Беатрис (которой уже вернули паспорт) улыбнулась и выговорила с явным напряжением:

— Мальшики, проблем?

— Ноу проблем, — сказал тот, что держал паспорт Мазура, осклабился: — А вот интересно, в жопу ты даешь? А в рот берешь?

Напарник хохотнул. То ли Беатрис была талантливой актрисой, то ли и в самом деле не знала русского — смотрела чистым, не замутненным взором, с лицом человека, не понявшего ни словечка. «Трудновато ребятам, не без сочувствия подумал Мазур. Вот и выкаблучиваются…»

Омоновец вернул ему паспорт, сделал многозначительный жест — дескать, проваливайте к той самой матери. Беатрис подняла стекло и отъехала.

— Полиция? — спросил Мазур.

— Здешний полицейский спецназ, — сказала Беатрис. — Удивительно, что не стали обыскивать машину полчаса…

— А что, у них это в обычае?

— Ну, они меня прекрасно знают, — усмехнулась Беатрис. — И стараются при первом удобном случае мелко напакостить, как дети малые. Самоутверждаются. За неимением возможности напакостить серьезно. А впрочем… Ты слышал, что недавно разгромили таможни, которые республика выставила на границе?

— Откуда? — пожал плечами Мазур. — Англоязычного канала местных новостей тут нет, а здешним языком не владею, как и русским…

— В общем, республика оборудовала на границе таможни, а их ночью разгромили ребятки в масках. Все за то, что эти самые.

— Весело тут, оказывается, — сказал Мазур как ни в чем не бывало.

— А будет еще веселее, — с загадочным видом улыбнулась Беатрис. — Интересно, что он сказал? Тот, что у тебя проверял паспорт? Судя по улыбочке, какую-нибудь похабщину. Пользуясь тем, что я русского не знаю. Однажды со мной ехал человек, знающий русский, он потом сказал, что эти супермены — ну, не эти, другие, но из того же отряда — несли касательно меня жуткую похабщину…

— Скоты, — сказал Мазур сочувственно.

— Не принимай близко к сердцу, — пожала плечами Беатрис. — Не стоит и сердиться, это они от бессилия…

И в который раз — быстрый взгляд в зеркальце. Ага, сзади снова обнаружилась серая машина — ну, настырные…

— Сейчас проявим пленку, — сказала Беатрис. — Хозяин — человек понимающий, лишних вопросов не задает…

Мазур пошел следом за ней к кирпичной девятиэтажке, где крылечко с красивыми литыми перилами вело к двери, над которой красовалась непонятная вывеска («фотас» — еще понятно, а вот что там дальше пришпандорено — темный лес), а в двух высоких окнах по обе стороны двери — фотографии на разнообразные сюжеты: портреты, пейзажи, виды Старого Города. Мазур постарался запомнить табличку с непонятным ему названием улицы и номером дома — Лаврику любая мелочь пригодится.

Внутри и в самом деле обнаружилось классическое фотоателье, каких хватает от Калининграда до Камчатки — разве что выглядит комфортнее и опрятнее, чем в иных местах. Столик с креслами в углу, стойка темного лакированного дерева, масса фотографий на стенах. Правда, в отличие от иных уголков великой и необъятной Родины, среди них хватает обнаженной натуры. Европейцы, ага. В каком-нибудь Урюпинске могли бы и статью насчет порнографии пришить… а впрочем, черт его знает, при нынешнем бардаке уже ничего непонятно…

Хозяин, молодой, с длинными волосами и аккуратной бородкой (под творческого человека косит, а?) поздоровался с Беатрис как со старой знакомой, радушным жестом указал на кресла, скрылся в задней комнате и вскоре появился с двумя чашечками кофе. Поставил перед ними, вопросительно глянул на девушку. — Отдай ему фотоаппарат, — сказала Беатрис. (Мазур послушался.) И кури, если хочешь, вон пепельница стоит. Все равно минут двадцать ждать, я здесь не первый раз, уже освоилась со сроками, жаль, что у тебя своей фотолаборатории нет. Дело, в принципе нехитрое: химикаты, бутылки, бачки, что-то там еще…

— Да все равно, — сказал Мазур. — Несподручно мне с собой все это таскать, фрилансер должен быть отягощен минимальной поклажей, — он усмехнулся. — Так и убегать в случае чего проще, и не жалеешь потом о брошенном.

