- Так принято, - Гермиона перелистнула несколько страниц. – Маскарадные костюмы очень популярны. Я на каникулах приглашена с родителями на такой маскарад. А костюм… Зачем что-то придумывать? – усмехнулась она. – Надену свою школьную мантию и остроконечную шляпу. Пару звёздочек из фольги. Ведьма – так ведьма. Всё равно никто не поймёт.

- А э-э-э… посексуальнее ничего не хочешь попробовать? – сверкнула глазками Джинни. Рон закашлялся и ткнул в фотографию Кота в сапогах, подавился смехом:

- Вылитый Гарри!

Поттер, услышав своё имя, включился в беседу и оторвал растерянный взгляд от книги. Друг подскочил к нему и завертел перед носом каталогом:

- Тебе так пойдут эти штаны и шляпа! И хвост! – Девушки сдержанно захихикали, а Рон уже нашёл на следующей странице картинку шикарнейшей куклы в облаке воздушных накрахмаленных юбок и чуть ли не заорал на всю гостиную: - А в это нарядить Малфоя! Кружевные панталончики и волосы голубые! А почему голубые-то? – озадаченно заморгал он.

Гарри так внезапно изменился в лице, что Гермиона, интуитивно почувствовав тревогу, уверенно отняла у Рона карнавальный маггловский каталог и убрала под стопку книг:

- Это Мальвина – девочка с голубыми волосами!

***

Эта кукла была самым красивым предметом в доме. И Гарри, сколько себя помнил, был в неё влюблён. Фарфоровое чудо в драгоценном наряде называли Мальвиной. Малыш Поттер мог часами смирно сидеть в уголочке и, не мигая, восторженно глядеть на неё. Тугие шёлковые нежно голубые локоны – любая красавица позавидует; огромный атласный бант, расшитое изумительными кружевами и бусинами пышное платье в оборочках, ножки в трикотажных чулочках, золотые туфельки с сияющими пряжками. Реснички подкручены, губки такого розового цвета, такого… в общем, розового! Щёчки, ноготки на пальчиках перламутровые! Когда-то давно её подарили тёте Петунье, и диковину долго хранили в закрытой столовой витрине, никому не давали в руки. Долго – до тех пор, пока Дадли, тяжело пыхтя, не подставил под горку с праздничными сервизами стул, натужно охая, с риском для жизни не добрался до верхнего шкафчика и не заграбастал воздушно-волшебное сокровище толстыми, вечно потными пальцами. Первым делом, чтобы не упасть со своим трофеем, он безжалостно скинул куклу на пол. У Гарри от звука падения предмета его грёз о паркет чуть не раскололось сердце. Он хотел спасти Мальвину и бросился к ней, но Дадли в своём желании не отдавать добычу очкастому заморышу оказался на удивление проворным и плюхнулся на изумительной красоты фарфоровое личико своей безобразно огромной пятой точкой. Гарри вскрикнул от обиды и почти физической боли – Дадли хищно улыбнулся и задрал Мальвине ворох тюлевых жемчужно-матовых юбок, засунул жирный палец в батистовые панталончики. Разочарованно сморщился, пихнул Гарри и с улюлюканьем поспешил к приятелям хвастаться добычей.

На следующий день Гарри с ужасом и сердечным щемлением увидел Мальвину на заднем дворе на мусорном контейнере. Фарфоровое чудо скорбно прислонилось к пакету с кухонными отходами. Кукла была порвана и обезображена – Дадли с дружками повеселились на славу. Гарри долго не решался взять в руки то, что ещё вчера было его тайной мечтой и единственным предметом обожания, и от жалкого вида чего у него наворачивались слёзы. Детская любовь и вера в непорочность кукольной сущности победила – неумело выстиранная, кое-как подшитая, выправленная, влажная и пахнущая кошачьим кормом Мальвина встретила ночь под подушкой Гарри. Он до утра сжимал её угловатое, растянутое и кривобокое, вывернутое ватное тельце и гладил спутанные голубые волосы. Такие нежные, такие, такие…

