На лифте они поднялись на первый уровень и вскоре вошли в приёмную министра. За небольшим письменным столом в углу сидела секретарша и разбирала стопку документов, в кресле для ожидающих сидел Трэверс, назначенный одним из телохранителей министра. Стоило открыться двери, он опустил журнал о квиддиче, который читал, и уставился на посетителей, однако, узнав юношей, вполне приветливо кивнул. Нейтрально кивнув ему в ответ, Адлер подошёл к секретарше.

— Добрый день. Адлер Гриндевальд и Деян Джукич, нам назначено.

— Секундочку, — пробормотала девушка и спешно опустила глаза в журнал встреч.

— С чем пожаловали? — полюбопытствовал Трэверс, перехватив взгляд Деяна.

— У нас есть сообщение для министра, — лаконично пояснил он, а Адлер добавил через плечо:

— Пока оно предназначено лишь для его ушей, но полагаю, вскоре вас посвятят в известность, мистер Трэверс.

Удовлетворившись этим, Пожиратель кивнул и вернулся к журналу. За то время, что по приказу Адлера следил за министром, Деян выяснил расписание смен телохранителей, и в ходе разработки плана Гриндевальд остановился именно на времени дежурства Трэверса потому, что тот не отличался особой бдительностью и членов «нашего Тёмного клуба», как он сам выражался, допускал без вопросов. Так и случилось — Трэверс даже не повернул голову, когда секретарша пригласила Деяна и Адлера войти в кабинет министра.

Пий Толстоватый, ставший заменой Скримджера после убийства последнего, не был похож на своего предшественника, скорее обладал чертами, роднившими его с Игорем Каркаровым. На вежливые поклоны юношей он лишь слегка наклонил голову и предложил посетителям сесть.

— Итак, молодые люди, — заговорил министр, — какое дело привело вас ко мне? Только переходите сразу к сути — у меня запланировано на сегодня ещё несколько встреч.

— Как угодно, — спокойно произнёс Адлер. — Видите ли, господин министр, нам стало доподлинно известно, что на вас готовится покушение.

Выпрямившись в своём кресле, министр вскинул брови.

— Откуда вам это известно?

— Из надёжных источников, в которых нами уже давно добывается информация для Тёмного Лорда, — ответил Адлер. — Дермот Рейли из транспортного отдела и несколько его сообщников готовятся подставить вас под удар остатков сил мракоборцев.

На самом деле, ещё три дня назад никакого заговора не было и в помине, однако для осуществления плана пришлось создать его. «Необходимые жертвы», — пожал плечами Адлер, когда Влад спросил, в чём виноваты люди, которых бросят на растерзание.

Министр сохранил самообладание и внимательно посмотрел на Гриндевальда.

— Что ещё вы об этом знаете?

— Всё, что нам известно, собрано здесь, — Адлер кивнул, и Деян протянул министру папку.

Тот принял её и раскрыл, взял в руки верхний листок — и тут же стал клевать носом и пару секунд спустя опустил голову на столешницу и затих.

Дальше юноши действовали быстро и чётко — все действия были отработаны заранее. Убедившись, что министр, сражённый чарами Наведённого сна, крепко спит (Оглушающее они решили не применять из-за вероятности шума и того, что охранные чары кабинета могли среагировать на боевое заклинание), Адлер достал из кармана Цепь подчинения и прикоснулся ею к голове Пия Толстоватого, чтобы артефакт перенял его опыт и память и передал их Имитатору. Когда с этим было покончено, Деян трансфигурировал тело спящего министра в простой карандаш и убрал в карман; в это же время с мантии Адлера слетела мелкая мушка и обернулась точной копией захваченного мага. Сев обратно за стол, Имитатор в образе министра взял в руки папку.

— Вы хорошо потрудились, молодые люди, — произнёс он, не отрывая взгляд от листа, и невозможно было уловить ни тени отличия в выражении лица или голосе. — Благодарю вас, можете быть свободны; когда будете уходить, пригласите мистера Трэверса.

Адлер улыбнулся, не удержавшись.

— Разумеется, господин министр.