— А что, приходилось убегать?

— Ого! — сказал Мазур. — Особенно в Африке… Да и в Латинской Америке тоже. Там бывает особенно весело, когда резко меняют президента — посредством танков и десантников. Тут на пару-тройку дней такое начинается, что иногда едва успеваешь ноги унести…

— Интересная у тебя все же профессия, — сказала она. — А тут — сплошная скука. Политиканы, митинги, вялые интриги…

— Ну, не завидуй, — сказал Мазур. — Зато у тебя есть большое преимущество: тебе не грозит опасность в любой момент лишиться головы…

Ого, мы уже перешли на «ты» — исключительно по ее инициативе. Владеющий английским знает, что «вы» и «ты» там обозначается одним и тем же словом, все дело исключительно в интонации. Ее интонация сейчас несомненно означала «ты».

— Куда это ты так заинтересованно уставился? — спросила Беатрис, проследила направление его взгляда. — А, понятно…

На большом снимке у шеста в красивом пируэте выгнулась стриптизерша, на которой еще оставались трусики. Ну, заслуживающие доверия люди рассказывают, что в Прибалтике и в советские времена стриптиз казали не в каких-нибудь шалманах, а во вполне приличных варьете. Под тяжким гнетом оккупантов страдали, ага, да так красиво, сытно и вольготно, что в России зависть брала…

— А что? — сказал Мазур. — Как профессионал могу оценить: ни тени пошлости, не говоря уж о порнографии. Настоящее искусство, я бы так не смог, у меня работа приземленнее…

— Любишь стриптиз?

— Ну, как любой нормальный мужчина, — пожал плечами Мазур. — Не фанатею, но хороший и красивый посмотреть не прочь. Не извращение, в конце концов…

— Конечно, не извращение, — сказала Беатрис с непонятным выражением лица. И снова тот самый взгляд, заслуживающий лишь нецензурного определения. — Слушай, а почему ты не пытаешься за мной ухаживать? За мной очень многие практически сразу начинают ухлестывать, а уж местные…

— Потому что прекрасно понимаю, какая социальная пропасть нас разделяет. Ты — сотрудница госдепа, пусть и не в высоких чинах, должность здесь занимаешь серьезную. А я… Со мной все ясно. По меркам моей исторической родины, то бишь доброй старой Англии, это все равно, как если бы конюх стал ухлестывать за благородной леди.

— Дурака ведь валяешь? — прищурилась Беатрис. — А если серьезно.

Мазур пожал плечами:

— Если серьезно — обыкновенный житейский практицизм. Ты в некотором роде принадлежишь к числу моих работодателей. А ухлестывать за работодателями — история с непредсказуемыми последствиями.

— Вот теперь похоже на правду, — улыбнулась Беатрис. Посмотрела нецензурным взглядом и сказала врастяжку: — Так в том-то и соль, что термин «непредсказуемые» может иметь самые разные толкования…

Это было произнесено таким тоном, словно она упрекала: «Ну сколько можно тебе, болвану, намеки делать?»

Дальнейший разговор был чистейшей воды лишь самую чуточку закамуфлированным флиртом. На счастье Мазура, вскоре показался хозяин с высушенной проявленной пленкой и баночкой для нее. Дотошности ради посмотрев негативы на свет, Мазур убедился, что проявлено добротно. Беатрис расплатилась, Мазур сунул баночку в карман, и они вышли.

Едва отъехали метров на триста, далеко позади опять объявился серый «москвич» — здрасьте, давно не виделись… Беатрис пару раз посмотрела в зеркальце, но больше не обращала внимания на навязчивого спутника.

— Нужно прояснить одно обстоятельство, — сказала она уже насквозь деловито. — Пит говорил, у тебя есть канал для надежной переправки пленок за границу, какой-то черномазый с дипломатическим паспортом…

— Он самый, — сказал Мазур.

— А твой агент, где обосновался, если не секрет? Я не пытаюсь вызнать точный адрес, просто — в каком городе?

— В Мюнхене, хотя он и не немец, — сказал Мазур. — Очень удобно при необходимости рукой подать до Италии и Франции — именно там у меня с особенным интересом покупают бульварщину и платят за нее лучше всех: бритты и австрияки все же чуточку прижимисты…