- Папа! Папа! Папа!

Кукла теснее прижалась к груди, слезы покатились по детским щекам. Совсем отчаявшись и испугавшись Румпель присел и разрыдался.

Малкольм показался спустя некоторое время.

- Что стряслось, Румпель?

- Я боялся, что ты погиб, - утер слезы Румпель.

- Все хорошо, хорошо!

- Ты достал пыльцу?

- Нет, - Малкольм сокрушенно покачал головой, - Ты был прав. Люди не летают. Нетландия, она для детей. Взрослым тут не место.

- Тогда мы найдем другое место. Главное, что мы вместе.

Оптимизм, прозвучавший в его голосе, заставил Белль печально улыбнуться, но, несомненно, она его не разделяла, прекрасно зная что должно сейчас произойти.

- Все не так просто, - сказал Малькольм, понизив голос, - В любом краю я примусь за старое. Мне никогда не стать путным отцом. Я безволен.

- Я не понимаю…

- Я могу остаться здесь. И летать. Так же, как в старые времена.

- Как это возможно? - недоумевающе спросил Румпель.

Белль увидела, как за спиной Румпеля, черная и страшная, возникла тень Пэна.

- Избавившись от единственного препятствия, - жестко ответил сыну Малкольм, - Тебя.

Тень вцепилась в Румпельштильцхена, Румпельштильцхен в отца.

- Чудовище! Помоги! - закричал он.

- Он — мой друг! - резко выпалил Малкольм, - Это единственный выход для меня. У детей детей не бывает. Смирись. Без меня тебе будет лучше…

Малкольм разжал пальцы Румпеля, позволяя своему другу унести своего ребенка прочь. Тряпичная кукла, которую тот сжимал в руке упала на землю, под ноги Белль и возрожденному, обновленному, юному Малкольму, далее прославившемуся как Питер Пэн. На этом воспоминание оборвалось.

========== Глава 4. Прялка и смерть ==========

Увиденное произвело на Белль сильнейшее впечатление. Глаза щипало от слез, одно веко болезненно дергалось, да и сама она едва могла дышать. Хорошо, что руки ее были холодны, как лед: она немного успокаивалась, когда прижимала их к разгоряченному лицу.

Хватит. С нее хватит. Под аккомпанемент собственного сердца она медленно передвигалась в тумане, стараясь ничего ненароком не задеть. Испуганное лицо маленького Румпеля, уносимого тенью Пэна, застряло в ее сознании, и что-то подсказывало ей, что это еще не самый страшный эпизод в его жизни.

Однако, ничего не может длится бесконечно, а то, чего мы всеми силами стараемся избежать, как правило случается наверняка. Белль опрокинула прялку. Маленькую ветхую самопрялку, которую она видела в доме тех старых дев, ту, за которой Румпельштильцхен начал свое обучение прядильному мастерству. Машинально, забыв о своем непоколебимом решении, она поставила прялку на место, если таковое имелось у вещей в этой туманной бесконечности, и перенеслась в новое видение.

Это был опять дом старых прях. За окном шел снег, но внутри кажется было тепло. Скрипела прялка. За ней сидел Румпель, но уже не тот мальчик, которого Белль наблюдала прежде, а старше. Двенадцать - тринадцать лет. Черты лица четче оформились, волосы отросли и были длиннее, чем у Голда. Одет он был очень просто, по-крестьянски.

Румпельштильцхен не поднимал головы, не отрывал от работы глаз, беззвучно шевелил губами, будто что-то считал или проговаривал про себя текст, который никак нельзя забывать. Его воспитательницы, которые, если честно, немного пугали Белль, находились здесь же. Одна следила за едой в печи, вторая что-то шила.

- Не ленись прясть, хорошо оденешься. Моя мама всегда так говорила, - сказала та, что шила, - Не ленись прясть, хорошо оденешься. Ты согласен, Румпель?

- Отстань от мальчика, - улыбнулась другая, - Он не любитель отрываться от работы. Качество весьма достойное.

- Весьма похвальное. Как там ужин?

- Почти готов. Эту зиму мы легко перезимуем.

- Главное выживем. И то хорошо. Спрос есть, работы много, - швея перекусила нитку, отложила свою работу в сторонку и подошла к Румпелю.

