– Не вести дел с Гедроном Старым? – предположил я.
– Двух, – поправилась Седая Ведьма. – Это предложение мне тоже нравится.
– Первое слово дороже второго, – засмеялся я. – И, если совсем уж начистоту – мне Гедрон по душе. Нормальный мужик, правильный. А что с характером – так все мы не ангелы. Заговоров против вас я с ним плести не стану, за это поручусь.
– Гедрон – идеалист, – заметила Седая Ведьма, приглаживая волосы. – Всегда таким был. Для него важен не только результат, но и дорога, по которой он к нему пришел, что, по сути, неправильно. Вот потому-то мы с ним в свое время и не нашли общего языка.
– Так какое условие? – решил перевести тему разговора я.
– Простое, – лучезарно улыбнулась Седая Ведьма. – Я хочу знать все о том, что будет происходить в Эйгене в ближайшее время. Точнее о том, чему ты сам будешь свидетелем. Не требую ежедневного отчета, знаю, что ты сразу на дыбы встанешь, да и у меня время не резиновое. Просто время от времени заглядывай ко мне и делись впечатлениями. Я же женщина, любопытство – моя природная черта. А там такое – переворот, междоусобица, распри! Прямо как в сериале.
– И не забывай упоминать о том, что предпринимают «Орландинос» в свете этих непредсказуемых событий, – закончил я ее фразу. – Так?
– Перспективный клан, – деловито заметила Ведьма. – Такие они прямо… Молодцы! Давно за ними наблюдаю. Вот ты мне и поможешь до конца понять – дружить с ними или нет? Так сказать – взгляд со стороны.
Ну я бы назвал это просто и коротко – «стук».
– Видно будет, – с достоинством произнес я. – Надо мной пока не каплет. Да и с «Орлами» я еще толком не знаком. Так что репортажи об игровых событиях ждите, а все остальное… Поглядим.
– Характер у тебя жуткий, – вздохнула Ведьма. – Жалко мне твою жену.
– Не женат, – сообщил я ей. – Холостяк я. Потомственный.
На том мы и расстались. Не знаю, как она, а я был происходящим доволен. Шаткий мир устоял, и визуальная поддержка «Гончих» никуда не делась – этого было достаточно, чтобы спокойно заняться своими делами. На практическую помощь я не особо надеялся, но сам факт того, что они стоят за моей спиной – он был известен многим и избавлял меня от ряда неприятностей. Пусти Седая Ведьма слух, что я у нее в опале – и жди проблем.
Нет, определенно день задался. Теперь поглядим, что будет завтра, причем не только здесь, но и в настоящей жизни. Там ведь Шелестова в редакции за главного оставалась. Интересно, у меня еще есть работа, или придется по пепелищу бегать?
Глава вторая
о новых планах и новых людях
К моему великому удивлению, Вика как раз была спокойна. То ли смирилась с тем, что атомная бомба класса «ЕШ» неминуемо превращает в выжженную пустыню все в радиусе своего падения, то ли рассудила, что расхлебывать последствия кратковременного правления Елены все равно придется мне.
Хотя, может, дело совсем уж в другом. Она вчера о чем-то долго общалась с моей мамой наедине, та потом называла ее «доченькой» и надарила кучу всякого разного. Тревожные, между прочим, признаки. Сильно тревожные. Даже батя, посмотрев на это все, вздохнул, потрепал меня по плечу и успокаивающе сказал:
– С другой стороны, ты почти полжизни пробегал на воле, сын, мне куда меньше перепало. Пора и в стойло.
Имеются у меня подозрения, что этой парочкой вчера был выработан Очень Хитрый План по приводу меня в это самое стойло, и именно его она сейчас обдумывает.
Если эти двое объединились, то мне почти наверняка уже не вильнуть в сторону. Хотя – а надо ли? Я уже размышлял раньше на эту тему и пришел к осознанию того, что с Викой не так и плохо проживать под одной крышей.
С другой стороны – если подавляющее большинство девушек до бракосочетания являет собой образец добродетели и смирения, то откуда, скажите мне на милость, на наши головы сваливаются стервозные супруги?
Машина остановилась у центрального входа в здание, которое все-таки уцелело. Уже здорово. Стены и крыша на месте, остальное нюансы.
