В вечерних тихих сумерках шум крыльев о запотевшее оконное стекло показался ему громом и намертво пригвоздил к полу... Сова билась и билась на подоконнике, роняя с высоты жёсткие пёрышки, а Драко не мог пошевелиться. Не смел... Эльф вопросительно-подобострастно заглянул ему в глаза и, получив нечёткий, но вполне различимый кивок одобрения, поскакал к форточке впускать пернатого почтальона.
Я дурак? #
Драко долго ходил по комнате вокруг стола, на котором измятой гигантской бабочкой лежал листок с двумя крошечными словами на самом краешке. Всего несколько букв, процарапавших бумагу. Маленьких бестолковых букв... Сколько важных и нужных слов Гарри не написал на свитке? Не захотел, не смог? А если побоялся? «Пусть он окажется трусом», — думал Драко и наматывал очередной круг. Листок манил его, словно заколдованный, — и отталкивал, как погремушка ядовитой змеи.
«А если это не от Поттера?!» — неожиданная иррациональная мысль пронзила сердце липким ужасом. Драко схватил письмо и жадно принюхался: ментол, дешёвые органические чернила, одеколон какой-то душный и девчоночий... Как обомлевшее обоняние смогло распознать среди всей этой чепухи запах его волос, его кожи, его...? Драко приложил листок к губам и громко уверенно произнёс:
— Да! Ты, Поттер, дурак! — И счастливо улыбнулся...
Вода в ванне остывала медленно, насыщенный соляной раствор приятно будоражил кожу и пощипывал всякие чувствительные места, мягкая плотная душистая пена щекотала подбородок и уши. Драко так размечтался, нанюхавшись эфирных масел, что задремал прямо в джакузи и очухался, только когда в рот попала горькая вода. За дверью что-то зашуршало, поскреблось, и домовик просунул под неё конверт. Разомлевшее и подпитавшееся эротическими грёзами сердце Драко бухнуло гулко и напомнило щемящей тревогой, что раскол — есть раскол...
Он решил не суетиться: ну, что такого особенного может быть в этом письме от Поттера? Драко был уверен, что оно именно от Поттера, и улыбался во все тридцать три зуба. Его распаренное тело и затуманенную голову просто распирал щенячий восторг. Неопрятному конвертику на влажном кафельном полу он сейчас радовался больше, чем первой близости с любимым... Небось, извиняется, слёзно молит о прощении, назначает встречу? Или напрашивается в гости? Ну не ради приветов же от соскучившихся однокурсников и учителей Поттер шлёт сову за совой? Предлагает какой-нибудь экзотический вариант или снова тупит про морковки? Пусть тупит, морковки — так морковки. Всё, что только мальчик пожелает, хоть непристойные маггловские игрушки — лишь бы больше никогда не слышать его убийственного «нет»...
Драко внезапно устыдился своего чересчур эмоционального воодушевления и решил взять себя в руки. Он принял позу «фараона» и лицу тоже придал соответствующее величественно-отстранённое выражение... Глупая бумажка на полу намокла с одного края... А вот то пятно посередине оставили лапы совы или его пальцы?.. Или его... губы?.. Тёплые, немного терпкие, всегда упрямые, даже тогда, когда сами идут в атаку, вечно сопротивляющиеся и чем-то недовольные... О, как же лихо умеют они ходить в атаки и с какой лёгкостью побеждают!
