— Чем смазать?

И снова фразочка: «А ты не знаешь? Фиговый из тебя начинающий медик!» — застыла у меня в легких, не родившись на свет путем вербальных излияний. Я промолчала: он ведь мне от чистого сердца помогает, чего измываться? А потому я, начхав на собственное ехидство, пояснила:

— Да вон, в аптечке есть «Солкосерил-гель».

Я кивнула на вышеозначенную аптечку, а Фран прошествовал к стене, возле которой обычно трапезничала Манька, и изъял из недр черного шкафчика с красным крестом, висевшего напротив стола, требуемое лекарство. Вернувшись ко мне, несчастной, он начал ковыряться с тюбиком, а я вопросила:

— А ожог какой степени?

— Боишься, не останется ли шрамов? — съязвил Фран. — Огорчу — первой. И шрамов не останется, хвастать будет нечем.

— Это хорошо, — обрадовалась я. — А то пузыри — не самая большая радость.

Лягушонок не ответил и начал обрабатывать покраснение на моей коже, а, закончив, уточнил:

— Наложить повязку?

— Смысл? — фыркнула я, опуская футболку. — Я же не…

Но меня перебили:

— Ты работаешь в поле, грязи много, хочешь получить заражение? Хочешь получить отпуск в больнице? Хочешь отдохнуть в стационаре?

Я мысленно закатила глаза, поражаясь его способностям к риторике, и заявила:

— Ладно, демагог, накладывай. Пластырем бинт прилепи и всё.

Фран не ответил, но послышались щелчки ножниц, выуженных им заранее из всё той же аптечки, а я подняла футболку вновь. Похоже, фокусник — тот еще манипулятор, прямо как я! Не нарывается на открытые конфронтации, но заставляет окружающих следовать его советам незаметно для них самих. Полезное умение, кстати говоря! Изая Орихара — яркий представитель данного умения, Серый Кардинал Икэбукуро. А Фран тогда — Зеленый Кардинал Варии, мухаха! Ну, а я Черный Кардинал Села, ага… Но я отвлеклась.

Вскоре фокусник приложил к моей спине бинт и прилепил его пластырем, после чего я, наконец, смогла натянуть футболку так, что следа от ее знакомства с огоньком не было видно, и вернуться к готовке.

— Спасибо, — улыбнулась я, но парень лишь пожал плечами и начал убираться.

Я сделала вид, что ничего не произошло, и вернулась к готовке, а иллюзионист, убравшись, присел на стул под аптечкой. Раскидав отбивные по сковороде, я, наконец, поставила на огонь кастрюлю с водой и выудила из шкафа макароны — нашим мафиози грозил обед из пасты, хотя так и хочется приготовить им макароны по-флотски — дешево и сердито, да и вкусно, если уж совсем честно… Правда, сама я вегетарианка, но не истинная, и рыбу ем, так что сейчас я вкус оценить не могу, но вот до вступления в ряды «травоядных» я с удовольствием их уплетала, да так, что за ушами трещало. Но это всё лирика, а у меня над душой стояла проза жизни в виде опоздания обеда к часу дня, и я спешила изо всех сил, но ведь за плиту обед не приготовить, а потому приходилось поддерживать газ исключительно морально и помешиванием содержимого утятницы, а также переворачиванием отбивных.

Тишина стояла раздражающая. Нет, я обычно хорошо отношусь к шкворчанию сковородок без словесного сопровождения, но с иллюзионистом на кухне это почему-то выводило из состояния весов Фемиды — меня начинало неумолимо клонить к болтовне.

— Фран, а почему на тебя этот шизик охотится? — задала я, наконец, терзавший меня вопрос.

— А ты знаешь, что вербально выражать свое нелицеприятное отношение с употреблением специальной терминологии могут лишь люди с высшим медицинским образованием, освоившие особую специальность? — ответил вопросом на вопрос Франческо. А может, и не Франческо — кто его знает, какое у него полное имя…

— Ага, — кивнула я миролюбиво и подумала, что и впрямь некрасиво получилось. — Так что обзываться так не буду, ты прав. Назову его гадостью.

— Гадость — однокоренное слово слову «гад», а гадами называли земноводных, — протянул Франя за моей спиной, и я мысленно закатила глаза и усмехнулась. Не на ту напал, тролль ты мой домашний, не в мифическом смысле будет сказано…

— Ладно, тогда скажу так: чего от тебя хочет твой учитель с прической, похожей на иглы дикобраза? — извернулась я.