***

Он долго вертелся перед зеркалом. Смущался? Краснел сам перед собой и постоянно почёсывался. Нервы. Чуть не решил сбежать. «Тьфу ты! Как девчонка!» - Гарри раздражённо нахмурился, решительно оправил широкий ремень с огромной золочёной пряжкой, лихорадочно подтянул чулки под безразмерными бархатными шортами, поднял голенища ботфорт, залихватски сдёрнул набок шляпу с фазаньим пером и мохнатыми кошачьими ушами. Хотел поддеть волшебной палочкой пушистый хвост, нагло топорщащийся из-под колета, но передумал и скромно повесил его на локоть. Нормально! Прорвёмся! Чем дольше он смотрел в зеркало на идиотско-бравурное и нагловато-сексуальное отражение Кота в сапогах, тем противоречивее становились его мысли по поводу карнавального костюма, так опрометчиво купленного для зимнего бала при поддержке простодушно улыбавшегося Рона. Себе Уизли ни то заказал, ни то получил по почте из дома пыльный, весь в паутине костюм вампира и нисколько не смущался несоответствию собственной шевелюры и образа атласного чёрно-золотого кровососа. Счастливчик! Гарри тяжко вздохнул, подкрутил проволочный ус, галантно поклонился зеркалу и твёрдой походкой направился в зал.

Маскарад блистал гирляндами, китайскими фонариками, бенгальскими огнями и фуршетными столами. Россыпь конфетти устилала паркет и горки тарталеток, факелы на стенах светились разноцветными языками волшебного пламени и многократно отражались в хрустале фужерных пирамид, свечи капали воском с люстр на парики, короны и разномастные причудливые головные уборы.

Музыка, чудесная, яркая, волнительно-бодрящая, заполняла всё пространство вокруг, билась настойчивыми ритмами в самом воздухе праздника, заставляла ноги и сердце торопиться без цели, весело и отчаянно.

Гарри, стараясь не уронить шляпу с ушами, поменьше вилять бёдрами, к чему бессознательно обязывало наличие пушистого хвоста, и не цепляться за кринолины и шаровары своими шпорами, поспешил к столу с закусками. И замер на полпути к тостам с чёрной икрой.

В центре зала он увидел нечто! Чудо чудное, диво дивное! Сначала облако воздушных лиловых юбок заставило его сердце забиться чаще. Потом сознание чуть не выключилось от вида длинных тугих локонов и серебряной маски в обрамлении очаровательных завитушек. Голубых! Всю эту щемяще-волшебную прелесть венчал огромный атласный бант с крошечными бубенчиками. Их мелодичный приглушённый звук пробился сквозь грохот карнавального салюта и праздничный вой валторн прямо в сердце малыша Гарри и завяз в томительном сказочном предвкушении детского восторга и счастья.

Мальвина улыбалась чарующе и невинно одновременно, с обворожительной грацией и непререкаемым достоинством королевской куклы или фаворитки принимала комплименты по меньшей мере десятка расфуфыренных кавалеров. Гарри узнал Хагрида в образе огромного полярного медведя, Невилла в костюме крота, какой-то рыжий Уизли вертелся в наряде синего кельтского воина, вернее в его отсутствии; гриб, гусеница, мушкетёр, Бэмби, странный лохматый зверь с огромными ушами – символ русских спортивных достижений и талисман молодой, но подающей надежды российской молодёжной сборной по квиддичу: многие стремились добиться благосклонности Мальвины и тёрлись о её многочисленные пышные подолы. Узнав в костюме Божьей коровки профессора Снейпа, Гарри подумал, что у зельевара, оказывается, стройные ножки, с неимоверным усилием оторвал зачарованный взгляд от своей детской голубой мечты, раздражённо осушил одним залпом бокал кислого шампанского и, печально вздохнув («И тут очередь, и тут Поттер в пролёте!»), отправился на поиски Рона и Герми.

Пара энергичных вальсов под модернизированную классику, пара десятков рюмочек чего-то лёгко-хмельного и тяжело-будоражащего, пара сотен засахаренных орехов – и Гарри еле успел добежать до туалета. Толкнул с облегчением дверь – и замер, словно заколдованный неведомым заклятьем, вмиг забыл, зачем вообще торопился в эту кафельную шкатулку!

Перед зеркалом, беззастенчиво задрав и подоткнув за атласную ленту пояса все свои многоярусные юбки, красноречиво расслабилась Мальвина. Бант на голове съехал к уху, пышные шёлковые рукава были приспущены, превращая целомудренный воротничок, расшитый жемчугом, во взрослое бесстыже-пленительное декольте, офигительные голубые локоны собраны в хвост. Одна нога нагло закинута на писсуар. Гарри с трудом сглотнул и уткнулся взглядом в кружевную резинку белоснежных чулочков. Золотые туфельки с бантиками. Такие же золотые бантики на резинках пояса. Полупрозрачные панталончики с плотными рюшами, а под ними пояс чулок. Та ещё конструкция! Гарри, сползая по стеночке, придавил свой хвост и пискнул от боли. Это ощущение было гораздо реальнее видения прекрасной куклы, не желающего в столь экстравагантном виде умещаться в его пошатнувшемся сознании.