Мне на вкус попробовать? #
«Поттер!!! Не притворяйся идиотом! Тебе не надо притворяться! На трение!!!»
А чем тереть-то? #
«Поттер!!! Потрись ты... хоть Роном!»
Не нервничайте, мистер Малфой. Вы мне нужны с крепким, э, психическим статусом. Рон не согласился. PS: Не бойся, пока я остался верен тебе: жив, а стало быть, не предлагал ему. Лубрикант — с Вас, сэр, в Хогвартсе все раскупили. #
Сколько раз за вечер и ночь Драко кончал в кулак с нечитаемой улыбкой и именем зеленоглазого охламона на пересохших губах, он даже не мог припомнить...
............................................
(1) Мышцы, поднимающие пенис во время эрекции
====== Часть 3-6 ======
Письма от Поттера приходили каждый вечер, ближе к ночи. Ну, почти каждый... Ничего не значащий трёп, школьные сплетни, болтовня о предстоящих экзаменах, иногда какие-то странные философские рассуждения, обязательно парочка милых заводных фраз, наполнявших промежность колючей истомой... Драко даже не представлял, что Поттер умеет так выразительно излагать свои мысли на бумаге (ну, не наблюдалось за ним в школе литературных наклонностей), и от осознания, что на сей подвиг его воодушевляет именно Малфой, становилось тепло и приятно не только на сердце. Драко казалось, что эти письма пишет близкий, хорошо знающий его человек, дорожащий его мнением и даже сиюминутным настроением. Он представлял, как Гарри склоняется над свитком в библиотеке, опасливо прикрывается от любопытных глаз. Грейнджер и так не будет подглядывать, а бесцеремонного Рона Гарри отталкивает толстой книжкой и поддаёт ему кулаком в солнечное сплетение. Джинни... ах, ну да, с ними же, наверняка, Джинни... Нет, вот эту персону Малфой представлять рядом с Гарри не хотел: зачем портить многообещающие картинки всякими мелкими рыжими кляксами? Или другой ракурс: Гарри залезает под одеяло, устраивается удобнее, кладёт тетрадку на колени... рука его под толстым ватином дёргается часто-часто, настороженный взгляд следит искоса за спящим под соседним балдахином Роном (не проснулся ли), но постепенно глаза закрываются, перо падает на пол... Гарри вытирает испачканную в сперме руку о салфетку и начинает писать на листочке в полосочку, как сильно любит одного белобрысого слизеринца и как хочет именно сейчас оказаться с ним рядом...
Драко отвечал всегда по утрам. Всю ночь он держал поттеровские записки под подушкой и видел сладкие сны, наполненные... Ах, чем только не были наполнены эти сновидения: само собой, поцелуями, ласками осторожными и бойкими, нежными и бесстыдными, а ещё беготнёй, вознёй, громким заливистым смехом, зуботычинами не сильными, но ощутимыми именно настолько, чтобы хотелось непременно дать сдачи, а потом помириться... Ох, как же они мирились! Какие ласковые слова срывались с губ, как изумительно слаженно действовали их руки, сколь надолго хватало им сил и желания поддерживать эрекцию! Да и не надо было ничего особенно поддерживать: просто всякий раз, когда требовался работоспособный член — он тут как тут и возникал именно у того из них, у кого было нужно, а то и у обоих сразу... После столь беспокойного отдыха Драко просыпался одновременно разбитым и воодушевлённым, его обычно подташнивало, но он стоически заставлял себя завтракать и садился писать ответ для Гарри. Именно ответ: чем ещё письма Поттера нравились ему — так это тем, что Драко на них отвечал, не гнул свою линию, не придумывал невероятные искусные ходы, а спокойно плыл по волнам поттеровских фантазий и повседневных мыслей и задумывался только о том, чтобы не делать грамматических ошибок и не забывать иногда вставлять похабные словечки, ну, чисто для настроения.
В те дни, вернее ночи, когда писем от Гарри не было, Драко казалось, что жизнь его закончилась без славы и любви, мир за окном горит Адским пламенем, домовики и прочая челядь достойны смертной казни, вороны на соседних деревьях совершенно обнаглели, а его дурацкие волосы — хоть мой их, хоть не мой всякими дорогими шампунями — всё равно висят мерзкими хилыми патлами.
