— Да без проблем! — хохотнул я. — Приходи, массажик сделаю, веничком отхлыстаю — вмиг поздоровеешь!

— Ага, или на части развалишься, — подал голос «пострадавший».

— Э, нет, — хмыкнул я. — Тебе, может, и было горячо да больно, зато завтра будешь как огурец! И забудешь о проблемах с мышцами ног.

Хаято на меня чуть удивленно посмотрел, что-то пробурчал не по-нашенски, натянул свитер и свалил. Следом помчал Рёхей, а Тсуна, подойдя ко мне, вдруг тихо сказал:

— Месть — всё же не самый лучший способ отстоять свою честь. Куда сложнее простить, но одновременно с этим — куда приятнее. Потому что месть душу не спасет — ни мелкая, ни крупная. А прощение дарит покой.

— Мал еще, меня учить! — возмутился я на такую наглость.

— Я не учу, — покачал головой парень с какой-то грустной улыбкой. — Просто говорю, что месть чаще всего порождает месть. И если Вы повторите то же самое с Принцем, он, не умеющий прощать, потом отомстит Вам. Лучше простите его. И забудьте. Потому что иначе хуже будет только Вам — его душа привыкла к мести и не понимает, что рвет ею сама себя. Хотя всё равно болит.

— Да ты!.. — мое праведное возмущение не стали слушать — Тсуна просто свалил из баньки куда подальше, а я, если честно, призадумался… Может, и правда — ну его, царька этого? Надо быть выше…

Подождав минут десять и бухнув водички из графина (блин, вода таки не пиво, а жаль!), я, сидевший в предбаннике в одном набедренном полотенце, наконец «дождался» — одарила меня вторая партия искателей приключений своим визитом! Явились, не запылились… А если б запылились, парок грязюку б смыл, хе-хе! В предбанник вошли: блондин, нервный и растерянный, с улыбкой, настолько вымученной, что я его аж пожалел; японец с улыбкой от уха до уха, явно искренней, и исследовательским интересом в глазах; длинноволосый седой мужик с таким выражением лица, словно готов был меня и всех в радиусе ста метров расчленить на миллион частей; и давящий злобную лыбу недобитый эсерами царёк.

— Значит, так, — вставая, нахмурился я, — говорю сразу, чтоб как с той партией не получилось. Раздеваться догола, полотенца на бедра, всё железо оставляем здесь, иначе вам придется ой как несладко в парной.

— Ши-ши-ши, боишься стилетов Принца? — донеслось в ответ.

Терпения мне, ой, терпения… Что за люди?!

— Нет, боюсь как бы твою царскую кожу не поджарило твоими же бритвами! — раздраженно ответил я, и коронованный, а точнее, одиадеменный пацан заржал. Хотя это громко сказано: он зашипел. А вот японец с мужиком длинноволосым переглянулись, и оба резко нахмурились — у чернявенького аж улыбка с губ сползла. Чегой-то они?

— Ну чего? Опять проблемы? Стесняемся? — удрученно спросил я. За что мне, на мои седины, этот геморрой? Что-то фраза корявая, да и ладно.

— Некоторым просто есть что скрывать, — заявил царек и начал размундириваться.

— Заткнись, отброс! — рявкнул длинноволосый мужик. Что-то я не понял. Ну не пол же он скрывает, верно? Мужик-мужиком, не прикопаешься. Вроде. Зато царька отбросом обозвали — хоть какая-то радость!

— Ши-ши-ши, наш капитан решил разойтись и разнести данную халупу по кирпичику? Неужто решил сдаться, а?

— Врооой!

От разбора «по кирпичику» собственно деревянную «халупу» (где эта аристократическая рожа только слово-то такое плебейское откопала, а? С Ленкой наобщалась?) спас японец. Вот молодцы они, японцы, спокойный народ, не истеричный! Не то, что итальянцы!

— Скуало, ты же всё равно не отступишься, — разулыбался он, возродив свою вечную маску добрячка-обрадушка. — Какой смысл ругаться с Бельфегором? Он тебя просто провоцирует, но ты всё равно не уйдешь. А баню вы и впрямь можете разнести, если продолжите.

— Именно, — подтвердила ничуть не смутившаяся царская морда, не ведавшая слова «стыд». Как я понимаю эсеров, Ленина и народ…

— Еще слово, Бэл, и я порублю тебя на фарш! — пообещал седой мужик и начал стягивать куртку.