- Отдохни, дружок, - ласково проворковала онаи приобняла ребенка, - Довольно. Ты и так много сделал.

Румпель устало улыбнулся, потер глаза кулачками и вместе со старой женщиной подошел к столу. Белль пошла за ними и плюхнулась на скамью рядом с Румпелем.

- А вот и ужин! - провозгласила кухарка, достала из печи пирог и поставила на край стола.

Другая вытащила из шкафа три глиняные миски грубой работы и поставила их на стол, рядом с пирогом, который кухарка уже успела разрезать пополам. Она положила в одну из мисок целую половину и протянула Румпелю.

- Вот. Ешь.

- Не много? - изумился Румпель, - А как же вы?

- Добрый мальчик! - сказала та, что доставала тарелки, - Не волнуйся: нам хватит. Мы уже старые, а ты только растешь. К тому же без тебя мы бы не смогли себе и это позволить.

Румпель открыл было рот для возражения, но другая его перебила.

- Не спорь! Роуз права! Ешь!

- Спасибо, - улыбнулся Румпель и откусил большой кусок от пирога.

«Возможно не все так плохо», - подумалось Белль.

На этом картинка сменилась.

В новом видении, в новом своем сне Белль очутилась посреди зеленой долины, освещенной светом солнца, горевшем высоко-высоко, на самой вершине лазурной тверди. Белль пожалела, что не может ощутить тепло этого дня, не может почувствовать дуновение ветра, запах травы… Все-таки это путешествие, она была уверенна, будет самым странным опытом в ее жизни, в том случае, если она, конечно, еще жива. Однако оставалось загадкой, почему она не проваливается сквозь землю или может сидеть на лавке, например… Может каким-то образом она все же может повлиять на мнимую реальность, заложником которой является? Так. Надо определить почему она здесь. И где Румпель?

Единственными живыми существами в этой части долины были овцы. Голов 20, не больше. Они медленно бродили, жевали траву, иногда лениво блеяли. Вскоре Белль рассмотрела собаку пастушьей породы, которая лежала на животе, вытянув перед собой лохматые лапы и наблюдала за овцами.

Вдалеке, на горизонте клубился дымок. Там кривой линией смешных бедных домиков растянулась деревушка. Со стороны деревушки к этому маленькому стаду шел юноша. Белль не могла рассмотреть его лицо, но и без этого она знала, кто он. Сделав еще шагов двадцать он остановился, сунул два пальца в рот и три раза свистнул: один раз - долго и тягуче, вторые — быстро и резко. Собака вскочила и принялась бегать вокруг овец по кругу, оглушительно гавкая. Это продолжалось пока все стадо не сомкнуло ряды и само не образовало огромный пушистый круг, вернее даже шар. Румпель тем временем уже был близко.

- Адалуолф, сюда! - крикнул он и пес послушно затрусил к хозяину.

- Адалуолф? Тебе очень обидно за свое имя, не правда ли? - прокомментировала Белль, - Не слишком для собаки? Хотя подходит… Оно вроде означает «благородный волк»…Или.. Зачем я с тобой разговариваю?

Румпель чесал пса за ухом и печально улыбался. Потом свистнул еще несколько раз, заставляя пса занять нужную позицию по отношению к стаду и погнать его в сторону деревни, домой. Сам пастух пошел с краю, наравне с теми овцами, что замыкали процессию.

Белль зашагала рядом с ним, вглядываясь в его еще молодое прекрасное лицо.

Румпель кашлянул и запел чистым и ясным голосом:

Братцы, будем веселей,

Раз весна сияет,

Нежный свет ее лучей

Землю освещает.

Поскорей вяжи венки,

Ведь могилы глубоки,

Медлить не желают.

Медлить не желают…

Голос его сорвался. Он рассеянно повторил две последние строчки и напряженно вздохнул.

- Не станет скоро нашей Роуз, милый Адалуолф… Ничем не помочь…Ничем, - сокрушенно сказал Румпельштильцхен скорее в пустоту, чем собаке, которая бодро бежала с другого края.

Белль жутко захотелось его обнять, как-то ободрить. Как же ужасно живется привидениям! Ходишь во времени и пространстве неприкаянный и потерянный не имея возможности удовлетворить ни одной своей потребности.