— Обычно его прическу сравнивают с ананасом.

— Я не ты, да и ты не «обычно», — пожала плечами я, переворачивая отбивные. — Так почему?

— Есть вещи, знание которых оборачивается утратой дееспособности на неопределенный срок, — съязвил Фран.

— А я не из пугливых, — усмехнулась я, помешивая капусту.

— А Лягушонок не из болтливых, — парировал парень.

— Правда, что ли? — скептически выгнула бровь я, оглянувшись на парня в шапке-лягушке. Фран тоже на меня воззрился и заявил:

— Лягушонок вынужден язвить тебе, потому что ты не хочешь помолчать. Чем тишина хуже моих слов?

— Тем, что ты молчишь, а с тобой интересно болтать, — улыбнулась я, подумав, что избегает он как раз только местоимения «я», а «моих» вполне спокойно использует. С чего бы?

— Ты странная, — протянул парень, кладя кисти рук на стол и придвигаясь к столешнице.

— Есть немного, — рассмеялась я, возвращаясь к капусте и думая, что мы с иллюзионистом всё же чем-то похожи. И не только склонностью к манипулированию, кстати говоря. Да и вообще, хороший он парень, но очень несчастный… И почему ему в жизни так не повезло? Хотя жизнь вообще мало кого щадит… Блин, чувствую себя философом, у которого проснулся материнский инстинкт, прямо! Впрочем, он у меня вообще почти никогда не засыпает — я до безобразия заботливая личность. С чего — не понятно, но факт. Может, Фран прав, и я действительно очень странная? А разве помогать людям — это странно? Машка говорит, что да… И тут мне в голову стукнула интересная мысль. Прямо-таки как кувалдой огрела! И я решила ее не игнорировать… Минут пять поразмышляв и взвесив все «за» и «против», я решила, что плюсы моей идеи всё же перевешивают минусы, и поспешила поделиться ею с фокусником.

— Фран, слушай, у меня вопрос по делу. Причем серьезный, — заявила я, хмурясь и закусывая губу, но не оборачиваясь к парню. — Ты ведь хотел помочь? Вернее, собирался?

— Возможно, — протянул он всё так же безразлично.

Я усмехнулась и сделала мысленную пометочку: «Франя таки хочет сделать бяку учителю, даже если придется связаться с „недостойной” мною».

— Тогда скажи, ты умеешь играть в карты? Но не в покер, а в «дурака», — выдала я неожиданный вопрос.

— И какое это имеет значение? — протянул иллюзионист.

— Ой, большое! — хмыкнула я. — Ты еще удивишься. Просто если хочешь помочь, мне надо, чтобы я, ты, мистер Ананасовый Дикобраз и моя сестра Мария сыграли в «дурака».

— Зачем? — всё с тем же апатичным видом повторил вопрос парень.

— Ёлки, — протянула я, — Фран, ну чего ты такой? Не хочешь в темную работать, да? Так я ж и не прошу. Я спрашиваю, умеешь ли ты.

— Предположим, что нет, — извернулся фокусник, — что тогда?

— Фигово, — расстроилась я, но тут же подняла указательный палец к потолку и воодушевленно заявила: — Но это можно исправить!

— А смысл? — безразлично бросил Фран, очень напоминая сейчас соционического Бальзака. Я закинула макароны в кастрюлю и уселась на свой стул. Иллюзионист перевел взгляд изумрудных пустых гляделок на мои, черные, и я заговорщически зашептала:

— Скажи, твой учитель ведь привык всегда добиваться своего, так?

Фран не отреагировал, но это было и не нужно, а я продолжила:

— Вот скажи, ты умеешь различать его иллюзии? Использует он их или нет?

— Да, и что? — безразличным тоном вопросил Фран с видом: «Мне пофиг, можешь не отвечать, я всё равно не слушаю». Вот только он слушал — это я знала точно.

— Представь, я подхожу к ананасовому последствию нехватки галоперидола и говорю, что если он выиграет у нас в «дурака», есть возможность возвысится в моих глазах. Не такими словами, ясен фиг, но я его провоцирую на это.

— Его невозможно спровоцировать, — перебил меня Фран, глядя на меня как на полную идиотку. Но-но-но, тебе ли не знать, манипулятор ты мой, что к каждому можно найти подход? А вообще, если на моське этого пофигиста прочиталась хоть какая-то эмоция, пусть даже негативная, это уже прогресс! Значит, не совсем уж он мертв в душе…