— Генерал, — шепчет девушка, не оставляя попыток всё-таки вырваться из его рук, — а что выбрали вы?
Ветта и сама не знает, почему ей так хочется смеяться над ним. И, должно быть, это было ужасно глупо. Отвратительно глупо. Но молодая княгиня ничего не может с собой поделать. Она улыбается и пытается как-нибудь выскользнуть из цепких рук Киндеирна, что ей не слишком хорошо удаётся. Всё происходящее кажется девушке игрой — увлекательной, очаровательной игрой, в которую, должно быть, она уже давно заигралась. Однако Ветте подобное настолько сильно нравится, что она не готова заканчивать. Ей хочется продолжения, хочется, чтобы сам Ибере искрил, как от фейерверков господина Хевелла, чтобы сам Ибере светился от её безумных идей. Только пока безумия в идеях нет. Лишь обычное озорство.
Ей жутко хочется отделаться от алого генерала и герцога Киндеирна Астарна. Отделаться, чтобы не было никаких последствий этого танца, чтобы он не держал её под руки, словно имеет на это полное право. Хочется оттолкнуть его от себя и убежать. Убежать куда-нибудь подальше — например, в женскую половину Дарара, куда изидорские мужчины стараются не заходить. Только вот Киндеирн не Изидор. И если ему будет это нужно, он зайдёт куда угодно. И ему будет совершенно плевать на все правила и законы Ибере. Он сделает, что угодно, будет поступать так, как ему заблагорассудится. И добьётся своего, даже если будет казаться, что удача не на его стороне. Впрочем, возможно его жизненная позиция была не такой уж отвратительной, как матушка пыталась это представить.
Ей жутко хочется, чтобы он сейчас остался… Девушка совсем не хочет оставаться одна-одинёшенька в этой золотой тюрьме. Не хочется осознавать, что никто не сможет — да и не захочет — ей помочь, если что-то случится. Отныне она считается представительницей княжеского рода Изидор. И если начнётся война, никто не станет разбираться, кем является она в этом конфликте.
— Зовите меня Арго, хорошо? — улыбается мужчина. — Я выбрал себя, моя дорогая.
Он сам смеётся своим словам. И Ветта может понять, почему именно. Ей нравится, ужасно нравится, что всё складывается именно так. И она готова сделать всё, что угодно, чтобы жизнь у Изидор для неё была именно такой — необыкновенной, весёлой, быстрой… Главное, чтобы быстрой — чтобы ничего не казалось ей слишком скучным или обыденным. Возможно, Ветте даже стоит отнестись к Альджамалу с большим доверием, с большей терпимостью… Возможно, тогда уровень сам отнесётся к ней с большей терпимостью и перестанет терзать.
В этот момент Ветта даже думает, что Киндеирн очень похож на тот образ суженного, который она увидела в зеркале в одну из ночей. Тогда они с Лукерьей пробрались в заброшенный терем — сейчас-то Ветта знала, что это было специально отстроенное по просьбе её матушки здание, как она говорила «для красоты», а ещё потому, что подобного плана развалины замков строили у Нертузов и Ревеледдов. Ветта тогда стояла у полуразбитого зеркала с зажжённой свечой в руке и повторяла какое-то заклинание — какое, девушка уже не помнит, — когда в зеркале показалась размытая фигура. Впрочем, Ветта плохо помнит, как именно он выглядел — она запомнила только часть рукава. Хотя… Лукерья потом вообще увидела нечто странное. Как если бы она вышла замуж за первозданное чудовище Ибере. Они потом долго смеялись над произошедшим — потому что Евдокия обнаружила их и всё рассказала матери. Ветте тогда было не больше двадцати, и ей было настолько весело и страшно убегать из развалившегося старого дома — дома с привидениями, как они его называли. Какие же глупые они тогда были — и верили же в эти сказки на счёт гаданий!.. А ведь ни Ветта, ни Лукерья не обладали даром предвидения — он достался Яромею, — разве был хоть какой-то смысл гадать?! Подобные глупости легко забываются, но так же легко снова всплывают в памяти, как только предоставляется удобная для этого возможность. И Ветта улыбается — мысль о суженном ей даже нравится. Киндеирн Астарн куда лучше Актеона, во всяком случае, он не так горделив, так как прекрасно знает себе цену, и от него можно не ждать мелочности, а это уже немаловажно. Ветте кажется, что это, пожалуй, даже самое важное. У неё самой множество недостатков, которые, должно быть, считаются не слишком-то приятными. Она вспыльчива, слишком тороплива и никогда не слушает, что ей говорят, даже если советы весьма важные. Матушка намучилась с ней. Это точно. И, должно быть, именно поэтому с такой радостью отдала свою дочь Изидор — подобный поступок кажется девушке самым настоящим предательством. Пусть она даже понимает причину, свою мать она никогда за это не простит.