— Ямамото, думаешь, стоит? — косясь на истеричного патлатого парня, тихо спросил японца другой блондин, уже скинувший водолазку.

— Уверен, — кивнул чернявый, а его товарищ, любящий глотку драть, заорал:

— Хватит обсуждать меня, мусор! Ничего страшного не случится, если один отброс узнает мою тайну!

Чего? Это он меня так назвал?! Ну, всё…

— Тайну? Что, волосы пол лучше морды характеризуют? — решил ответить хамством на хамство я.

— Врооой!

— Ши-ши-ши, капитан, а Вам не только Принца надо затыкать!

— Спокойно, учитель!

— Дурдом.

Последнее слово сказал я, и тут царек, всё это время расшнуровывавший какие-то жуткие сапоги неясного фасона (царская мода, блин! Всё не как у простых смертных — что прическа, что ножи, что обувь. Под стать мозгам набекрень!), вдруг стянул водолазку. И вот тут я впал в транс. Не, на ферме чего только не бывает: то на вилы напорется рабочий, то с лошади навернется, то еще что. Но таких шрамов я в жизни не видывал. У него всё тело было исполосовано не хуже, чем его же собственная рубашка! И шрамы от рваных ран у него были, и от ожогов, но больше всего присутствовало тонких белых шрамов от порезов, словно парня пытали. Заметив направление моего взгляда и тотальное охренение, царек зашипел и заявил:

— Что, никогда не видели боевых шрамов? Каждый, кто имел отношение к этим отметинам, сейчас в земле! Принц не прощает ни обид, ни оскорблений, ни угроз. Что говорить о физическом нападении?

— Что вы за люди такие?.. — пробормотал я и пошел в парную.

Что-то мне как-то нехорошо. Этот идиот с таким видом про убийства говорил, словно подвиг совершил, а не преступление! Как так можно? Он же людей жизни лишал! Надо с Машкой поговорить. Пусть пнет их отсюда куда подальше! Или она знает? Сестры тоже в этом заговоре замешаны? Тьфу ты, ну ты! Что ж делать?

— Игорь-сан, — раздался над моим ухом голос японца. Я вздрогнул и обнаружил, что сижу на скамейке напротив полатей, а он, замотанный в белое полотенце, стоит рядом, — Бельфегор Вас хотел напугать. Не волнуйтесь, если не станете его провоцировать, он стилеты не достанет.

— Да не боюсь я его! — возмутился я. — Но с сестрами поговорю! Если вы преступники, вас в тюрьму надо, а не…

— Мы не преступники, — перебил меня наглый малец. — Наоборот. Мы помогаем поддерживать порядок в нашей стране.

— Не верю, — хмыкнул я.

— И не надо. Главное, что это правда, — улыбнулся парень и уселся справа от меня.

Странно, но я ему почему-то поверил. Наверное, глаза у него слишком честные были. А точнее, я ему не поверил, но решил не влезать. А то как с трансформаторной будкой получится — написано: «Не влезай, убьет!» — а ты лезешь. И в результате в морге пополнение…

— Хрен с тобой, рыбка фугу, — вздохнул я, блеснув знанием японских рыб. — Не буду с сестрами общаться. Но если вы что-то…

— Всё будет хорошо, — снова перебила меня эта мелочь невоспитанная. — Мы никогда не причиним вреда сестрам.

— Ага, только работникам, — поморщился я.

— Мы никого не убьем — это факт, — задумчиво ответил он, и я решил махнуть рукой. В конце концов, не мои это проблемы. Не мои.

Следом вошли блондины: шрамированный царек и адекват, раскрашенный татуировками, как полотно Шишкина — деревьями. Правда, я эти картинки разглядывать не стал — оно мне надо? Только коня на левой руке мельком увидел, да солнце. Эх, молодежь… Ну да ладно, какое мое дело, чем там иностранцы свои останки портят? Никакого. А последним из этой партии камикадзе в парную вплыл намотавший полотенце на левую руку волосатик. Интересно, чегой-то он? Да и полотенце странно намотано было: от локтя вниз трубочкой — скрывало кисть и свободно свисало ниже нее. Но хоть мне и показалось что-то в этом во всем ненормальным, я не стал уточнять — ну их всех. Только одно надо было выяснить:

— Железа ни у кого на теле нет? — хмуро спросил я.

— Нет! — ответил волосатый блондин и уселся на дальний от меня край второй лавки. Короче, рядом с полатями приземлился. Рядом с ним сидел нормальный итальянец, а дальше — резаный-недорезанный «белый».