Стивен и сэр Джозеф исподтишка обменялись взглядами — такая практика встречалась и в разведке.

— Этот парень тоже должен обезопасить себя похожим способом от нижестоящих. Я продолжу искать мистера Палмера, конечно, и может, даже найду, но все равно сомневаюсь, что мы узнаем что-нибудь об организаторах всего этого дела.

— С нашей точки зрения, — ответил Стивен, — поиск Палмера важнее всего. И поскольку слушания близятся, найти его нужно быстро. Послушайте, мистер Пратт, есть ли у вас надежные коллеги, которые смогут работать с вами ради экономии времени? Я с радостью заплачу им ту сумму, какую вы сочтете подходящей. А если мы сможем поговорить с мистером Палмером до суда, то вашу награду я удвою.

— Что же до коллег, сэр... — замялся Пратт, потирая костлявый подбородок. — Конечно, если Билл будет работать к югу от реки, это сбережет кучу времени, — пробормотал он, а вслух сказал: — Только с Биллом Хеммингсом и его братом я могу сотрудничать с открытым сердцем. Они оба работали со мной на Боу-стрит. Поговорю с ними и дам вам знать.

— Поговорите, мистер Пратт, и молю, не тратьте время впустую. Нельзя терять ни минуты. И помните, вы можете выставить мне внушительный счет. Не дайте десятку гиней встать на пути.

— Дорогой Мэтьюрин, — забеспокоился Блейн, когда Пратт их покинул, — позвольте заметить, что если вы будете заключать такие сделки, то никогда не разбогатеете. Вы прямо-таки уговариваете этого Билла Хеммингса ободрать вас как липку.

— Конечно, это легкомысленное предложение, — отозвался Стивен со слабой улыбкой. — Но насчет того, чтобы никогда не быть богатым — мой дорогой Блейн, я уже богач. Крестный оставил мне наследство, упокой Господи его душу. В жизни не знал, что может быть столько денег, в смысле в руках частного лица. Но это только между нами — не хотел бы, чтобы это стало всеобщим достоянием.

— Когда вы говорите о крестном отце, то имеете в виду дона Рамона?

— Именно его, пусть земля ему будет пухом. Но не стоит этого упоминать.

— Конечно нет. Внешний вид достойной умеренности гораздо более полезен — держаться его разумнее с любой точки зрения. Но между нами, разрешите поздравить с вашей удачей.

Они пожали руки, и сэр Джозеф продолжил:

— Если я не ошибаюсь, дон Рамон был одним из богатейших людей Испании. Может быть, вы пожертвуете средства на основание кафедры сравнительной остеологии?

— Вполне могу. Мысли мои следовали в этом направлении, когда у них вообще было время следовать куда-нибудь.

— Кстати, о богатстве. Пойдемте в мой кабинет, посмотрите, что мне прислал Бэнкс.

Сэр Джозеф пошел первым, аккуратно открыв дверь — вся комната была забита футлярами с ботаническими, энтомологическими и геологическими образцами, с трудом балансирующими в шатких грудах.

— Господи, — воскликнул Стивен, схватив высушенную шкуру суринамской пипы — какое великолепие!

— Жуки просто сверкают. Какое же счастливое утро я провел с ними, — отозвался Блейн.

— Откуда же вся эта красота?

— Это коллекции, собранные для французского ботанического сада различными агентами. Они достигли Ла-Манша, а там их перехватил "Свифтшур". Адмиралтейство передало все это Королевскому обществу, а Бэнкс отправляет их Кювье со следующим картелем, как обычно в таких случаях. Мне он их просто прислал полюбоваться перед упаковкой.

— Если джентльмены хотят есть обед горячим, — прервала их экономка сэра Джозефа тщательно сдерживаемым тоном, — то, возможно, они решат сесть за стол прямо сейчас.

— Господи, миссис Бэрлоу, — воскликнул сэр Джозеф, уставившись на скрытые грудой законсервированных змей часы, — боюсь, мы опаздываем.

— А нельзя ли есть руками, — поинтересовался Стивен, — как сэндвичи?

— Нет, сэр, нельзя, — отрезала миссис Бэрлоу. — Суфле — это вам не сэндвич. Хотя, если вы сейчас же не отправитесь за стол, оно будет как блин.

— Люди говорят много недобрых слов о лорде Сэндвиче, — заметил Стивен, когда они рассаживались, — но я считаю, что человечество у него в глубоком долгу за столь гениальное изобретение. Да и в любом случае, он был хорошим другом Бэнкса.

