— Все равно, — отмахнулась Элина. — Пусть злость и негатив тоже навсегда останутся с ним. Я победила. Избавилась от него. Этого достаточно. А уж ждать, когда с ним случится какая-нибудь пакость, я не буду.

Скоро идти на стрижку и покраску, а ее уверенность в себе таяла быстрее шоколада на солнце. Хотелось как раньше забиться в угол при первой же трудности и сделать вид, что терять не больно. Терять вновь и вновь, не имея смелости побороться.

— Зачем он связался со мной? Зачем испоганил жизнь и мне, и себе? Я не понимаю, — покачала головой Элина, снова думая о Мише. Скоро он останется в прошлом, но будет следовать за ней попятам навязчивыми воспоминаниями. — Ничего непонятно. Живешь с человеком под одной крышей годами, а он оказывается чертовым ларцом зловещих тайн, трусости, низости и подлости. И все это в одном человеке.

— Почему же непонятно? — Женя звонко поставила бокал на стол, отщипывая кусочек «Азиаго». — Все ясно. Он из того типа мужчин, которым удобно иметь домработницу в официальном статусе жены. Ни на работе, ни у друзей и родственников никаких вопросов к личной жизни. Все пристойно. А в каких притонах этот примерный семьянин проводит свободное от семьи, то есть все свое время, одному черту известно.

— Неужели ему было комфортно жить с нелюбимой?

— Нелюбимой, — фыркнула подруга, для которой разговоры о бывшем муже Элины сводились в основном к оскорблениям сего прекрасного мужчины. Так она его терпеть не могла. — Он еще как тебя любил! Думаешь, неприятно приходить во всегда чистую квартиру, жрать, уж прости, каждый раз новую и вкусную еду, ходить в чистых рубашках и носках и так далее по бесконечному списку? Любовь бывает разной, и никогда книжной. Для кого-то любовь — это секс. Соприкосновения половых органов достаточно, чтобы не чувствовать себя одиноким в этом мире. Для иных вполне хватает комфортного быта, то есть когда на них пашут крепостные жены. Приручил кого-то и посыпаешь ударами из хлыста — вот оно счастье для гаденькой души. А для третьих любовь — олицетворение свободы, когда не наматываешь на руку цепи и не тянешь по реке бурлаков за собой. На последнее способны лишь единицы, это как раз книжный вариант. Хотя и книги сейчас порой пишут странные, я бы даже сказала идиотские, извращая эту несчастную любовь на все лады и мотивы.

Женя перевела дыхание после своей долгой речи. Элина улыбнулась и похлопала ей, выражая согласие.

Как говорила еще в студенческие годы ее мама: «Кто всегда счастлив в любви, у того ее просто-напросто нет, а иллюзия всегда дарит счастье. Но и вечное несчастье не имеет ничего общего с любовью. Ей нужен баланс горя и радости».

Элина свой баланс, свою любовь так и не нашла…

***

У счастья нет завтрашнего дня; у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего, не думает о будущем; у него есть настоящее — и то не день, а мгновение.

Иван Тургенев «Ася»

Зной последних дней тлеющими углями шипел под ногами. Теперь на солнце природа разжигала мангал и пыталась всеми способами тебя поджарить, а в тени грубоватый товарищ — ветер раздавал всем оплеухи.

Элине не хватало смелости поднести руку к двери и постучать. Казалось, вот сейчас ее пальцы коснутся стальной поверхности, и клыки оттяпают руку по локоть, причмокивания от удовольствия. Уверенность в себе — самая ценная вещь на свете, субстанция, из которой можно получить что угодно: счастье, любовь, друзей, карьеру.

Дверь распахнулась. На лице Димы читалось подозрение. Она стала замечать за ним это странное поведение, словно он ждет, что из-за угла на него набросится киллер с ножом.

— Привет, Дим, — улыбнулась девушка, до боли сжимая ручку чемодана. —А я не одна. Мы к тебе, так сказать, на временное обитание.

Мужчина чертыхнулся про себя. Что за нимфа посетила его разум в бреду, в горячке, в лихорадке… Мысли о Валери, очередного визита которой он так боялся, были сметены взрывом чувств при виде новой Элины. Элины, которую он еще никогда не видел.