Возможность называть самого генерала просто по имени кажется девушке потрясающей — впрочем, не совсем по имени, имя «Арго Астал» было дано Киндеирну самой императрицей, означало что-то вроде «вечное солнце» и как нельзя больше подходило этому мужчине. Это очень лестно — называть его так. Ветта понимает это, даже учитывая то, что она не слишком-то хорошо знает все правила и приличия Ибере.
Ветта чувствует себя хорошо. Ровно до тех пор, пока не спотыкается и едва не падает — спасибо генералу, который снова успел подхватить её. Девушке остаётся лишь бормотать себе под нос, что она всегда знала, что не умеет танцевать, что стрельба из лука или верховая езда даются ей куда лучше. Ей настолько стыдно, что её щёки против воли становятся пунцовыми.
— Я чувствую себя такой дурой, — сквозь зубы цедит Ветта. — Неуклюжей, нескладной дурой…
Наверное, в ней снова говорит обида. И горечь. И злость — на Актеона, за то, что он был таким грубым и самодовольным, на Сибиллу, за то, что она отнимала у неё законного супруга, на мать, за то, что предала и почти что продала её, на сестёр и братьев, что ничего не сказали в тот роковой день, на отца, за то, что умер, что оставил её в одиночестве. Она не признаётся в этом даже себе, но самое страшное, что в Дараре она чувствует себя беспомощной. Она совершенно не понимает, как это произошло, но порой ей кажется, что у неё не хватает никаких сил, чтобы чувствовать себя здесь хорошо. Ей кажется, что даже ловкость и весёлый нрав оставили её с тех самых пор, когда она пересекла границу между уровнями. Ей кажется, что она теряется, исчезает, потому что Альджамал невзлюбил её с самого первого дня.
Любой, кого мир не принимает, рано или поздно загнётся, сойдёт с ума, станет слабеть день ото дня. А уровень — как маленький мир. Со своей же девяткой¹, со своими законами и правилами. И для Ветты ужасно нехорошо, что Альджамал её не любит.
Ей ужасно стыдно, она чувствует себя такой бесполезной, что хочется провалиться под землю. Лучше бы она и вовсе никогда не появлялась на свет, если всё вокруг настолько меняется к худшему… Впрочем… Наверное, Ветте не стоило впадать в истерику только из-за того, что она поскользнулась и едва не грохнулась — танцы для неё обычно заканчивались либо её разбитым носом (когда с ней танцевал Эшер, который был слишком мал и не мог ей помочь), либо кучей синяков на ногах Милвена. Яромей был столь же неуклюж, и его Ветте в пару никогда не ставили. А Олег… о нём даже говорить ничего не стоило.
— Это вы зря! — усмехается генерал. — Вы, пожалуй, неуклюжая, но некрасивой или глупой я вас бы не назвал.
Его руки кажутся горячими даже через два слоя ткани. Ветта готова сгореть от стыда на месте за те мысли, которые приходят ей в голову. Юная девушка из знатного дворянского рода не должна думать о том, насколько горячими являются руки Арго Астала, если не хочет быть опозоренной на всю оставшуюся жизнь. Ей даже слушать его не нужно. И подходить ближе, чем на милю, если уж быть честной. Ветте совершенно не хочется, прослыть шлюхой. Однако сопротивляться обаянию герцога она не в состоянии. Да и, если уж говорить правду, нет никакого желания. Ветта считает, что танцевать с ним куда лучше, чем стоять в уголке и скромно наблюдать за тем, как веселится Актеон, держа Сибиллу за руки, а потом тихо плакать от вселенской несправедливости.
Ветта чувствует себя счастливой сейчас. Не смотря на всё волнение. Или именно благодаря ему. Эшер в детстве — ему было лет шесть, не больше — как-то сказал, что совершенно спокойный человек не может быть счастливым. Отец не слышал этого тогда, а матушка разозлилась и сказала ему не говорить глупостей. Ветте тоже тогда показались его слова глупостью, но теперь… Теперь девушка думала, не был ли прав её младший братишка тогда.
