— Может быть, не совсем такой, но был. Мой источник еще ни разу не ошибался.
— И с кем только ты в карты играешь?
— С платежеспособными партнерами. Кстати, по совпадению, его Никитой зовут.
Глава восьмая. От Луны к Венере
Как вспыхнет новая заря
Приходят три богатыря
Как-то Званцеву позвонил по телефону кинорежиссер студии «Леннаучфильм» Клушанцев.
— Я обращаюсь к вам, Александр Петрович, с огромной просьбой. В нашей студии запланирована моя полнометражная художественная кинокартина. Мне близка “лунная тема”, и я уже поставил сюжет первого шага на Луне земного космонавта. Мне хотелось бы развить и углубить эту тему, и я не вижу другого автора сценария, кроме вас, не только писателя-фантаста, но еще и ученого, руководителя НИИ, инженера. Словом, я уполномочен киностудией предложить вам договор на создание такого сценария.
Званцев ответил, не задумываясь:
— Я ценю такое обращение ко мне, но я не верю в кино.
— Но почему? — запротестовал режиссер.
— В этом убедила работа с “Центрнаучфильмом”, где я писал тексты к кинокартинам. Режиссерский диктат и никакой самостоятельности.
— Чтобы исключить такой диктат, я готов создать сценарий вместе с вами.
— Это полдела.
— В чем другая половина? — допытывался режиссер.
— В третьем соавторе, моем друге — сценаристе, работавшим с режиссером Згуриди, создавшим фильм “Комсомольск”.
— О чем разговор? Лишь бы основа была ваша.
И Званцев отвез жену с маленьким Никитенком на дачу Фельдманов в поселке Большого театра на Истре. А сам отправился вместе с Михаилом Семеновичем Витухновским в Комарово, в Дом творчества писателей на Карельском перешейке, под Ленинградом. Клушанцев регулярно приезжал туда с режиссерскими пожеланиями.
Так на берегу Финского залива создалась лунная атмосфера, чему немало способствовала романтически настроенная ассистентка московского режиссера Тамара Ежова. Она, подготовив все для ленинградских съемок, в ожидании его приезда, отдыхала в “Комарово”. Работа московского фантаста заинтересовала ее, и она с восторгом слушала рассказ Званцева о его замысле. Восторженность слушательницы вдохновляет поэта, а Званцев в душе был им. К тому же они обменялись шутливыми “лунными” прозвищами. Он стал “Лунником”, она — “Селеной”. Влияние молодой женщины не могло не сказаться на работе Званцева. И космический рейс отважных космонавтов на мертвую планету, где на вековой пыли останутся только их следы, превратился в поэму о первооткрывателях Космоса, не чуждых человеческих чувств, сотрудничеству людей разных, враждебно настроенных стран, и даже романтической любви…
Но по мере завершения сценария и драматичнее становилось действие, все недовольнее становился режиссер, заявивший, наконец, что снимать фильм по такому сценарию он не будет.
— Где вы были раньше, соавтор? — возмутился Витухновский, бывалый сценарист.
— Как режиссер, я берусь ставить фильм по законченному сценарию. Меня интересует освоение другой планеты, а не побочные любовные коллизии.
— Вы думаете, что у двух серьезных людей есть время угождать режиссеру, неспособному видеть воплощение общего замысла?
— Я не решаю, кто на что способен. И вам советую не брать на себя слишком много, — еле сдержался Клушанцев.
Званцев не вмешивался в перепалку кинематографистов, но глубоко переживал крушение надежд воплотить на экране, все то, что он навязал своим соавторам.
— Мне ясно, что с вами кашу не сваришь, и потому я выхожу из игры и завтра же уезжаю в Москву, — заявил Витухновский.
Клушанцев демонстративно повернулся и ушел.
— Я еду вместе с вами, Михаил Семенович, — сказал Званцев.
— У вас срок путевки не кончился.
— Шут с ней, с путевкой. Я дома по горячей памяти повесть “Лунная дорога” напишу, если вы не будете возражать.
— Пишите, ради Бога. В сценарии все ваше: и сюжет и образы героев. Моя задача была лишь сдерживать киношным прокрустовым ложем ваш пыл. А в повести вам вольная воля.
Следующий день еще предстояло пробыть в доме творчества, и Званцев с Витухновским спокойно завтракали, поскольку поезда в Москву идут вечером.
