— Это вам, — смело протянула ему конверт Элина.

Николай Дмитриевич с опаской взял конверт, но нащупав в нем вероятно всего банкноты, успокоился. Глаза его были неподвижны, когда он просматривал содержимое. Начальника следствия этим не удивишь.

— Девочка, и что же это такое? Взятка?

— Я… я не девочка, — все, что пришло ей на ум.

— Милая, по сравнению с тем, сколько мне лет и что я видел в своей жизни — ты младенец. Ты хоть представляешь, сколько вот таких вот взяточников я съел на завтрак?

— Но… зачем ему давать вам взятку? Его пытались убить!

Кулак мужчины припечатал лежавшие на столе документы. В комнате умерли все до единого звуки.

— Значит, у него есть подружка, которая выполнит любую прихоть, так?

Он встал и обошел стол. От Элины остался уже только мокрый след из пота и подступающих слез.

— Хочешь узнать, кто на него напал?

Она смущенно кивнула, понимания, что это игра. Но не понимания, какой ход оставит ее в живых, а какой убьет.

— Снимай блузку.

— Что?! Как вы смеете?

Николай Дмитриевич схватил ее за подбородок и сильно сжал челюсть пальцами.

— А ты как смеешь приносить сюда деньги в конверте? Верная собачка своего хозяина? Так и передай ему: зря он не прислушался к посланию в цветах.

Что… Какое послание… Что происходит в этой выдуманной реальности. Элина затрясла головой и заплакала.

— Отпустите меня. Вы же полицейский!

— Как будто я господь бог. А, даже он закрывает глаза на многое. Вспомни хоть Гитлера и его концлагеря. А тут всего лишь полицейский.

Он убрал конверт в ящик и уселся за стул, будто ничего не произошло. Скривился, рассматривая желтые пальцы.

— Что за хрень у тебя на лице? Это вообще отмывается? Да не плачь ты. Сама выбрала такую роль.

— Какую роль?! Ничего я не выбирала. Меня попросили и…

— Конечно. Так все и было. Все у него продумано, и поверь, не он один такой умный. Другие будут поумнее.

Элина схватила сумку и бросилась к двери, таща за собой камнем на шее унижения. Вслед ей летели колкие смешки человека в форме. Который всего-то полицейский.

Глава восьмая

Слишком близкое знакомство порождает презрение.

Олдос Хаксли «Двери восприятия. Рай и Ад»

Казнить себя за удовольствия — то, что мы любим больше всего. Заточать себя в стереотипные рамки и оковы — наша вторая великая страсть.

Она не имела права идти на поводу у своих желаний и влюбляться в собственного пациента, тем более будучи замужем! Элина, точно сумасшедший ученый, Тесла от психологии, ставила опыты над своей душой, пыталась нащупать ту самую причину, по которой все в ее жизни были вверх дном, шиворот-навыворот. Ей казалось, что причина всех неудач обязательно кроется в прошлом. Но еще ни разу ей в голову не пришла мысль о том, что бездействие в настоящем в итоге станет ошибкой прошлого, когда оно перетечет в будущее.

Вот такая сложная головоломка эта жизнь, но, если разобраться — она гораздо понятней, чем хочет нам всегда казаться.

В столовой было малолюдно. Не время обеда. Просто ей осточертело носиться по всей больнице и то измерять температуру, то приносить таблетку, то просто исполнять роль мусорки для выбрасывания в нее личных проблем пациентов. Кажется, что порой людям не хватает обычного душевного общения, а совсем не уколов витаминов и лекарств для сердца. Но лекарства достать проще.

— О чем думаешь, Эля? Ты в последние дни такая грустная, — спросила уборщица Валя.

— Хочу попасть на Всемирную выставку в Чикаго 1893 года, — отрешенно ответила та, ковыряясь вилкой в чем-то, что заполняло ее тарелку.

Что же это было? Эта тарелка то же самое, что и ее жизнь. Что-то в ней есть, а вот что?.. Она настолько потеряла этот волшебный, чарующий вкус к жизни, что уже перестала обращать внимание на то, из чего она состояла. Уж не это ли называют старостью?

Каждая новая мысль все углубляла и углубляла могилу, в которую она сама себя загоняла.

