— Может быть, и обыкновенное, — согласился писатель, который привык однако к другим именам. — Так вы, милая мышка, и мышиное ремесло оставили? Уже больше не грызете книги, тетради, а?

— Само собой разумеется! Ведь такую мышь никто бы не принял в высшее учебное заведение… А культурные, образованные мыши давно сменили специальность. Неужели вы никогда не интересовались, кто стирает пыль с ваших книг? Вы погибли бы от моли, если б не…

— Если б не вы, Мечтышка! — подхватил ее слова писатель. В самом деле странно! Уже десять лет он не подходил к полкам с пылесосом, — терпеть не может шума этой машины! — а книга, какую ни возьми, пахнет, как новенькая.

— Спасибо тебе, Мечтышка, — ласково произнес Ластик-Перышкин — он был растроган. Кстати, вы замечаете, что последнее время, после выходок чернильницы, он стал довольно часто умиляться? Все реже и реже подумывает о доле башмачника, — вы заметили?

— Эх, чтоб ей провалиться! — писатель взлохматил бороду ладонью, показывая мышке, до чего он бессилен. — Даже рта не дает раскрыть — не суйся, дескать, не твое дело!

— Конечно не твое дело! — нахально буркнула борода.

— Я уже говорила, — деликатно напомнила писателю Мечтышка, как будто наглой бороды и не было. — Я могла бы вас кое в чем заменить… Безусловно, я только мышка, пускай и ученая…

Правда, от науки притупились зубы, — она скромно показала ровные зубки, — и когти уже не такие острые, — она выпустила коготки, покрытые красным лаком. — И все же я попробую помочь бедным скитальцам. Я могла бы дать им консультацию по некоторым вопросам…

Она была в туфельках на высоких и тонких-претонких каблучках. Красивая, милая Мечтышка!

— Пожалуйста, я вас очень прошу!.. — согласился Ластик-Перышкин. — Очень-очень прошу… Колобок и Колышек такие неопытные… Они ведь из сказки…

Он вдруг заколебался:

— А может быть, и вы, Мечтышка, из чернильницы?

Мышка усмехнулась:

— О, нет! Мне далеко до таких глубин! Я всего лишь скромная ученая городская мышка. Правда, я люблю литературу…

— И мое творчество… тоже?.. — покраснел Ластик-Перышкин.

— Разве иначе я посещала бы вас, если б не любила ваше творчество? — лукаво ответила Мечтышка. — А засим разрешите откланяться… Я спешу… Возможно, мне удастся добраться до автоинспекции раньше, чем ее окружат спички и собаки. До скорого свиданья!

Колобок и Колышек радовались. Вскоре они окажутся на свободе… Нельзя сказать, чтобы им было скучно с Распорядкиным. Нет! Они узнали множество вещей, которые раньше и во сне им не снились. И все-таки их манили улицы, теплое солнце, новые знакомства… Может быть, они опять найдут славного железного конька. Правда, они уже не оседлают его и не помчатся по городу. Им теперь известно, что для этого нужны водительские права. А может быть, снова встретят Расу? Посмотрят на нее издали, чтобы не поймала…

Вы, должно быть, уже поняли, что о Расе думал Колобок? Колышек мало интересовался ею.

— Сейчас, сейчас… — бормотал Распорядкин, сочиняя протокол.

Он писал, зачеркивал и снова писал, но недалеко ушел. Дело в том, что у него не было такого борзого перышка, как у нашего писателя. И такого бдительного, безжалостного ластика тоже не было. Когда пальцы немели, Распорядкин принимался за зарядку. И приятелей он заставлял топать на месте, размахивать руками. Неизвестно, до каких пор продержал бы он их в автоинспекции, если бы не маленькая мышка. Она посмотрела-посмотрела зоркими глазками, послушала-послушала чуткими ушками. Распорядкин, утонув в бумагах, не видел ее. Зато наши любознательные друзья не могли не заметить мышку. Тем более, что она была в туфельках на высоких каблуках, в берете с янтарным украшением и с блестящей сумочкой в руках.

— Может быть, вы голодны? — осведомилась мышка, вежливо приседая. Это была не обыкновенная мышка, а студентка Мечтышка. Вскочив в такси, она мигом добралась до автоинспекции. Хотя мышка и была студенткой, но за такси никогда не платила. Ведь она занимала так мало места! — присоседится к другим пассажирам и едет. — Могу угостить вас голландским сыром!

До сих пор Колышек ел только белый деревенский творожный сыр. Он охотно отведал бы голландского, но Колобок опередил его.

