Валерий Игнатенко

Бионерский ланкастер

(Из россказней Фрэнка-Первоглота)

Король, развалившись в запаутиненном гамаке, зычно цвиркал в прорехи отнюдь не королевских зубов. В руках у него страдала и пела блистательнейшая, двуручная (сажень-на-локоть) богатырка-пила. Королевские зубы нежно покусывали ее несокрушимые тульские зубья.

Пилу свою король любил за звук, качество стали и страдания. Он не доверял деревяшке, с помощью которой обычно делается разводка. Разводку король-маэстро всегда делал на слух и на зуб: вверх-вниз, вверх-вниз! Ля-ми, ля-ми! Зубной боли он боялся не меньше, чем политики, но еще больше боялся король опеки досаждавших ему дятлов-рвачей: зубодеров в белых колпачках, брутов с подозрительным пурпуром на грудках. Случалось, король прятался от дятлов за елки, за тень забора, похожую, кстати сказать, на его подругу-пилу. Прятался он и за свою королевскую тень, а однажды, как гласят хроники, за удивительных красот и размеров нерукотворный памятник Королевской Малой Нужде. Неруко! (прошу заметить!) творный, формата 102х0,5 шедевр.

(В одну из люто-морозных зим, проклятый долбило покусился на Нашу храбрость непосредственно в процессе малого оправления. Король ваш скрывался от злодея за сиявшим под луной ледяным столбиком. Ползал, понимаете, вокруг своей, омонументаленной морозом несгибаемой струи, ускользал от пернатого зубодера-дятла, как какой-нибудь паршивенький революционеришко-разночинец от жандарма.)

- Ля-ми! Ля! - маэстро бережно сдунул с очередного, неразведенного еще, зуба пилы (можно сказать, ее зуба мудрости) хроменького пятиногого муравьишку, препоручая его заботам судьбы и ящерок... - Ми!.. Все! вдохновенная капелька пота засияла на кончике его корне плодоподобного носа. Радужная капелька отражалась в стальном зеркале певуньи, вбирая в себя верхушки сосен, небо, солнце и Отражение лица Короля в зеркале, в капле, в отражении капли в зеркале, в отражении отражения капли в зеркале капли.

- Сильно! Чудеса, да и только! - восхитился король собой и природой, лихо сощелкивая капельку своего королевского Я в воздуха планеты.

- А ну те-ка, работяжечки-аэробики! - так король именовал в данном случае не тех, кто пробавляется ритмической гимнастикой, а населяющие планету Земля микроорганизмы аэробной формы. - Воспроизводите портрет вашего короля и друга! Излучайте о нем брату Юпитеру! - И тут же, с места в карьер, он заиграл на пиле-певунье совершенно отвратную песенку, сдобривая музыку стали довольно-таки обаятельной хрипотцой:

А с Пипигриком, брат, шутки плохи!

Сила страшная в его имени.

От Пипигрика не то, что, брат, блохи,

Метагалактики могут вымереть!..

Допев до "гастрономы все оштакетить", король, как Стенька княжну, швырнул не-совсем-солистку-пилу под ноги Фрэнку-Первоглоту.

- Да, это король, - шепотом произнес Фрэнк, подивившись удали короля-маэстро.

Тот, между тем, выкусывал занозы из пальца и от этого опять же страдал.

- Экая оказия! - сопел Король. - Его растишь, пользу из него извлекаешь, из него, из чурбашечки, пилушке белу рученьку ладишь, а оно такие щепки под ногти всучивает!

Гамак раскачивался все сильней, и хитросплетенные паучьи узоры готовы были рассоединиться. Ветерок дооборудовал гамак шпильками-иголками с елей.

- Ай-яй-яй! - покряхтывал король, а его мощный кулак ожесточенно вытирал слезинки обиды, скатывающиеся по лоснящимся, багровым и здоровым, как у украинской дивчины, щекам. - Экая оказия!

Наконец, облегченно вздохнув, ублаготворенный, он принялся ковырять хвоинкой (Цезарь кинжалом Брута) в зубах, а потом и в носу.

- Эге, любезники, вам кого? - не прерывая своего королевского ритуала, приветствовал он друзей, обращаясь почему-то не к Фрэнку, не к Кофейнику, а к Накомарнику.