Невозмутимый Ватутин довел меня до кабинета и остановил движением руки у самой двери, не дав взяться за ручку.
– Что не так? – посмотрел я на него.
– Тихо очень, – чуть ли не шепотом сказал он и отодвинул меня в сторону от входа в помещение нашей редакции. – Это странно.
В самом деле – странно. Времени двадцать минут десятого, все уже должны быть здесь и дружно ругаться друг с другом, в соответствии с утренними традициями.
А тут – тишина за дверью.
– Ой! – Вика уцепилась за мою руку – А если они все там… Мертвые лежат!!!
– Что за чушь? – возмутился я, но против моей воли воображение уже было активировано.
Мне мигом нарисовалась картина, в которой комната утопала в крови, оскал на лице неживого Петровича, Таша с недоеденным яблоком в руках, даже в подобной ситуации аккуратненькая Ксюша, и, естественно, Шелестова, живописно раскинувшаяся в луже крови и невероятно красивая даже в смерти.
Я даже головой потряс, вытряхивая из нее эту неимоверную хрень. Чушь какая. И еще – а вроде такое со мной уже было? Мерещилось мне подобное в свое время. Дежавю, однако.
Ватутин встал передо мной, прикрывая, щелкнул предохранителем пистолета и мотнул головой, давая одному из своих подчиненных команду заглянуть в кабинет.
Тот приоткрыл дверь и оттуда немедленно грянуло:
«Вспомним мы обычай древний, и заветный, и простой…»
Впрочем, песня как грянула, так и смолкла, сменившись недовольным Ленкиным воплем:
– Ты кто, черт бритый? А ну, исчезни отсюда! Шляются всякие, понимаешь! Народ, на изготовку, ложная тревога!
Нет, такого не было. Не дежавю.
– Надо же, приготовились к встрече, – тихо и немного печально отметила Вика. – А мне ничего не сказали.
– Чтобы не выдала, – подбодрил я ее.
– Да нет, просто в расчет не брали, – криво улыбнулась она. – Есть ты, есть они и есть я. По отдельности эти величины совпадают, но одним целым стать не могут.
– Эк тебя растопырило, – проникся я, не без удовольствия глядя на бритоголового охранника, пытавшегося понять, что это было такое.
– Иди, – толкнула меня Вика в спину. – Они ждут. Нехорошо получается.
А ведь правда приятно. Когда человек становится своим среди своих – это великое дело. Сопричастность к коллективу, к общему делу важна неимоверно, это то, что невозможно ничем заменить. Нет, если отношения с коллективом не сложились, то тут же выдаются фразы вроде: «я социопат», «индивидуальное пространство – вот что мне нужно», «важно быть личностью, а не одним из стада» и тому подобное. Но это все лишь попытки скрыть досаду от того, что все в пятницу идут спиртное различной крепости пить в ближайший бар, а ты домой едешь в одиночку.
Я пригладил волосы, подошел к двери и резко ее открыл, пряча довольную улыбку.
– Барин приехал! – радостно сообщила Шелестова, плечи которой были закутаны в шаль невероятно пестрой расцветки, и ткнула пальцем в смартфон, зажатый в руке.
Оттуда немедленно по новой понеслось:
«Вспомним мы обычай древний, и заветный и простой,
К нам приехал, к нам приехал…»
На этом исполнение песни цыганским хором прервалось, заканчивал ее уже мой коллектив:
– Наш нача-а-а-альник да-а-а-арагой!
Все стихло, я недоуменно уставился на Шелестову.
– Ну? – спросил я у нее.
– Что? – томно поинтересовалась она, стоя вполоборота, обняв себя за плечи и глядя на меня подведенным темной тушью правым глазом, полускрытым под светлыми волосами. Видимо, так ей рисовалась истинная цыганка.
– «Пей до дна» где? – уточнил я. – Поднос где, рюмка с «беленькой»?
– Рабочий день на дворе, – изумилась Шелестова. – Какая «беленькая»? Могу «фанты» налить.
– Да не в этом дело, – подал голос Петрович. – Они всю голову сломали просто, как твое имя в здравицу вставить. Там же перед «пей до дна» сначала его пропеть надо, и единственное, что худо-бедно туда монтировалось, так это «Харик». Естественно, что они забоялись.