Потери кольчуг и панцирей тоже были значительными. Обрывы колец из мягкого железа, потеря кусков плетеня, особенно у кольчуг кривичей из сведённых колец, разрубленные звенья кольчуг полтесков из закалённой стали, отрыв нашитых пластин и колец с кожаных панцирей бурундеев, делали большую часть этой защиты не пригодной без длительной починки. Несколько лучше дело обстояло у викингов. Многие из них обзавелись кольчугам незадолго до этого похода, и раньше их защитой был только шлем, и то не всегда, и ешё щит. Поэтому вражеские удары в меньшей степени достигли их кольчуг. И большая часть их ран, приходящаяся на ноги и голову, хорошо это подтверждало. Щиты у викингов были почти все изрублены, изуродованы и разбиты. Умбоны пробиты или погнуты, шнуровка окантовок разорвана, доски расслоились. Так-же дело обстояло у кривичей. Стреблянские щиты из прутьев, обтянутые кожей тура и лося, рассыпались, Только щиты полтесков, хотя тоже плетёные из прутьев и обтянутые кожей, пострадали не сильно и были пригодны для дальнейшего использования. Просто плетение их было концентрическое с жилами животных и они были покрыты просоленной многослойной кожей, твёрдой, словно камень.
Копья и стрелы тоже были частью утеряны, частью повреждены. Меньше всего повреждения и утраты коснулись шлемов, у кого они были, топоров и ножей. Что касается лошадей, то прекрасные аварские кони, захваченные в начале сражения оказались так сильно изранены, что многие легли у реки и медленно умирали, отказываясь от питья и еды, глядя на мир влажными, будто от слёз, умным глазами из под длинных ресниц. Бурундеи, осматривающие их раны, только разводили руками. Другая часть лошадей была сильно утомлена, покрыта пеной, грязью и кровью, хромонога и изранена. Однако, вместе с лошадьми авар, пойманных на месте боёв и зарослях вокруг, их было теперь более ста, включая и лошадей для поклажи. Вместе с лошадьми моравских торговцев, захваченных до этого, их вместе хватало, чтобы посадить на них всех кривичей, бурундеев и полтесков, часть викингов или стреблян, заложников и обеспечить перевозку запасов. По указанию Стовова лошадей стали осматривать и распределять для ухода и кормления между дружинами Мечек и Вольга. Князя сейчас интересовали животные больше людей.
Общий итог победы был страшным: восемнадцать воинов судовой рати Стовова, пришедшие с ним к истокам Одера были убиты, двадцать воинов уже не смогут принять принять в ближайшее время участия в походе из-за тяжёлых ран. Их придётся оставить здесь, у лодий, с частью легко раненных для ухода за ними до времени возвращения домой. Всё это уменьшало силу рати на одну пятую. Горше всего было осознавать, что это произошло не в результате нужного напряжения сил, связанного с добычей и удержанием, или с доставкой на родину сокровищ, а в бою из-за случайностей страны, где идёт смертельная война всех против всех. Всем было очевидно, что небольшой аварский отряд шёл без охранения и разведки, без воевод и лёковолружённых воинов не сам по себе, а в связи с какой-то общей задаче, поставленной ему ханом и его военачальники, а неожиданно встреченное воинство Стовова, они приняли за своих врагов франков или баваров, при том, что рыжебородые, голубоглазые викинги со своей северогерманской речью и вооружением были от них слабо отличимы. Кривичи, бурундеи и сребляне тоже мало отличались от знакомых им полян, слезцев, моравов, хорватов и сербов. Разве что полтески своим степным видом и манерой вести бой могли вызвать у них изумление, но и переход угров, печенегов и других скифо подобных отрядов на службу ко многим племенам, князьям и старейшинам тоже не были такой уж редкостью. Византийский император вообще не имел войск не из наёмников, в том числе угров, армян, алан и печенегов. Предшествовавшее любому бою выяснения кто есть кто, перебранка, даже поединок самых сильных воинов или вождей, не могли произойти из-за особенностей места - узкой тропы в зарослях, скрытой для обзора с реки, и для обзора реки с неё. Рагдай, Ацур, Эйнар, Ладри, Ясельда, оказавшиеся