========== Арка 4. Глава 6. Осколки ==========

Кто-то услужливо подсунул ему новый стакан взамен опустошённого, и Макс не задумываясь сделал глоток. Он давно перестал понимать, который теперь час или день. Время утратило прямой ход, оно было для Макса словно воронка после крушения корабля, непрестанно вращающаяся, сжимающаяся вокруг него, не давая вырваться. Впрочем, он и не пытался — просто пил, пока разум не отупевал настолько, что всё случившееся сглаживалось в нём, становилось не более реальным, чем сон, почти забытый через считанные минуты после пробуждения.

Однако сейчас, очнувшись после некоторого времени забытья — часов или минут? Макс не понимал, — он почувствовал, что самосознание и трезвость мысли почти вернулись, и немедленно стал исправлять это крепким местным пойлом, которое щедро подливал ему бармен.

Но всё же на сей раз мозг был отвратительно настойчив в нежелании забываться, и мысли, от которых Макс так старался отгородиться, нахлынули на него.

«Это моя вина, — исступлённо повторял он себе. — Моя вина… Я должен был его остановить. Семёрка ему не место, я ведь это знал, я ведь знал…»

В соседнем зале притона курили опиум, и от барной стойки, где сидел Макс, было видно дурманящий дым, зависший в дверном проёме, не пропускаемый дальше завесой чар. В тот зал Макс не ходил, хотя он слышал, что производные мака способны облегчить любую боль.

Тот, кто виновен в смерти брата, не имеет права на облегчение. А Макс был виновен.

Как старший брат, он должен был оберегать Георга, держать его в стороне от центра опасности. Но нет, вместо этого он сам привёл Георга на базу Семёрки, привёл его к Адлеру и согласился закрыть глаза, когда тот предложил Георгу вступить в их группу. Он был далеко, когда Гриндевальд бросил брата в гущу событий, поручив взрыв на вокзале Кингс-Кросс. Он не возражал, когда Георг стал участвовать в рейдах и операциях, когда стал рисковать своей жизнью во имя дела чужака…

Душно. Как душно в этом подвале, полном красноватого марева, полном запаха выпивки и человеческой плоти, разгорячённой, немытой. В это скотское место, где прожигают дни и ночи отбросы и гниль общества, Макс не зашёл бы никогда, если бы не острая нужда остаться неузнанным, одиноким. Он окружил себя чарами, скрылся артефактами и знал наверняка, что его не найдут.

Сделав глоток и поставив стакан, Макс прикрыл глаза, помассировал их двумя пальцами. Как же страстно он желал буйствовать и мстить, вновь почувствовать ярость, что владела им после похорон, в порыве которой он метался по отчему дому, всё круша, давая выход эмоциям. Тихая апатия, когда мука души накрывает тебя с головой, когда боль так сильна и пронзительна, что хочется выть и стенать, но не имеешь сил подать голос, куда хуже.

Хуже…

Макс отнял руку от лица, уставился перед собой невидящим взглядом. Из глубины сознания поднялась и встала перед мысленным взором картина: ему самому лет пять, брату меньше, и они оба стоят перед отцом — у него тогда ещё не было седины на висках.

«Будьте эгоистами во всём, — вновь зазвучал его сильный голос в ушах Макса, — за исключением дел семьи. Здесь на эгоизм вы не имеете права. Никто из нас не имеет».

Сделалось так жгуче-стыдно, что даже боль отошла на второй план. Макс всегда клялся себе, что будет следовать этому правилу неукоснительно, но когда пришло время страшного испытания, когда он действительно был нужен дома, он не был там.

Задрожали губы, но слёз не было; они признак слабости, а он и так показал себя эгоистичным трусом. Нужно было исправить то, что ещё можно исправить, сделать то, на что он способен — вера в это заставила Макса подняться на ноги, бросить кошелёк бармену и медленно, стараясь держаться прямо, выйти на улицу, откуда сразу же трансгрессировать, не рассмотрев даже, день сейчас или ночь, дождь или ясный день.

Минуты спустя он поймал себя на том, что стоит и бездумно пялится, запрокинув голову, в светло-серое небо, с которого прямо ему на лицо падает крупными хлопьями снег. Сбросив наважденье, Макс неспешно поднялся по двум ступенькам к задней двери своего венского дома и вскоре шагнул в тепло. Он закрыл дверь, когда перед ним возник эльф-домовик.