— Что за выставка такая?

Первым порывом Элины было удивиться, что кто-то может не знать таких вещей, но через секунду ее пыл остыл. Указание на чужое невежество равносильно обнаружению собственного.

— Самая масштабная выставка изобретений в истории. Это было нечто потрясающее, чего нам уже никогда не повторить.

— Хотела бы что-то купить там? — наивно спросила собеседница.

Элина беззлобно ухмыльнулась. Ну почему люди приходят домой, пусть даже после тяжелого трудового дня, и принимают расслабляющую ванну, заботясь о теле, но не читают книги и не смотрят документальное кино, заботясь о мозге? Телешоу с постановочными скандалами и высосанными из грязного пальца проблемами вполне достаточно.

— Нет. Хотела бы поучаствовать в экспериментах великого Теслы с током. Он делал так, чтобы ток, напряжением в несколько миллионов вольт, проходил через его тело, не причиняя вреда.

А про себя добавила: «Может, меня бы он убил по счастливой случайности».

— Ох, Эля, какие чудаковатые у тебя желания! Нам бы с мужем за квартиру было чем платить в этом месяце, а тебе выставки подавай странные.

Валя прикончила своей ланч, иначе ее манеру трапезничать и не назовешь, и оставила Элину в одиночестве.

— Обмельчал народ, — пробубнила она, запивая слова крепким кофе. — Зачем ему выставки — за квартиру бы заплатить, чтобы было где гнить от недалекости ума.

Солнце отчаянно билось в окно, протягивало свои обжигающие руки сквозь плотные жалюзи, так яростно желая коснуться заледеневших человеческих сердец. Элина вздохнула и отпила холодного вишневого морса. Смяла стаканчик и распрощалась с ним, как и со своими желаниями, отправляя его в урну.

— Элина, тебя вызывают в триста пятую палату! По-моему, тамошней бабуле надо измерить давление.

— Я поняла.

Стены больницы не кончались, а тянулись молчаливыми похоронными столпами ее жизни, пока она шла к этой палате. Подающий надежды, гремящий на всю Россию студент хирургического, измеряет давление и взбивает подушки пациентам.

Закончив с этой бабулей, потратив еще минут двадцать на выслушивание историй о внуках, она скрылась ото всех в зоне для курения.

— Да что же не так с тобой, Элина? — спрашивала сама себя она, обхватив голову руками.

После того происшествия в полиции ее одолевала головная боль, которая словно молотом Тора дробила ее череп. И девушка даже слышала, как отколовшиеся куски летели в бездну ее сознания. Она окончательно замкнулась в себе: не общалась с мужем вообще, не отвечала на звонки Диме, перестала реагировать на Стрельцову так, что та потеряла к ней интерес.

Сделать бы себе эксцизию сердца, чтобы не хотеть, не чувствовать, не мечтать! Но ведь мысли, чувства и желания сосредоточены в голове, а не в этой мышце. А может, все дело в сексуальном влечении? Поэтому она так остро воспринимает все, связанное с Димой. Тогда больше подойдет инфибуляция.

От этих мыслей ей стало тошно, аж до приступа нервного смеха. Элина сгибалась пополам, исторгая из себя кашляющий, болезненный смех.

— Элина, с тобой все хорошо? — поинтересовался зашедший офтальмолог.

— Нет, — прокашлялась она, продолжая истерично посмеиваться. — Разве по мне не видно, что я, черт возьми, в полном непорядке?!

Мужчина растерянно пожал плечами и, спрятав сигарету обратно в пачку, быстро ретировался. Так делают все люди: видя проблемы другого, быстренько сматывают удочки и убегают. Опять же, идем по пути наименьшего сопротивления. Вся наша жизнь — позорный поиск самого легкого из возможных путей.

Когда в курилку стали подтягиваться люди, Элина прозрачной тенью выскользнула оттуда. Такой она стала — тенью. Может идти рядом, а человек ее и не заметит.

Ноги привели ее в раздевалку. Весь мир смешался в бурлящем котле из злых слепящих молний разочарования и льющихся с неба проливных дождей обид. Шатающуюся ее встретило большое зеркало, передающее истинную картину миру.