— Нам здесь так тоскливо. Мы и кусочка не смогли бы проглотить.

— Так почему бы вам не убежать? — поинтересовалась Мечтышка, многозначительно улыбаясь.

— В самом деле? Почему? — оживился Колышек.

— Нет, мы не станем убегать, — отмахнулся Колобок. — Он ведь обещал отпустить нас. А то опять погоня начнется…

Мышка задумалась, прикусив свою подкрашенную губку. Ее глаза заблестели, как две бусинки.

— Отпустить-то отпустит, да не скоро. Слишком долго пишет свои протоколы, — она презрительно махнула хвостиком в сторону Распорядкина. — А тем временем враги устроят вам засаду…

— Ты знаешь наших врагов?! — воскликнули оба преступника в один голос.

— Да, я кое-что слыхала, — скромно призналась мышка. — Поэтому советую вам не терять времени. И еще, если не хотите попасть в окружение, попросите, чтобы Распорядкин угостил вас горестями… Тут же отпустит!

— Что это за горести? — насторожился Колобок.

Мышка улыбнулась.

— Это такие конфеты, которых даже полевая мышь не станет грызть. Ужасно-ужасно невкусные… Бррр! — видно, когда-то, еще будучи полевой мышкой, Мечтышка отведала их. — А Распорядкину очень нравится, когда у него просят горести. Эти горести — его старая выдумка!

И пока Распорядкин в поте лица трудился над протоколом, Мечтышка, которая, видно, очень любила поболтать, шепотом рассказала им следующее:

— Когда-то, не очень давно, прислали на тетрадную фабрику нового директора. Пришел этот новый, осмотрелся и увидел груды ярких, как цветы, тетрадок. А тетрадки, желая понравиться директору, надели свои самые пестрые курточки и устроили праздник. Трудно передать словами, как это было красиво!

Солидно аплодировали толстые рулоны бумаги, даже чернью печатные станки и прессы довольно улыбались. Один лишь Распорядкин смотрел косо. Он-то и был этим новым директором, — Распорядкин!

Первым делом Распорядкин запретил тетрадкам веселиться. Чего, скажите, ждать от учеников, если их тетрадки вдруг пустятся в пляс?

Второе его распоряжение было еще более суровым:

— От ярких обложек портится зрение. Не разумнее ли изготовлять тетрадки одного цвета? Мне кажется, да!

Фабрика начала выпускать одноцветные тетрадки в серых, словно посыпанных пеплом, обложках.

Директор радовался, что навел однообразие и порядок. Только тетрадки не радовались.

Они, эти пепельные тетрадки, шелестели так скучно, что усыпляли школьников за партой. Сразу стало больше учеников, которые зевали и спали средь бела дня. Вскоре сонливостью заразились и учителя. Можете себе представить, как выглядели храпящие классы?

Когда выяснилась причина сна — скорбно серые, смертельно скучные тетрадки! — Распорядкина освободили от занимаемой должности.

— Но ведь ты рассказываешь нам про тетрадки, а не про горести! — перебил разговорчивую мышку Колобок.

— А откуда ты все это знаешь? — усомнился Колышек.

— Откуда? Хи-хи… — засмеялась Мечтышка. — Мы, мыши, везде бываем, все слышим, все видим… Значит, про горести вам уже не рассказывать, неинтересно?

— Интересно! Рассказывай!

Мечтышка продолжала:

— Представьте себе, Распорядкина уволили с тетрадной фабрики и тут же назначили на другую, чрезвычайно важную фабрику — конфетную! Почему? До сих пор не понимаю. Возможно, потому, что он привык быть директором, а все остальные привыкли видеть его директором? Мыши, едва узнав, что Распорядкина переводят на новое место, тоже стали собираться в путь-дорогу. Конечно не мы, студентки, а наши приятельницы, не столь обремененные наукой. Они-то нам все и рассказали потом. Конфеты тоже любили играть и веселиться. Подобно тетрадкам, они устраивали вечера самодеятельности. Конечно же, серьезному Распорядкину не по душе пришлось настроение конфет. Однако, помня свою прежнюю неудачу, он не запретил им танцевать и наряжаться. Но ему трудно было смириться с тем, что конфеты такие сладкие. Какую только конфету, дорогую или дешевую, не попробует— каждый раз болят зубы. А нельзя ли изготовлять другие конфеты? Ну, чтобы совсем-совсем были не сладкие? С начинкой, скажем, из соли или перца? В самом деле, раз есть сладости, то почему не может быть горестей? И зубная эмаль у детей не портилась бы!