— Ты… ты потрясающая, — с трудом вымолвил он и подал девушке руку, другой подхватывая чемодан. — Это все, что ты взяла с собой?

— Не люблю устраивать барахолку.

Конечно, она соврала. Было бы ей что брать. Все ее богатство уместилось в один чемоданчик: пара джинсов, пара кофт и футболок, немного невзрачной обуви, да косметика.

Дмитрий не мог оторвать от нее глаз, не смотря себе под ноги. К черту! Пусть там разверзнется ад и закипят проклятые реки, голодные до его плоти, он видел только ее…

— Все хорошо? — неверно истолковала его пристальный взгляд Элина.

— Более чем…

Он закружил ее в танце на своем собственном балу. Ангелы надрывали глотки, воспевая красоту женщины и страдания мужчин от ее коварства, пока он нежно придерживал ее за талию, вдыхал сексуальный аромат духов, касался обнаженной поясницы, чувствуя, что провокация удалась. Ей не нужны эти силиконовые губы-лепешки, не нужны надувные шары-титьки, не нужно сходить с ума, проживая жизнь в кабинете косметологов и диетологов. Она просто прекрасна собой, как утренняя заря, что приносит новый день и новое вдохновение начать все с начала.

Она стала его началом. Его новой тропинкой в этом исхоженном лесу всех пережитых страстей. Его солнцем в мире погасшей любви и умирающих эмоций, где все продается и покупается. Она стала его валютой, которую он не сможет ни на что обменять, ибо нет ничего дороже.

Элина задыхалась в смущении от его реакции. Она просто с новой прической… и потратила чуть ли не последние деньги на эту помаду Guerlain и духи Dior… А этот костюм из короткого топа с кружевом, так приятно ласкающим немного приоткрытый живот, и обтягивающей юбки казался ей костюмом куртизанки, но она никогда не была так открыта к новым чувствам, никогда не хотела так сильно произвести впечатление на мужчину. Словно от этого зависела ее жизнь.

— Такой смелый ход, — прошептал мужчина, перебирая ее упругие яркие волосы, которые словно дымились потушенной сигаретой, выкуренной после сносящего крышу порыва страсти. — Такая смелая ты. Тебе очень идет, Лина.

— Эля. Я Эля. Зови меня так, пожалуйста.

При каждом упоминании Лины она видела рожицы с лицом Мишы, который кривлялся и гримасничал, говоря, что она для всех будет Линой. Кем была для него, тем и останется для другого мужчины. А он вкладывал в Лину все оттенки рабского преклонения и немой услужливости, женской несостоятельности и неполноценности.

— Но мне так нравится Лина. Она более дерзкая, храбрая, подходящая тебе.

— Л-ладно, — сдалась слишком быстро, когда его губы зверски напали на ее беззащитную шею.

Тень Валери металась солнечным зайчиком по стенам и душила своим невидимым присутствием. В венах Элины бурлили реки ревности, зависти и недоверия. Эта взрывоопасная смесь сделала ее куклой без голоса, которая не могла своей пластиковой рукой помешать поцелуям, сыпавшимся на нее градом.

— Подожди, — еле собралась с мыслями она. — Не надо. Давай не будем торопиться, прошу тебя.

Хватит с нее временных ролей, из крайности в крайности: либо прислуга, с накинутой петлей в виде штампа в паспорте на шею, либо слишком легко сдающаяся крепость по первому требованию захватчика.

— Да, — чуть ли не выдыхая из себя огонь ответил Дмитрий. — Не будем торопиться.

В его крови поднимались и опадали полыхающие водопады из болезненной страсти. Никогда он еще не был в такой ситуации: хотеть женщину до судорог, мысленных конвульсий, приступа эпилепсии и не иметь возможности коснуться ее лишний раз. Он бы мог применить все свое обаяние и уложить в ее койку, потеряв потом интерес к завоеванию этого форта, но он настоящий боец… еще повоюет.

— Почему же все-таки так мало вещей? Квартирка не ахти, но я обещаю, что весь гардероб вместится, — усмехнулся мужчина, припоминая размеры гардероба своих предыдущих пассий.

— У меня больше и нет вещей, — смутилась Элина.