там перед началом сражения, и явившиеся, как бы, его причиной, не являлись таковыми ни для кого. В конечном итоге судьбой всех людей распоряжались боги всех видов, силы, названий и местопребывания. И если они кого-то и выбирали орудиями осуществления своей воли, то от орудия это зависело в меньшей степени. Жаловаться на Стовова, разговаривающего от имени всех с богами и духами предков, тоже ни у кого не возникало причин. Товарищи погибли и многие были покалечены, но это не стало разгромом с поголовным истреблением или захватом в рабство. Наоборот, была победа, и более пятидесяти трупов врагов лежали вокруг, на тропе и в лесу. Несколько тел унесло течением. Раненых и сдавшихся в плен врагов, а таких насчитывалось более сорока, убили одного за другим, разбивая им головы палицей, или снося с плеч топорами и секирами стребляне с согласия князя, и несмотря на возражения Рагдая. Кроме возможности узнать о происходящем вокруг из уст аваров, их можно было удерживать как заложников, в случае появления их главных сил. Полтески отнеслись к этой возможности с недоверием, потому, что никакой хан не откроет своим воином правды и смысла, а сами воины-степняки не отличались постыдным любопытством. А заложники вообще никогда не останавливали авар и угров от нападения. Воля богов и путешествие в страну мёртвых ими воспринимались ещё более ественно. Таким образом стребляне безжалостно убили всех. Некоторым пленным для своей потехи, перед обезглавливанием они рубили руки и ноги, похвалялись силой и удальством друг перед другом. Ряды окровавленных, обезглавленных тел, лишенных конечности, отрубленные головы с косицами, обритыми макушками, насаженные на копья и ветви вдоль берега, разбросанные кругом руки и ноги, которые уже начали растаскивать вороны и лисицы, вызывало ужас и отвращение у викингов и кривичей. Даже видавшие многое полтески ушли на время резни с берега. Служанок и княжён решено было не пускать туда, особенно маленькую Орису. Ладри наоборот было велено Ацуром смотреть, и мальчик, бледный, смотрел на противоестественное избиение пленных и раненых, ещё недавно бывших его мучителями. Он старался держать глаза открытыми, но льющиеся потоками слёзы заставляли его часто моргать, и делали всё размытым и нечётким.
Грек Пётр, оставив утешения княжён и решивший послужить Иисусу Христу в деле обретения спасённых душ, взял в кулак свой оловянный крест, и вышел перед к несчастным, связанным, глядящим отрешённо перед собой. Он обратился к ним с взволнованной речью на греческом языке, не возымевшей, впрочем, никакого действия. Князь смотрел за этим происшествием от своей палатки, снимая доспехи, переодеваясь, умываясь водой из ковша, носимой ему худощавым Мышецом.
- И примет вас Господь в объятия свои как детей своих, и заключит в объятия, простит прегрешения ваши и заблуждения языческих дней, ибо не правил но жили вы в заблуждениях ваших и грехах смертных, а теперь... - почти пел Пётр, поднося крест для поцелуя поочерёдно всем пленным, хоть и безрезультатно, - и крещения приняв как утешение, возликуйте, станьте братьями во Христе, почувствовав избавление от тягости тьмы веры ложной!
Не дождавшись конца проповеди, один из стреблян, длиноволинноволосый воин с серьгой в ухе, вполне добродушной внешности, размахнулся и ударом дубовой палицы разбил голову ближайшему к монаху пленному.
Кровь и мозг обрызгали лицо руки Петра. Он задохнулся на полуслове и только стон ужаса вырвался из его рта. Стоящий на коленях рядом с падающим телом, авар, поднял на грека ясный печальный взгляд, похожий на взгляд умирающих неподалёку лошадей, и вдруг улыбнулся белозубой улыбкой, глядя на смешного церковника. Следующим ударом он тоже был убит среблянином, но тело его ещё некоторое время трепетало и дрожало перед тем, как затихнуть вовсе.
- Лошадям сейчас уход нужен и корм, а они потом великую службу нам сослужат, разорвись спина! - сказал князь, оторвавшись от этого зрелища и садясь на сундук у шатра на опушке, - они такие красивые, как души богов!
