— Действительно, — согласился Итачи. — Если честно, меня это очень беспокоит.

— Беспокоит, значит? — подрывник чуть улыбнулся. — Смотри, ещё образумишься и надумаешь пожить чуток подольше.

— Нет, Дейдара, — категорично покачал головой Итачи. — Я принял решение и не изменю его. Ты знаешь это, так зачем постоянно поднимаешь этот вопрос?

— Надежда умирает с Учихой, мм, — с вялым сарказмом отозвался Дейдара, заметно потухнув.

Итачи посмотрел на товарища с сожалением и благодарностью одновременно. Привыкший просчитывать всё на многие ходы вперёд, он почему-то никогда не брал в эти самые расчеты Дейдару. Теперь же, сидя вместе с ним ранним воскресным утром прямо на полу в своём кабинете, обложившись словарями, переводами и заметками, Итачи всё сильнее осознавал, что взбалмошный, упрямый, нередко переступающий границы дозволенного подрывник стал ему действительно дорог. Нет, пожалуй, даже больше, чем просто дорог — стал ему другом.

После смерти Шисуи Итачи не сближался с кем-либо настолько, чтобы иметь право называть этого человека другом. Даже Кисаме, хотя вместе с ним Итачи и пережил столько всего, оставался напарником, но вот Дейдара… Началось всё ненавистью со стороны Дейдары и надменным безразличием Итачи, а кончилось тем, что именно этот шиноби, в данный момент развалившийся на ковре и с обиженным видом глядевший в потолок, единственный во всём мире знал план Итачи, его стремления и надежды от и до.

— Давай рассуждать логически, — предложил Итачи. — Допустим, я буду жить и вернусь в мир шиноби. Что тогда? В Акацуки теперь мне путь заказан, ведь я предатель не в меньшей, даже в большей, пожалуй, степени, чем Орочимару. Коноха также не примет меня — о разглашении моей миссии не может идти и речи. Что же остаётся? Жить, как Змей, в одиночестве, скрываясь ото всех до конца своих дней? Это низко и отдаёт трусостью, я ни за что на это не пойду. К тому же, что бы я ни выбрал, Саске, боюсь, увяжется за мной, хотя должен вернуться в Коноху и начать всё сначала. Я не хочу быть камнем, который утянет его на дно.

— Ну и дурак, мм, — протянул Дейдара, по-прежнему глядя вверх. — Всё ты никак не перестанешь относиться к Саске, как к маленькому. Похоже, в твою гениальную голову до сих пор так ни разу и не пришло, что пацану хватит силёнок не только самому всплыть, но ещё и любимый камушек вытащить.

— Ты не прав, — возразил Итачи, — я не спорю с тем, что Саске стал силён. Однако…

— Слушай, — перебил его Дейдара, — а у вас в клане, случаем, вместе с Шаринганом не передаётся по наследству патологическая склонность считать себя самым умным, мм? А то что ты, что братец твой, что предок — все уверены, что лучше других всё знают.

— Не стану даже отвечать на это.

— Потому что нечего, да?

— Потому что мне пора — я договорился встретиться с Саске и Мадарой в семь.

— Что, опять тренировка?

— Да, опять.

— Ну а ты-то там на кой, мм?

— Не знаю, — честно ответил Итачи. — Мадара сказал, что я понадоблюсь ему сегодня — не могу же я отказать.

Дейдара нахмурился.

— Только не слишком там усердствуй, мм. А то прям перед братишкой концы отдашь.

— Не волнуйся, перенапрягаться не буду, — Итачи легко улыбнулся и ушёл в спальню, чтобы переодеться в более подходящую для тренировки одежду.

Когда он вернулся, Дейдары уже не было в кабинете. Подобрав книги и свитки, которые подрывник, разумеется, не счёл нужным убрать с пола, и аккуратно сложив их на столе, Итачи вышел из комнаты.

Март только-только вступил в свои права, потому островки снега ещё лежали в низинах и под пологом леса. Куда больше, правда, было луж — в последние дни дожди почти не прекращались, только затихали на несколько часов, а затем ливень начинался с удвоенной силой. По счастью, то утро выдалось не в пример лучше предыдущих, без дождя, по крайней мере, но такое же сырое и холодное. Чтобы согреться, Итачи сосредоточился и пропустил немного огненной чакры по системе циркуляции — старый трюк (хотя и довольно сложный, требовавший очень хорошего контроля чакры), которому его когда-то давно научили старшие товарищи в АНБУ. Этот приём много раз выручал их с Кисаме во время путешествий зимой; особенно он пригодился на миссии в Стране Железа, где нукенинам пришлось бороться не столько с тамошними самураями, сколько с лютым морозом.

