– Правильно.
– А значит, ему требовалось преодолеть расстояние от Сандвикена до Стокгольма менее чем за сорок пять минут, что, в свою очередь, подразумевает среднюю скорость 250 километров в час.
Нина как раз собиралась ответить, когда ей помешали – Марта Гензелиус повернулась к судье:
– Я хотела бы напомнить суду, что в то время еще не существовало скоростной автострады между Евле и Упсалой, Е4 проходила прямо через населенные пункты с ограничениями скорости 70 и 50 километров в час. – Она снова посмотрела на Нину: – По-твоему, это возможно?
Той не оставалось ничего иного, кроме как по возможности быстрее сгладить ситуацию.
– Нет, – ответила она.
Адвокат посмотрела на нее и долго не отводила взгляд. Потом опустила ручку на стол.
– Спасибо. У меня больше нет вопросов.
Элегантно, черт побери.
Судья повернулся к Нине и спросил, не понесла ли она какие-то расходы в связи с присутствием на процессе сегодня. Нина ответила отрицательно, поднялась и покинула зал суда по туннелю, закончившемуся дверью, за которой находилось специальное помещение без окон для прокурорской стороны.
На всем пути из зала ее сопровождало неясное ощущение беспокойства и бессилия.
Поскольку приближалась летняя жара, в редакции заработали кондиционеры. Возможность регулировки явно отсутствовала, поэтому в помещении сразу же установилась чуть ли не нулевая температура. Аннике пришлось надеть куртку, чтобы избежать воспаления легких до того, как она включила компьютер.
Несмотря на холод, ее пальцы горели, пока она просматривала полученные ею документы и список свидетелей. Перед ней находились лгуны, с чьей помощью убийца Жозефины так никогда и не предстал перед правосудием. Какие-то имена она узнала, но многие оказались полностью незнакомыми. Людвиг Эммануэль Эрикссон, скорее всего, был тот самый Людде, который стоял за стойкой бара в клубе, Робин Оскар Бертельссон, по-видимому, отвечал там за безопасность, но ушел сразу же после убийства Жозефины. Анника никогда не встречалась с ним, но Йоахим упоминал его несколько раз. Она всегда подозревала, что он стал одним из свидетелей, но сейчас знала это наверняка.
Людвига Эммануэля Эрикссона она помнила как немногословного и угрюмого парня. У него были жидкие белые волосы и светлые глаза, и обычно он беззастенчиво пялился на ее грудь. Она пробила его через Гугл и сразу же попала в точку.
Пожертвование в «Антираковый фонд», платеж через карту интернет-банка.
Там же имелся его снимок, портретное фото с серьезной миной, с коротко подстриженными волосами и грустными глазами, когда болезнь уже наложила на него свой отпечаток. Он прожил тридцать два года, как печально.
Берит Хамрин поставила свою сумку с ноутбуком на письменный стол.
– Почему здесь так холодно?
Анника оторвала взгляд от уже умершего Людде и показала на вентиляционное оборудование в углу.
– Нина добавила что-нибудь интересное? – спросила она.
– Да. Есть похожие случаи в других странах, расследования проводятся совместно.
– И она сказала это со свидетельского места? Блестяще. Думаешь, его осудят?
Берит опустилась на стул.
– Все обвинение базируется на экспертизе ДНК, – объяснила она. – Этого, пожалуй, недостаточно.
– Берглунд не отметился своим присутствием по соседству ни с одним другим насильственным преступлением, – заметила Анника.
– Сейчас есть определенные сомнения, – сказала Берит.
– А он сам высказывался? – спросил Патрик, внезапно материализовавшийся рядом с ними.
– Он обычно жарил печень своей жертвы и съедал ее с каперсами и чесноком, – съязвила Анника.
Патрик сразу разозлился, на что она и надеялась.
– Есть одна новость, – сообщила Берит. – ГКП и Европол затеяли совместное расследование с иностранными полицейскими властями. Именно поэтому на подготовку обвинения ушло так много времени.
Щеки Патрика покрылись красными пятнами.
– РАССЛЕДУЕТСЯ СЕРИЯ УБИЙСТВ ПО ВСЕЙ ЕВРОПЕ, – продекламировал он, как бы цитируя большой газетный заголовок.