К ним с загадочным видом подошла Тамара Ежова.
— Лунник, могу я с вами посекретничать?
— Я пойду пройдусь и посмотрю расписание электричек, — понимающе сказал Витухновский, вставая.
— Может быть, мы тоже пройдемся? — предложила Тамара.
— Конечно! Надо проститься с Финским заливом.
— И со мной, — напомнила она.
— Долгие проводы — лишние слезы. Я ведь не на Луну улетаю.
— Селена не прощаться вас вытащила, — опровергая себя, начала она. — Хочу поговорить с вами, “в порядке кинематографической солидарности”, о вашей работе. Вы не представляете, в каком отчаянии уходил от вас Клушанцев. Я испугалась за него, а он ухватился за меня, как за соломинку.
— Чем же вы могли помочь ему?
— Он умолял меня поговорить с вами. Потерять вас для него катастрофа. Картина в плане студии, на нее выделены немалые деньги, и все летит прахом, а он оказывается без работы.
Они спустились по крутой улице Комарова к берегу залива. На него набегали ленивые волны.
— Чем же я могу ему помочь? — задумчиво спросил Званцев.
— Можете, можете! Вы лучше меня придумаете как. Недаром вы Лунник!
Заступничество Тамары произвело на Званцева большое впечатление. Ему было и жаль Клушанцева, да и самому не хотелось терять шанс увидеть на экране свое творение, которое утверждено в плане и финансировано. Но он решительно не знал, как поступить. Терять дружбу с Витухновским он не хотел и мучительно думал до самой Москвы как повернуть сюжет, от чего отказаться, что уже стало частью его самого.
И эти терзания не оставили его, когда он ехал на Истру к жене и мальчонку. “Чего доброго начал ходить!”
Его приезд раньше времени обрадовал на даче всех. И Таню с малышом, и Женю с Валей Загорянских, и маму, Магдалину Казимировну, приехавшую из Лося учить внука ходить. Она привезла ему в подарок шкатулку с крохотной автомашинкой внутри. На крышке была репродукция картины Васнецова “Три богатыря”.
Глядя на нее, Званцева, как ударом молнии, озарило. Кому совершать ныне великие подвиги, как не таким вот богатырям. Есть они и теперь в нашем народе. И долг писателя показать их в свершении такого подвига, и связан он должен быть, если думать о завтрашнем дне, с космосом. А там не одна Луна, есть планеты перспективнее в части возможных приключений. И не к мертвой Луне, скорее, к Марсу или к загадочной Венере протянем мы не сегодня-завтра руку, где раздолье для фантазии!
Плохо спал Саша в эту ночь, а утром торопился в Москву, позвонить по телефону Клушанцеву и сообщить, что он мог бы снять фильм не о Лунной дороге, а о Планете бурь, какой представил себе Званцев Венеру.
И он рассеянно выслушивал поручения, какие ему давали выполнить в Москве.
Надо расставить вехи возможного фильма. Михаил Семенович едва ли согласиться снова впрячься в их упряжку, надо надеяться только на себя: три богатыря, три характера: командир корабля, Илья — бывалый космонавт. И двое других: один, как Добрыня Никитич, мудрый, спокойный, другой молодой, как Алеша Попович, отважный и отчаянный. А что их встретит на Венере, само собой скажется, достаточно поставить их в необычные условия. Они начнут действовать сами.
Две дачи Фельдманов стояли на склоне былого берега древней полноводной Истры, поднимавшей берега. В одной жил сам профессор Фельдман с женой, в другой его дочь Валентина Александровна, с мужем Женей Загорянским и их друзьями Званцевыми.
Чуть выше дачи стояла сторожка. На идущей к ней дорожке бабушка Магдалина Казимировна учила внука Никтенка, которому не было еще года, делать первые шаги.
— Он идет! Смотрите, самостоятельно идет! — воскликнула баба Му, как внучек звал ее.
Другая бабушка, мать Тани, Наталья Александровна играла рядом в пинг-понг с соседским мальчиком Максимом, сыном прославленного композитора Дунаевского. Он станет главным дирижером Мюзик-холла и, как и отец, тоже композитором, автором полюбившейся в народе песенки мушкетеров из фильма “д’Артаньян и три мушкетера”. Но тогда ему было только 12 лет, и он очень огорчился, проиграв старой тете, а она, несмотря на свой возраст, всех обыгрывала.