Решительно отогнав нахлынувшую ностальгию, Итачи вступил под полог леса. С родственниками он условился встретиться в уже облюбованной ими небольшой горной лощине, находившейся минутах в пятнадцати энергичного бега от школы. До семи было ещё около четверти часа, когда Итачи пришёл на место встречи, но Мадара и Саске уже были там.

— Хорошо, теперь все в сборе, — завидев его, кивнул Мадара с таким видом, словно возобновлял прерванную не далее как пару минут назад беседу. — Ты, Саске, уже неплохо освоил Аматерасу, и сегодня я хочу показать тебе и Итачи кое-что более сложное.

— Что же? — уточнил Итачи, останавливаясь рядом с братом.

Мадара прищурился и усмехнулся, словно в предвкушении чего-то.

— Сусано.

— Я уже владею этой техникой, — не без гордости сообщил брат, и Итачи невольно вспомнилось замечание Дейдары насчёт «самых умных» Учих.

— Ты так считаешь? — вскинул бровь Мадара. — Ну хорошо, покажи.

Саске пожал плечами и активировал Мангекью. У его глаз был оригинальный рисунок, нарушавший обычный принцип тройственности томое, имевший шесть концов вместо трёх. Вдобавок к этому, цвета Шарингана шли в инвертированном порядке: красное на чёрном фоне, а не наоборот, как у самого Итачи, Мадары, да и других членов клана.

Саске неподвижно стоял миг, после чего его тело стала окутывать фиолетовая чакра, из которой постепенно выделились рёбра и рука скелета.

— Недурно, — произнёс Мадара, внимательно наблюдавший за ним, — для твоего уровня. Итачи, твоя очередь.

Итачи мимолётно нахмурился, но всё же подчинился. Ему не слишком-то хотелось использовать Мангекью, ведь это могло вызвать приступ; впрочем, сегодня он чувствовал себя лучше, чем обычно, к тому же и сам желал принять участие в обучении брата. Поэтому Итачи создал из красной чакры скелет, который быстро покрылся мышцами; последними появились броня и две реликвии, увидев которые Мадара подался вперёд, заинтересовавшись.

— Подумать только, у тебя до сих пор были спрятаны в рукаве тузы, — хмыкнул он.

— Мало кто знает, что я владею ими, — отозвался Итачи. Боль — не только в лёгких, во всём теле — уже начинала ощущаться, однако была терпима.

— Верное решение, — кивнул Мадара; на его губах заиграла довольно коварная полуулыбка, свидетельствовавшая о том, что он нечто замышляет. — А сейчас давай-ка продемонстрируем подрастающему поколению их мощь.

— Что вы имеете в виду?

Мадара не ответил и подошёл к его брату.

— Возможно, Саске, тебе не очень понравится то, что я сейчас сделаю, — прежде, чем Саске успел среагировать, Мадара коснулся Проклятой Печати на его шее. Наконец поняв замысел предка, Итачи приготовился и, стоило Мадаре извлечь из парня сгусток энергии, на глазах начавший принимать облик Орочимару, пронзил его мечом, сотканным из колышущейся, словно от ветра, чакры.

— Итачи!.. — прохрипел Змей, в глазах которого злоба и ненависть причудливым образом смешивались с восхищением. — Значит, меч Тоцука был всё это время у тебя…

— Печать, — тихо произнёс Итачи. Его Сусано отвёл назад руку — и призрачный клинок втянулся обратно в сосуд, из которого вышел, утащив с собой и осколок души Саннина.

— Это и есть Орочимару? — с минимальным любопытством спросил Мадара; Итачи кивнул. — Что ж, эту его часть ждёт вечное пребывание в мире гендзюцу. Видишь, Саске? — он повернулся к подопечному, после неожиданного извлечения тяжело дышавшему. — Меч Тоцука сам по себе является мощнейшей печатью, пленяющей душу жертвы и уже никогда не отпускающей её из иллюзии.

— Это… очень сильная техника, — проговорил Саске, невольно потирая шею, с которой исчез Джуин.