сел в кресло. Провел рукой по волосам, взъерошив их, и посмотрел на черный монитор выключенного компьютера. Тяжело вздохнул и нажал на кнопку включения питания. Маска абсолютного спокойствия ни на миг не слетела с его лица. Однако как только монитор полыхнул белым, и на нем загорелась заставка рабочего стола, губы мужчины дрогнули, словно пытаясь сдержать эмоции, а затем на них появилась грустная, одинокая, но абсолютно искренняя улыбка. Он смотрел на монитор, на котором застыли двое тринадцатилетних подростков: рыжий несуразный мальчик и черноволосая забавная девочка, запускавшие первого изобретенного мальчиком робота гуманоидного типа. Дождь, ливший весь день и мешавший мужчине добраться из аэропорта домой, вдруг прекратился, и на небе засияло ясное, безмятежное солнце. Губы мужчины вновь дрогнули, а в глазах появились искорки радости. Радуга, раскинувшаяся за его окном, и впрямь сумела вызвать искреннюю радостную улыбку…

— Это я должен просить прощения. Потому что думал, что ты не видишь ничего вокруг, кроме литературы. Ты так ее любила, так стремилась изучить, что я сдался и отдал тебя ей. Потому и отдалился. Потому и ненавидел ее. Потому и не видел, кто был моим ангелом-хранителем — просто не думал, что у тебя есть время на меня… Прости. Прости за то, что не сказал: ты всегда была моим ангелом. Просто ангелом. Я не умею красиво говорить, это твоя прерогатива, я — это лишь математические таблицы. Но я умею слушать красивые слова. Я понимаю их и знаю, что мне понравятся твои стихи. А вот тебя я почему-то понять не смог. Наверное, просто не верил, что такого зануду, как я, можно полюбить, и потому, как и ты, ушел с головой в работу. Но я всегда доверял тебе, просто не знал, как показать это: ты же знаешь, у меня проблемы с общением… А письма писал редко, потому что хотел выучиться как можно быстрее, чтобы вернуться домой, и времени больше ни на что не хватало. Я ведь закончил аспирантуру на год раньше, как и ты… Но я не верю, что уже поздно. Я просто скажу это, и ты услышишь, потому что я чувствую — теперь чувствую — ты рядом. Всегда рядом. Я тебя люблю. И всегда любил, с того дня, как ты расплакалась из-за моего конспекта. Улыбнись мне с небес, ладно?

Голос мужчины замер в тишине одинокой пустой комнаты. Его глаза горели тоской и радостью одновременно, а на губах играла легкая, добрая улыбка. Ветер ворвался в приоткрытое окно и, взъерошив его волосы, нежно скользнул по щеке. Мужчина коснулся щеки кончиками пальцев и прошептал:

— Спасибо за улыбку… ai-ni. Itsumo aishiteru…

Ветер подхватил его слова и унес к небесам, всколыхнув лист бумаги на столе и страницы раскрытой книги. Взгляд мужчины упал на первую строку открывшейся страницы, и он прочел последние слова посвящения: «И пусть вокруг лишь тьма, помните, что свет всегда рядом, даже если его не видишь…» Он вновь улыбнулся, кивнул и погрузился в чтение, впервые в жизни любя, а не ненавидя литературу…

Комментарий к Всего лишь одно письмо (Ирие)

«Itsumo aishiteru» — «я всегда буду любить тебя», «ai-ni» — «любимая» (с японского).

========== Считалочка Алисы в стране Анти-Чудес (Верде) ==========

Комментарий к Считалочка Алисы в стране Анти-Чудес (Верде)

Все цитаты, использованные в рассказе, взяты из книги Льюиса Кэрролла «Алиса в стране Чудес». Понятия, отмеченные звездочкой,* разъяснены в конце, расположенный по центру курсив — POV главной героини.

Раз.

Тик-так, часики. Раз-два-три-четыре-пять, поиграем в «угадайку»? Ха-ха, ну конечно, ведь это весело! Тебя вызываю на сцену я — режиссер по имени «Morte»!* Ты сам дал мне это имя. А теперь давай сыграем. Я — твоя ученица, я — твоя давняя знакомая, я — та, кто верит в то, во что никто не верит! И ты — абсолютный идеал! Помнишь, как весело мы проводили время? Сейчас, во время этой игры, нам будет еще веселее, поверь!

Она знала его вечность, а может и больше. Знала с рождения, а может и дольше. Знала бесконечно много и почти не знала. Она просто его любила. Смешного зеленоволосого небритого мужчину в очках, лучшего друга ее отца — известнейшего физика-ядерщика. Она не знала ни о том, что он был мафиози, ни о том, что он был проклятым давным-давно аркобалено — знала она лишь то, что зовут его Верде, и что он гений. Ах, еще она знала о том, что он владеет Пламенем Предсмертной Воли, но это была лишь деталь. Ну а большего ей и не нужно было знать, ведь правда?