Но к следующей ночи хогвартская сова прилетала непременно и приносила на крыльях любви, вернее, в когтях, сладкие грёзы и счастливые улыбки...
Встретиться им с Гарри накануне выпускных экзаменов ну никак не удавалось, по поводу чего Поттер высказывался печально и надрывно. А Драко верил. Потому что хотел верить. Потому что не возможно было не поверить... потому что «не поверить» — означало для него собственноручно растащить расколотое сердце на две половинки и отбросить подальше друг от друга окровавленные куски.
Одно свидание сорвалось в последний момент: запалившаяся сова раздражённо врезалась в дверь, когда Драко уже выходил из дома, и невежливо скинула на его тщательно уложенную в художественном беспорядке причёску замусоленный конвертик аж с тремя крупными призывами «Срочно! Молния! Доставить срочно!» Поттер писал какую-то чушь про несвежий пудинг, съеденный за ужином. Драко только фыркнул (сколько же лет тот пудинг должны были держать в школьных кладовках, чтоб он стал настолько несвежим?), но нашёл мужество признаться себе самому, что в глубине души... рад малодушию любовника: Гарри-то что — терпи и радуйся, ну, расслабляться не забывай, а Малфою предстоит... доказывать... Доказывать этому неблагодарному перестоявшемуся жеребцу, что именно и как умеет. Доказывать, что только он, Драко, по-настоящему нужен ему, по-взрослому, без соплей, без истерик и недоговорённостей. Доказывать, что на свете отныне нет отдельно Поттера и Малфоя, а есть Гарри и Драко вместе, один в другом, настолько рядом, что ближе некуда, и даже взгляд общий, серо-зелёный. Доказывать любовь...
Сто раз отругав себя за потакание своей и поттеровской трусости, Драко уже через неделю готов был лезть на стены от одного звукового сигнала «гарри» и сам назначил встречу, стараясь в письме выражаться максимально деликатно и заранее не вводить любовника в стрессовый зажим. Поттер согласился на свидание быстро и с воодушевлением... После полуторачасового ёрзания за столиком в кафе, не меньше десятка раз мысленно похоронив гриффиндорского динамщика заживо и воскресив его для очередной экзекуции, Драко даже не стал договариваться с официантом об отмене заказа, бросил на стол горсть монет без счёта и, шикарно улыбаясь обращавшим на него внимание посетителям заведения, неторопливо и вальяжно вышел на улицу... Домовики мэнора затыкали уши, не желая верить, что так по-матросски может ругаться их молодой хозяин.
Теодицея(1) Поттера была вполне логичной и правдоподобной, а раскаяние, выраженное в письменной форме, столь велико и глубоко, что Драко усомнился в преднамеренном характере неявки Гарри на встречу и устыдился собственной нечуткости к проблемам любимого. Ну, почти усомнился и устыдился...
Потом Поттер заболел. Он по два раза в день присылал сов с отчётами о собственном самочувствии, подробными и переполненными искренними страданиями, физическими и душевными, от невозможности увидеться-таки с Малфоем. У Драко кольнулась мыслишка, что мадам Помфри вряд ли бы позволила почтовым совам прописаться в её стерильной вотчине, а представить Рона или Гермиону в качестве письмоносцев было вообще более чем проблематично, но почерк Поттера так убедительно дрожал на пахнувших лечебными микстурами листочках, что расколотое сердце влюблённого идиота просто не желало допускать бессовестного обмана и очередного кидалова. Драко желал Гарри скорейшего выздоровления и только больше и больше хмурился, чувствовал себя от письма к письму всё более неуютно и... И, наконец, решил, что если не увидит тяжелобольного любимого, то просто помрёт от переживаний и сочувствия, вцепившихся в сердце клещами и сосавших из него не только жизненные силы, но и живую магию.
Предупредить директора МакГонагалл о визите так спешно не удалось, и Малфой собственными силами добрался до Хогсмида. Городок навеял сразу столько воспоминаний, оглушивших, перехвативших дыхание от страха и детского восторга, что Драко решил сначала привести в порядок взбесившиеся чувства и мысли, не желавшие по полочкам укладываться в голове, и посидеть в «Трёх мётлах» хотя бы пол часика.
