— Поливитамины присылают одинаковые или разные? — спросил я доктора.

— Разные, — ответил тот, — причем даже в одной партии могут быть несколько видов.

— И как вы тогда их раздаете?

— Каждому по одной. Поливитамин и все…

— Так, значит поливитамины отпадают.

— Точно так же можете не принимать во внимание и рыбий жир, — усмехнулся врач, — его выпивают далеко не все, а с десятилетними мы и не настаиваем…

— Хорошо, — сказал я, — далее идет аскорбиновая кислота.

— Ничего не могу сказать. Вряд ли…

— В каком виде ее присылают?

Врач продемонстрировал упаковки. Так, завод витаминов. Аскорбиновая кислота 0.025 с глюкозой 5.0 грамма. Может, вместо этих таблеток лежало что–нибудь другое? Я задал соответствующий вопрос.

— Все может быть, — ответил Павел Владимирович, — но я и сам частенько лакомлюсь. А этот сильный кислый вкус плюс приторная сладость глюкозы — здесь трудно с чем–то спутать. Да и упаковки были запечатаны. Нет, подозрений никаких не возникало.

— А это еще что такое? — удивился я, — гематоген? Неужели тот, по одиннадцать копеек, который племяш у меня все выпрашивает, когда мимо аптеки прогуливаемся?

— Он самый, — кивнул врач, — было даже какое–то циркулярное письмо по этому поводу.

— Можно взглянуть?

— Да, ищу, ищу, — доктор рылся в бумагах очень долго, наконец, письмо было найдено. Я тут же его присовокупил к остальным бумагам в папке. Появилось внутреннее чувство, что след взят.

— Гематоген, это препарат, изготовленный из бычьей крови и какао. Улучшает кроветворение. Кровь, оно конечно, звучит… — покачал головой Павел Владимирович, — Но какая тут может быть связь? Ведь кровь бычья.

— Мало ли что.

— Да вот, читайте сами аннотацию.

Я прочитал. Ничего нового. Что такое гематоген я знал давно, не стану же я покупать племяннику неизвестно чего.

— Аннотация — это хорошо. А теперь, пожалуйста, сам гематоген, — сказал я, — если остался.

— Ну если еще не весь растащили, то должен быть, — усмехнулся врач. Нашел коробку. Пустая. Я даже слегка расстроился.

— Ничего, — чуть покраснел врач, — у меня есть еще пара плиток.

Честный человек. Другой бы скрыл. Пара гематогенин оказалась лежащей у него в тумбочки возле пачки чая и сахара. Нетрудно догадаться, что эти плитки доктор приберег для себя. Вместо шоколадок к чаю…

Я изъял гематоген и сразу поехал в лабораторию. Свою. Где отдал в один отдел циркулярное письмо, а в другой, на биохимию, сам гематоген. И стал ждать. Потом, не выдержав, зашел. Бумага вроде бы настоящая, вот только никто таких писем по интернатам и прочим детским учреждениям не посылал. Зато меня самого послали куда подальше в лаборатории. Приходите завтра!

А завтра меня вызвал начальник и сообщил, что это дело все–таки закрыли. И чтобы через час папка с моим заключением лежала у него на столе. Вместе со всеми вещественными доказательствами. Куда я отправился после этого? Правильно, в лабораторию.

— Слушай, может быть мы ошиблись, — сказал мне знакомый эксперт, — у тебя нет еще таких образцов гематогена?

— Разве двух штук мало? — удивился я.

— Такое впечатление, что их кто–то съел, — даже смутился эксперт.

— Так что же не так в анализах? — спросил я, глядя ему в глаза.

— Да, ошибка наверное…

— И все таки?

— У этого антигена реакция на человеческую кровь. Те же антигены. Можно подумать, что кровь для изготовления этих плиток брали не на скотобойне, а в пункте переливания крови…

Никаких письменных заключений в лаборатории я, естественно, не получил. И в деле писать об этом непроверенном анализе не стал. Но начальнику сообщил. Он долго смотрел на меня, а потом сказал тихо :

— Эх, парень, опоздали мы с тобой родиться…

То, что он хотел тогда сказать, я понял только, прочитав записки Станислава Григорьевича. Все стало на свои места.

Итак, существовало дело о вампирах в Народном Комиссариате. Раскрытое благодаря стараниям двух следователей, одним из которых был автор записок, в том самом злополучном тридцать седьмом году. Целый отдел вампиров. Их тогда расстреляли.