– Не обязательно, – остудила его пыл Берит, – пока нет ни одного совпадения.
– Это смотря как подать, – буркнул Патрик и поспешил к месту выпускающего редактора.
– Ты получила что-нибудь от прокурора? – поинтересовалась Берит.
Анника протянула коллеге список свидетелей, и одновременно у нее на столе ожил внутренний телефон.
– Ты не могла бы зайти ко мне на минуту? – послышался голос главного редактора Андерса Шюмана сквозь треск динамика.
– Прямо сейчас? – уточнила Анника.
– Желательно.
Аппарат издал еще несколько хриплых звуков и умер.
– Замечательно, – констатировала Берит, возвращая список. – Здорово, если бы ты смогла их разговорить.
Анника поднялась и направилась к стеклянному закутку главного редактора. Он смотрел на нее, поэтому она не стала стучать, а шагнула внутрь и плотно закрыла дверь за собой.
– Что сказал прокурор? – поинтересовался главный редактор.
Он сидел за своим письменным столом и выглядел более измученным, чем когда-либо.
– Я получила список свидетелей. Почему кондиционеры должны стоять чуть ли не на минусовой температуре?
Он вопросительно посмотрел на нее. На столе перед ним лежала стопка бумаг, распечаток, стикеры для заметок и еще какой-то документ, сильно напоминавший блок-схему.
– Какие свидетели? В этом убийстве были свидетели?
– Те, кто обеспечил убийце алиби. У тебя какое-то дело ко мне?
Главный редактор потеребил свою бороду.
– Садись, – сказал он и показал на стул для посетителей.
Анника поняла, что речь пойдет о чем-то неприятном, по его тону и сероватому оттенку кожи лица.
– Сколько тебе осталось по убийству стриптизерши?
Анника помедлила с ответом, пока не устроилась на стуле.
– Стриптизершу звали Жозефина. Она мечтала стать журналисткой и любила кошек. Да, там еще хватает работы, я ведь только начала. А в чем дело?
– Велики ли, по-твоему, шансы, что с каким-то из этих случаев удастся разобраться? Или будет предъявлено обвинение?
Анника внимательно посмотрела на него:
– Мы спешим?
Шюман сидел какое-то время молча, положив предплечья на крышку своего письменного стола.
– Все ясно с твоим преемником? – спросила Анника. – Это будет тот парень с радио?
Шюман тяжело вздохнул и отъехал в кресле назад, пока не уперся спинкой в книжную полку.
– Нет, нет, в любом случае не он. А что, у тебя есть какое-то предложение?
– Да, есть, – кивнула Анника. – Берит.
Он провел рукой по лбу.
– Да, да, я знаю, что ты так думаешь.
– Я повторяю это снова, поскольку права.
– Мотивируй.
– Она, без сомнения, лучший и самый вездесущий репортер «Квельспрессен», может все и делала все. Она никогда не впадает в уныние, невероятно рассудительна и верна газете до последнего дыхания.
Шюман захлопал глазами.
– То есть в твоем понимании у нее есть необходимые опыт, знания, лояльность, способности, спокойствие и благоразумие?
– Уму непостижимо, почему она еще не получила этого предложения.
– Позволь мне рассказать почему.
– Хотелось бы услышать.
– Берит никогда не допускает оплошностей. На нее даже ни разу не писали жалоб омбудсмену по вопросам печати. Она пишет корректно, так что не придерешься, и ее материал всегда основательный и отлично проработанный.
– И когда это было плохо?
– Она никогда не рискует.
Анника скрестила руки на груди.
– По-твоему, она труслива?
– Газета вроде «Квельспрессен» не может иметь капитана, если использовать одно из твоих любимых выражений, который не готов рисковать. Это никогда не сработает. Квинтэссенция в данной работе состоит в том, чтобы порой не испугаться пойти ва-банк, создать хаос и сохранить равновесие, когда штормит…
– А почему такая спешка с Жозефиной?
– Это не спешка.
Анника смотрела молча на него несколько секунд. Он давно выглядел уставшим, но теперь у него появились морщины возле рта.