- Короля! Не иначе! - шагнул вперед и широко расставил ноги Фрэнк, озадачив не только спрятавшегося под можжевельником ежа, но и красного бельчонка, оставляющего шелуху и мусор где попало.

- Меня зовут Король! Да здравствует Король! - радостно приветствовал себя монарх биосферы.

- Да здравствует!.. - откликнулся весь лес.

Накомарник, прыгнув Кофейнику в ухо, шепнул:

- Из-за его живота и короны не видно.

- Ты маленький, а он в гамаке лежит, потому и не видно, - процедил сквозь зубы, как строчку текста в набор, Кофейник. И тут же, как точку (чужого, неподходящего кегля), выплюнул успевшего вцепиться в лодыжку клеща, а возможно, и трех клещей - интонация его была неубедительной...

Голова короля свисала в поисках то ли короны, то ли Квакуна. Голову короля, к радости лягушонка, оказывается, венчала не корона, а строительная каска. Лягушонок уже видел такую на открытке, которую присылали к Новому году на корабль доброжелатели. На открытке стоял мальчик в каске и укладывал кирпичи на печную трубу дома.

В двух выпуклых голубых глазах короля тут же запрыгали два изумрудных лягушонка, и Накомарник был прощен за свою невнимательность. Да и цвет куртки был самый подходящий - болотный.

- Значит, новички?

Трудиться ко мне приехали?

Строить?

Аль полюбопытствовать?

- Строить!

- Полюбопытствовать!

- Трудиться!

Откликнулось всеми голосами эхо и осталось в норах зверьков и трещинах дупел.

- А что строить? - поспешил уточнить Кофейник, яростно отдирая застрявшую в ухе колючку.

- Простите, у вас блохи? - не выдержал Король. - А то есть хорошее средство: купание в горько-пряных семенах полыни.

- Нет! Спасибо! Это не блохи, это пираний...

- Пираний?.. Хе-хе-хе... - с сомнением реагировал монарх. - Что строить?.. Дворец!

- Лес-то сами валите? - уважительно поинтересовался Фрэнк, битый час уже глазевший на геркулесовы стопы, обутые в окаменевшее месиво бетона, глины, опилок.

- Сам? Нет. Бионеры помогают. Какие?.. Да хотя бы вот этот.

И только тут паломники разглядели рядом с королем зверюгу.

- Это волчонок Бобби, а не ньюфаундленд, - потрепал Бобика за брыли Король.

- Он ищет газ? - оглядел пса-волка Кофейник, отряхиваясь, как после мытья.

- Наверное, он открыл здесь газовое месторождение? Поэтому - пионер! предположил Фрэнк-Первоглот.

- Бионер, потому как бионер - дитя короля и природы! - изрек зверюгин бог и учитель. - Бобби сообщает нам о местах, где слишком много вредящей живому грязи.

Пес-волк ткнулся мокрой черной пуговкой в робу короля, и его усы мелко задергались в такт отбивающему чечетку хвосту. Серая, с серебринкой на концах волос, шерсть говорила о благородстве рода и о добром его предназначении.

- Еще он определяет, какой человек пришел - пакостник или без злых умыслов. Хе-хе... А иначе бы не стоять вам здесь, - поспешил добавить король, бочком мостясь в гамаке и устраивая голову на сложенные в замок руки.

А Кофейник орудовал то правой, то левой задними, зарабатывая юкко в бесконтактном дружественном танце вокруг можжевелового куста.

- Где же? Где же? Ваша... ква! - стройка?! - заглянул в большой, небесно-ясный глаз лягушонок и слизнул с королевской ресницы слезу.

Потом Накомарник уверял друзей, что это была воистину слеза добра и счастья... И злосчастья. В ней плавал малярийный комар.

Король осторожно провел мизинцем по спине Накомарника, словно пытался нащупать солнечный зайчик, сделавший спинку лягушонка лакированной.

- Наш с тобой Храм и Дворец где, спрашиваешь, бионеша?

- Я Накомарник, а не бионеша.

- Тут он, близехонько, здесь...

Все уставились на забытую около флаговой сосны совковую лопату. Совок опирался на землю, а не прикасавшаяся к стволу, усеянная конопушками извести и бетона и божьими коровками, ручка смотрела в небеса. Явно устойчивое ее равновесие удивляло.

- На Полярную лопата смотрит! На Альфу М.Урсис, - сообразил штурман.