— Люди говорят недобрые слова и о Бэнксе. Его считают тираном Королевского общества, говорят, что он не отдает должного математике — все для ботаники, будет ей заниматься даже на могиле матери. Некоторые могут просто ревновать к его богатству. Конечно, он может позволить себе отправляться в экспедиции, которые большинству не по карману, нанимая отличных художников для изображения своих открытий, невзирая на цену.

— Он действительно очень богат?

— О да, мой друг, о да. Когда он унаследовал Ревесби и другие поместья, они приносили шесть тысяч в год. Зерно немного не дотягивало до гинеи за квартер в те годы, а теперь стоит почти шесть фунтов, так что даже с учетом подоходного налога, рискну предположить, у него тридцать тысяч в год чистыми.

— Не больше? Хорошо. Но рискну сказать, что на тридцать тысяч можно кое-как перебиваться.

— Говорите что хотите, доктор Крез, но даже эта мелочь дает ему вес и влияние, раздражающее пустозвонов.

Сэр Джозеф наполнил бокал Стивена, съел большой кусок пудинга и потом благожелательно продолжил:

— Скажите, Мэтьюрин, вы замечаете, как на вас влияет богатство?

— Когда о нем помню — да, и влияние это совершенно постыдное. Я считаю себя лучше других. Превосхожу их, богаче их во всем — в мудрости, добродетели, достоинстве, знании, разуме, понимании, здравом смысле. Во всем, кроме, может быть, красоты, спаси Господи. В таком настроении я того и гляди начну относиться свысока что к сэру Джозефу Бэнксу, что к самому Ньютону, если бы он мне попался под руку. Но к счастью, я не всегда помню о деньгах, а когда помню — редко верю в их реальность. Нищенские привычки отмирают с трудом. Не думаю, что я когда-нибудь стану такой важной персоной, как рожденные в богатстве — они-то полностью уверены в своем состоянии и заслугах.

— Позвольте мне положить вам еще пудинга.

— С удовольствием. Как бы я хотел, чтобы Джек Обри сидел здесь — от пудинга, особенно такого, он получает прямо-таки греховное удовольствие. Не сочтете ли вы меня слишком грубым, если я удалюсь со своей порцией в ваш кабинет? Мне нужно быть в Маршалси до шести, и жаль не разглядеть сокровища Кювье до того, как их запакуют. Кстати, а вы не знаете, где находится Маршалси?

— Конечно знаю. К югу от реки, на суррейском берегу. Проще всего перейти Лондонский мост, повернуть направо по Боро до Блэкман-стрит, а потом прямо до Дерти-лейн, четвертый поворот направо. Невозможно пропустить.

Сэр Джозеф повторил указания при расставании, но он недооценил способности Мэтьюрина. Как Стивен заметил, нищенские привычки отмирают с трудом. Вместо того, чтобы нанять экипаж или портшез, он пошел пешком. На суррейском берегу его угораздило спросить дорогу до Дерти-лейн, а не до всем известной Маршалси. Добрый местный житель направил его в сторону, заверив что идти нужно прямо, не больше двух минут по часам.

Так он и сделал, но Дерти-лейн оказалась не той — в Саутуарке есть как минимум две таких улицы. Отсюда он поспешил по пустым улицам, чьи подозрительные обитатели внимательно присматривались к его часам. Дальше он потрусил, задыхаясь, вплоть до Меланхоли-уок, где еще более добрый местный житель на диалекте, из которого Стивен понимал одно слово из трех, объяснил: он идет прямо от Маршалси, этим путем он попадет прямиком в Ламбет, а оттуда в Америки. Наверняка он прогуливался в Свободах, которые включают поля Святого Георгия (указывая на полосу чахлой земли с редкими пучками травы) и помутился разумом. Ему же, наверное, надо попасть в койку до того, как камеры запрут, и лучше бы его провести кратчайшим путем, а не слоняться впотьмах. Здесь же полно проклятых бандитов, и джентльмена никогда больше не увидят — пироги с мясом-то в Маршалси и тюрьме Королевской скамьи нарасхват, она тоже недалеко, а стоят они гроши, мучные причалы совсем рядом.

В любом случае, Стивен опоздал лишь на пару минут, и несколько мелких подачек, не превышавших троекратной стоимости найма экипажа, провели его мимо долговых камер в самое сердце тюрьмы — здание, где содержались моряки.