Два.

Тук-тук, ля-ля-ля, пляска времени начнется! Занавес — на изготовку, завершим приготовленья! Что же замерли, актеры? Режиссер готов к премьере!

Она думала, что он лишь на пять лет старше нее, ведь она родилась через два года после падения проклятия. И тогда Верде, чей биологический возраст был слишком велик для его тела, выглядел на пять лет. Но это ведь мелочи: он же гений. Всегда им был. А расти в тени гения, каждый выходной приходившего на чашку чая, тяжело. Ох, тяжело! Тем более, если они не понимают друг друга.

«— Выпей еще чаю, — сказал Мартовский Заяц, наклоняясь к Алисе.

— Еще? — переспросила Алиса с обидой. — Я пока ничего не пила.

— Больше чаю она не желает, — произнес Мартовский Заяц в пространство.

— Ты, верно, хочешь сказать, что меньше чаю она не желает: гораздо легче выпить больше, а не меньше, чем ничего, — сказал Болванщик».

Ах, «Алиса в стране чудес» — это дивная сказка! Такая же нелогичная, как и ее жизнь, наполненная логикой. Доказать теорему Ферма самостоятельно, не зная о существующем доказательстве? Легко! Но ведь Верде сделал это гораздо раньше. Как обидно! Доказать теорию Пуанкаре, не слышав о доказательстве Перельмана — без проблем! Вот только Верде ее давно доказал. Несправедливо! Найти формулу, описывающую лист Мёбиуса, получающийся путем складывания плоского листа бумаги, причем описать поверхность нулевой кривизны? Смогла! Вот только вновь опоздала. Оскорбительно! Но… это ведь не важно, потому что он Гений, и ему можно простить его гениальность! А она просто немного больна. Хотя кто это сказал? Кто? Только не он. Не Верде. Ну а остальные и не важны, ведь правда?

Три.

Хи-хи, это завораживает! Актеры готовы, костюмы сшиты! Ах, такая упоительная сладость предвкушения! Осталось лишь потянуть за веревочку — дверь и откроется! Дверь в бесконечность, помноженную на число Грэма*! Такая забавная игра — игра в догонялки со стрелками часов! Но мы ведь знаем, что Время не поймать, не убить и не остановить! С ним можно только договориться, правда?

Ну и что с того, что у нее стоит какой-то глупый диагноз в никому не нужной медицинской карте? Ну и что с того, что в свои двадцать два она живет только наукой и ненавидит покидать дом? Ну и что с того, что отец-гений ей уже давно неинтересен, и весь ее мир вращается лишь вкруг одного имени, имени идеала — «Верде»? Ну и что с того, что ее комната оклеена его фотографиями? Они помогают заснуть! И остановить Время. Но ведь его невозможно заставить замереть. Только если хорошо попросить…

«— Если вам нечего делать, — сказала она с досадой, — придумали бы что-нибудь получше загадок без ответа. А так только попусту теряете время!

— Если бы ты знала Время так же хорошо, как я, — сказал Болванщик, — ты бы этого не сказала. Его не потеряешь! Не на такого напали!

— Не понимаю, — сказала Алиса.

— Еще бы! — презрительно встряхнул головой Болванщик. — Ты с ним небось никогда и не разговаривала!

— Может, и не разговаривала, — осторожно отвечала Алиса. — Зато не раз думала о том, как бы убить время!

— А-а! Тогда всё понятно, — сказал Болванщик. — Убить Время! Разве такое ему может понравиться! Если 6 ты с ним не ссорилась, могла бы просить у него всё, что хочешь».

Правда-правда! Нажми на затвор фотоаппарата — запечатлеешь миг на вечность. Это не сказка, нет! Это наука! А ведь они оба любят науку! И потому остановить мгновение она может научно. А может и не научно. Просто ляжет на кровать, застеленную алым шелком, выключит свет, откроет окно, приглашая Луну на чай — ах, какая дивная ночь! — и сыграет с ней в шарады, глядя на зеленые волосы, карие глаза за стеклами очков и гениальную усмешку, что дарят ей фото на стенах. А Время застынет по ее молчаливой просьбе и не побежит до утра, а может и дольше, и Луна останется с ней — только не все ее смогут увидеть! Но что за радость жить уныло и не видеть чудес? Нет-нет-нет, так жить нельзя! Это слишком-слишком скучно! Лучше надевайте пижамы, ночные колпаки, берите бумагу и перо и, зажигая свечи, миллионы свечей, идите к ним — к Луне и девушке, договорившейся с самим Временем! Ведь она любит с ним поболтать. А вы не хотите попробовать? Это ведь так весело! И совсем-совсем не страшно, ведь правда?