ГРОЗА ЦАРЕЙ

баллада

С похмелья хмурый туча-тучей

Выходит грозный атаман.

А нравом был он кручи круче,

Сын Дона и Степи — Степан.

И ростом словно выше крыши,

В плечах — саженная сажень.

При нём вокруг всё тише тиши.

И день-деньской он ждёт свой день.

Казак собрал из беглых войско,

Ярмо чтоб бросить воевод.

“За правду, братцы, стойте стойко,

Взял б волю-вольную народ!”

Но не было в  достатке злата.

Пошла за ним голь-голытьба.

Один мушкет на два-три брата.

Из пушек шла по ним пальба.

Замолкли царевы царь-пушки.

В дыму блеснул штыков оскал.

На поле — словно птичьи тушки…

Он горе-горькое познал…

На плахе рук и ног лишился,

Потом и буйной головы.

Но даже в смерти не смирился.

Гремит в раскатах гром грозы…

Так почему ж о нём осталась

Одна лишь лживая молва?

Как будто, он топил красавиц?

И цель его — разбой,  гульба!

С тех пор прошло немало лет. Центр реабилитации на улице Королева обрел заслуженную славу, и пациенты счастливы всегда, встречая внимательного, ласкового академика Дикуля.

Глава пятая. Все-таки полет!

Сменил небес голубизну

Он на морскую глубину.

Над дном, как над землей, “летал”,

Как он о том всегда мечтал.. Александр Казанцев (Брату)

Зимой 1984 года ошеломленный Александр Званцев держал газету “Московская Правда” с фотографией обнаженного человека на снегу у проруби с аквалангом в руках. Вокруг толпились люди в шубах.

Подзаголовок гласил: “Восьмидесятилетний мастер спорта Виктор Званцев, готовится к погружению.”

Александр отложил в сторону газету и позвонил в Мытищи.

— Зачем тебе это нужно? — начал он, услышав голос брата.

— Газетку увидел?

— Позировал перед фотокамерой у проруби и мне даже не сказал!

— Ты стал бы возражать, а это ведь реклама важнейшего вида спорта! А реклама — двигатель прогресса!

— Ну, не прогресса, а торговли. У тебя что? Не покупают путевки в твой подводный лагерь в Судаке?

— Нет. От желающих отбою нет.

— Ты хочешь повторения с вязальной спицей? У нас с тобой будет разговор.

— Поговорим, поговорим… Ты обещал мне книжку для главного архитектора Крыма. Он должен разрешение дать на строительство дома для лагеря. Не все нам жить в палатках. Я принесу тебе проект. Оригинально очень! Как будто, к берегу причалил пароход.

— Приезжай. Посмотрим твой корабль на суше. Книжку приготовил. Но о проруби забудь!

— Слушаюсь, товарищ комбат!

Несколько лет назад председатель клуба подводного плавания “Дельфин” Чернов, друг Виктора, обратился к нему:

— Ну, Виктор Петрович, выручай… Не все тебе погружаться в бассейне Сандуновских бань, завоевывай Черное море.

— Раз Черное, оно — твое.

— Тебе его передаю, на глубину двадцать пять метров. А ниже — сероводород. И жизни нет. Туда не погружайся.

— Все глубже, чем в бассейне или даже в Волге. Так что на Крымском побережье будет?

— Наш летний лагерь клуба “Дельфин”, в Судаке, близ Дома отдыха Московского энергетического института.

— МЭИ! Там племянница училась. А ректором стала Голубцова Валерия Владимировна. В войну ее пророчили парторгом ЦК к нам в институт, где я командовал охраной, а брат был Главным инженером.

— То было уж давно и все переменилось. А ты к чему ведешь?

— К вопросу о питании.

— Мы пока не все решили. Договариваемся с военными о полевых кухнях. Поваров наймем.

— Зачем? Рядом Дом отдыха МЭИ. Будь там, как прежде, Голубцова, я бы в миг договорился.

— О чем?

— Чтоб взять лагерников на курсовки. Они их оплатят.

— Это мысль! Мое еврейское начало подкачало. Попробуем сделать, как ты сказал.

— Без меня?

— Твоя забота — Крым. Москва — на мне. В начальники тебя не производим. Будешь представителем “Дельфина”. Это выше. И должен стать душой подводников и заразительным примером. А в случае чего их отстоять.

— Когда договариваться будешь о курсовках, пусть питание в котлах и посуду доставляют в лагерь. Мы возвратим все в чистом виде.

— Вот видишь, ты проявляешь уж заботу. Мы знали, кому поручить дело!

С МЭИ по совету Виктора удалось договориться. И на Крымском побережье близ Судака возник палаточный лагерь.

Лейтенант с пограничной заставы, увидев оживление на берегу, палатки, акваланги, ласты, сразу объявил лагерь незаконным вблизи морской границы.

И Виктор тотчас же явился к строгому усатому капитану. Тот принял его сухо:

— Кого вы представляете?

— Клуб “Дельфин”.

— Какой страны?

— Конечно, не турецкой. СССР!

— Документы.

— Виктор достало непромокаемый бумажник, чтоб с ним можно было плавать под водой, чем вызвал лишние подозрения.

Суровый капитан стал их разглядывать:

— Мастер спорта? Судья Всесоюзной категории?

— Так точно.

— А по армии?

— Сержант. Командовал охраной военного объекта, как и вы.

— Объект — объекту рознь. У нас объект — все побережье. Так какого же вы вида спорта?

— По классической борьбе. До парашютного осталось три прыжка, да ногу поломал…

— И сами боритесь?

— Конечно! Я вижу, и вы боролись.

— Как вы догадались?

— Да шея у вас борцовская. Наверно, средний вес?

— Да, средний. Подождите, как фамилия-то ваша? Званцев? Как будто слышал.

— Я вел школы борьбы во многих городах и ваших пограничников готов поучить нашим приемам. Им в вашем деле полезным может оказаться.

— Подумать надо. Так вот, о вашем лагере. Он в запретной зоне. Ведь под водой границу преодолеть — пустяк.

— Но проходчиков-аквалангистов вылавливать ваше дело?

— Разумеется.

— Так присылайте к нам ваших ребят. Мы научим погружаться.

— И об этом подумать стоит, — потеплел капитан.

— Ведь, правда же! Стране нужны подводники?

— Конечно!

— Так мы их готовим в море, а не в Сандуновских банях.

— Ладно. Хоть не обратились вы по форме, но работу лагеря я разрешаю. Один из пограничников постоянно будет с вами, следить за погружением… и сам погружаться. Мы будем их менять.

— Будет исполнено, товарищ командир. Разрешите идти?

— Вижу военный строй, сержант, вы не забыли. Идите. К вам придает мой лейтенант. С ним обсудите детали. А насчет борьбы я сам приду.

— Есть! — отрапортовал Виктор, круто развернулся и строевым шагом вышел из казармы.

Но на этом злоключения подводного лагеря не закончились.

— Виктор Петрович! Беда! — вбежал в палатку Виктора дежурный по кухне, профессор математики МЭИ.