И был доктор Люленфельд. Специалист по ядам, бактериологическому оружию и так далее. Личный отравитель Сталина? Или, наоборот, неоднократный спаситель? Кто его знает, ведь Станислав Григорьевич так высоко не залетал.

Но чем точно отличался этот самый доктор, так это недюжинным умом и коварством в осуществлении самых хитрых замыслов. Как обнаружить вампиров? Ведь расстрелянные могли иметь и побочных детей. Должность ведь позволяла покуролесить. А сколько таких еще гуляет? Тут — то Люленфельд и придумал этот самый гематоген. Хорошее лекарство, известное, на основе бычьей крови сделанное. А что если мы, рассуждал тот доктор, выпустим часть гематогена не с бычьей, а с человеческой кровью? И угостим всех школьников? Чтобы те, кто является скрытыми вампирами, проявили себя. Вырастут — станут хитрыми, притворяться научатся, не обнаружишь потом, не выловишь. То ли дело — дети. Испробуют крови, захотят еще — тут то их и возьмут…

Гнусный и гениальный одновременно замысел. Я не видел, разумеется документа, Станислав Григорьевич — тоже, но подозреваю, что тайное распоряжение украшала одна из самых значительных в те времена подписей. Может, самая значительная…

Если с гематогеном стало достаточно ясно, то что же за загадка таилась в странном появлении братьев в детском доме? И, потом, почему циркуляр о применении гематогена пришел только в этот интернат?

Возьмем в качестве рабочей гипотезы, правильнее сказать леммы ( потому как не совсем аксиома, но и доказать нельзя… ), что благодаря точному, глобальному и тайному исполнению замысла доктора Люленфельда, почти всех юных вампиров в нашей стране выловили ( что, отчасти, подтверждается относительно низким процентом дел на эту тему в Советском Союзе — по сравнению с Западом и Штатами…). А эти два братца могли быть взяты для исследования. Откуда? Неизвестно, да хоть из заграницы! Зачем? Для науки. Или замысел был какой? И чтобы еще раз подтвердить эффективность лекарства доктора Люленфельда… Отсюда и изготовленный в единичном количестве экземпляр циркулярного письма, и специальный гематоген. Очень сомневаюсь, что он хранился с тридцатых годов. Такой старый его бы есть не стали…

Детские мечты

Второе место на первом конкурсе КЛФ.

Теперь, когда стреноженное чудовище перестало биться, оно уже не казалось Жаку огромным и пугающим. Если без крыльев — так оно куда меньше коровы, да, лишь чуток побольше собаки. А еще говорят, что драконы воруют скот. Что такой зверь в силах утащить, разве что ягненка? Может, это еще детеныш? И чего его шкура так переливается в свете заходящего солнышка, то малиновая, то зеленая, как трава по весне?

Из рваной раны на перепончатом крыле капала кровь. Почему все говорят: «черная драконья кровь»? Обычная, красная, и у Жака точно такая же! Глаза дракона большие, печальные. А это что? Неужели слезы?!

— Чего пялишься? — одернул подростка барон, — Будешь рассказывать так, как я скажу, а что маловат дракончик, то такого Бог послал…

Порыв осеннего ветра поднял тучу пыли, когда она осела, Жак увидел приближающуюся процессию. Впереди ступала сама принцесса, в золотой короне, полы ее драгоценного голубого плаща поддерживала служанка, Жоржетта. Вмиг высохло во рту, в груди оруженосца затеснило. Вроде бы девочка как девочка, личико маленькое, кругленькое, глазки голубенькие… Вот бы оказаться с Жореттой наедине! Ему так много нужно ей сказать. Жак и желал, и боялся маленькую служанку. В прошлый раз, когда они стояли совсем рядом, Жоржетта как бы ненароком погладила голову баронского слуги. Жаку стало хорошо, как никогда, разве что во сне… В этот раз все случилось наяву. И еще взгляд Жоржетты, да… Если бы Жак был благородным рыцарем! Сколько подвигов совершил бы он ради Прекрасной Дамы Жоржетты…

— О прекрасная Аннет! — барон упал перед принцессой на колени, — Я счастлив лицезреть прекрасные очи твои, подобные звездам на небе, твои волосы лучшего злата, чистоту белизны лика твоего…