«Обвести языком контур этих мягких влажных губ, пририсовать воображаемый цветочек в уголке, сжать зубами несильно нижнюю (куда уж сильно? и так, бедняжка, искусана), подтолкнуть верхнюю. Набрать побольше воздуха в грудь, чтоб хватило и не пришлось отрываться на глупое ненужное дыхание. И чтобы плечи расправились до хруста, выгнуться к нему: «Принимай!». Долго прятать руки за спиной, дразнить его, не дотрагиваться, прижиматься изо всех сил, и ждать-ждать-ждать... Не размыкая губ, не открывая глаз, пока он сам, возмущённо сопя, не отыщет мои руки, не поймает, не скрутит и не уложит себе на плечи, в пах: «Ты что, Малфой? Я один должен стараться? Мне на твои поцелуйчики по хую. Делом займись». А рот его, между тем, продолжит терзать мои губы, и не будет конца этому поцелую, как не будет предела у нашей любви»... Драко, улетевший в своих грёзах слишком далеко, снова глотнул мутную горькую воду, очухался, встряхнулся и выскочил из ванны. Конверт в мокрых руках долго не хотел распечатываться. Записка внутри была маленьким листиком, вырванным из блокнота:
Чем я могу загладить свою вину? #
Драко долго растирался жёстким полотенцем, нанёс масло на саднившее тело, сделал несколько гимнастических упражнений, причесался, испробовав разные варианты укладки волос. Довольно оглядел себя в зеркало, улыбнулся, соблазняя собственное отражение, покрутился и так и сяк. В башке его всё это время оглушительно стучало: «Пиши! Скорее пиши ему. Пока он не передумал и не выкинул очередной фортель! Пиши! Пиши. Что любишь, что хочешь, что жить не можешь. Сейчас он поверит. Сейчас он услышит, сейчас его сердце хочет слышать и верить, может...» Но Малфой — есть Малфой, и Драко, скрипя зубами от нетерпения, тем не менее, тщательно оделся, поужинал почти с аппетитом, походил с важным видом по дому. И только потом уселся перед камином — и начал мстить... Эссе его называлось «Я дрочу, а ты, Поттер, догадайся, на чьё имя». Перо старательно скрипело по дорогой гербовой бумаге, строчки ложились ровно и аккуратно, буковка к буковке, завитушка к завитушке... Драко настолько проникся описываемым процессом собственной воображаемой мастурбации, что вспотел и явственно почувствовал нехилое напряжение внизу живота. Плечи его стали подрагивать, и буквы на бумаге заходили ходуном. В какой-то момент Драко понял, что ещё минута — и он упустит в своей жизни что-то мимолётное, но весьма приятное, и оторвался от писанины, откинулся на спинку кресла, сдёрнул домашние брюки.
На повторение всего того, что он только что описывал Поттеру чуть ли не полчаса, ушло не больше минуты... Драко покричал немножко — и опал, расслабился, только долго ещё не хотел выпускать большой палец изо рта... Хулиганить — так по-крупному, чтоб уж не стыдно было: он нарисовал на нижнем краю свитка между словами «представляю, что ебу одного черноволосого гриффиндорца» и «всё, слился» смачное сердечко своей спермой, повертел листочек, чтобы быстрее высох и с бесовским блеском в глазах запечатал конверт. Теперь одно из двух: либо Поттер от возмущения пошлёт его на хуй, либо... Думалось и представлялось в красках второе «либо»...
Следующий день Драко вообще не мог заставить себя вылезти из кровати. Месть Поттеру обернулась для него самого чисто физиологическими мужскими проблемами, а тут ещё и сердце никак не хотело отстать со своей надоедливой болью и тоской. Какая к Мерлину месть, если сам готов бежать за любимым хоть на край света... Только вот знать бы в какую сторону?
Ему уже было совсем не до шуток, когда домовик доставил письмо:
А ты, Малфой, однако, извращенец! Попробовал повторить всё то же самое — разбудил Рона. Он долго ржал и посоветовал наведаться в спальню к Джинни. Слиться не удалось, вот мучаюсь: нести к ней или дотерпеть до тебя? Боюсь, не дотерплю...#
Драко решил не медлить с ответом:
«Только попробуй!!! Надеюсь, ты не в людном месте? Кулак! И считаем вместе: раз, два... медленнее... три... ещё медленнее, четыре... дышим, пять, а теперь — пошёл! Можно поздравить? Рону скажи, что... Хотя, нет, я же забыл, что он твой друг...»
Рону сказал. «Четыре-пять» не понадобилось, уж извини, представил, что ебу одного белобрысого слизеринца. Может, при личной встрече состыкуемся? #
Астронавт недотраханный!
«При личной встрече я от тебя живого места не оставлю!»
Не сомневаюсь, но кто тебе сказал, что я против? #
У Драко захватило дух, позеленело в глазах... Что?! Поттер сам? Сам Поттер? Или он имеет в виду что-то другое? Голова Драко стала тяжёлой, и комната вокруг поплыла в медленном вращении... Если бы Гарри сейчас оказался рядом, то ему точно не поздоровилось бы — сдерживаться в таком состоянии Малфой не смог бы даже под страхом смертной казни или кастрации.
«Какую ты предпочитаешь смазку?» Это чтобы наверняка, не ошибиться, проверить в одном ли направлении шевелятся их желания. Потому что если окажется, что Поттер вновь прикидывается целомудренным или слабоумным, то Малфой чисто физически не выдержит такого маленького недоразумения.