– На платок похоже, – прохрипел Мастер Ти.
– Это её платок.
– Цезарь…
– Это её платок! Я же вижу! Я сам ей его покупал. И духи её… Она была здесь.
Шорох, топот ног, скрип двери и отдалённое:
– Сладенькая, ты тут одна?
Короткий всхлип и следом обиженное:
– Одна, а ты мне сказку обещал…
– Через минутку, Тосенька, обещаю.
Томительная, напряжённая тишина, а потом:
– Послушай, может она его здесь вчера забыла… Или в другой какой день… – предположил Мастер Ти.
– А вот я думаю, что забыла она его именно сегодня, – не согласился с ним Палач. – Она после стычки с тобой побежала сюда… Само собой, побежала. А уж что она здесь услышала или увидела…
– Я не знал, что это Ольга, клянусь, они совершенно на одно лицо! – заорал Мастер Ти.
– Конечно они на одно лицо, – пробухтел Палач и чем-то звякнул.
«Интересно, Сашка настолько в шоке, что разрешил ему приложиться к своим винно-коньячным запасам?»
– Так и было задумано изначально.
– Прости. Цезарь, правда, прости, я не хотел…
– Надо было разобраться с тобой ещё тогда, пятнадцать лет назад, – ответил Сашка как-то уж слишком спокойно. И вдруг закричал: – Второй раз! Второй раз, всё срывается едва ли не в самый последний момент, потому что ты, Могилевский, не можешь держать себя в руках!
– Прости, – снова повторил Мастер Ти.
– Я убью тебя, – пообещал Цезарь. – Если мы не вернём Ольгу к утру, я тебя лично кастрирую, а потом убью.
– Це…
– Молчи… Палач, ты прав. Про побег мы никому сказать не можем. От запасного варианта отказываться нельзя. Подключи к поискам только самых близких и смертников.
– Понял. Займусь лично. А ты не пори горячку, ладно? Мы её обязательно найдём. Увидишь. Самое позднее – завтра к вечеру. Не только твоя жизнь зависит от того, вернётся цесаревна в Башню или нет. Найдём и запрём.
Внутри все клокотало от обиды и страха. От того, что я не понимаю, что происходит, от того, что я увидела и услышала, от всех непрозрачных намёков…
Найдём, значит, говорите… Запрём, значит, пугаете… Ну, что ж… Ищите, тогда, ловите. Мышка знает все норки в этом дворце. И неважно, что наивная мышь не представляет, как жить во внешнем мире, уж как-нибудь приспособимся. Как-то вдруг я поняла, что в Башню Одиночества больше не вернусь. Не сейчас, когда меня предали все, даже моя глупая ласковая Тень. Когда любящий брат в один день стал жестоким убийцей и извращенцем в придачу.
Я дождалась, пока в кабинете всё утихнет, а затем, не вытирая со щёк горячие слёзы, выскочила в коридор. Отодвинула крайнюю панель и тенью нырнула в подземный ход. Прости, Цезарь, но цесаревна уходит гулять!
Ту ночь я потратила на то, чтобы выбраться из дворца. В этот раз я была предельно осторожна, не торопилась, не рисковала. Сидела тихонько в укрытии, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной… И не прогадала. В восемь утра я стояла на центральной площади и слушала мелодичный перезвон на ратуше. Из вещей у меня был небольшой рюкзак, где лежало несколько золотых элов, таблетка, наладонник и карточка с электронными деньгами, которую я выкинула в ближайшую урну.
Хотелось спать и есть. Адреналин отпустил, и я уже почти начала сожалеть о своём побеге. Когда городская платформа окрасилась в жёлтый цвет, и из ратуши вывели несколько десятков подростков, одетых в чёрные спортивные костюмы, как две капли похожие на тот, что был на мне.
– Лёшка!!!! – запричитала женщина бомжеватого вида и кинулась к невысокому пареньку с ангельскими глазами и соломенными, сказочными просто, кудрями. – Лёшка, прости мамку. Не уберегла!..
И сразу же, словно её слова послужили сигналом для всех остальных людей на площади, народ заголосил, закричал, падая на колени и выкрикивая имена своих детей. В поднявшейся суете никто не заметил, что ряды тех, кого сегодня отправляли в Детский корпус, пополнились на одного человека.
Не то чтобы у меня были суицидальные наклонности, и уж точно я не прочила себе карьеру военного. Но если я смогла сбежать из дворца, то и из корпуса самоубийц я найду выход, если понадобится. Но прямо сейчас я была согласна на всё, только бы не встречаться с Цезарем.
Поэтому, легко вскочив на жёлтую линию и прижав ладонь к прохладному стеклу, я мысленно попрощалась с дворцом, со столицей, со своей прошлой жизнью.
Подобно гигантскому кракену раскинулся Яхон по планете, хищный клюв он нацелил на богатый сильными мужами север, а множеством щупалец оплёл побеждённый юг. На спине его вознёс к самому небу свои стеклянные башни величественный город Кирс, гроза диких народов и защитник слабых. А его щупальца, словно присоски, покрывали небольшие города и деревеньки. Тысячи и сотни тысяч.
Я так долго жила в Башне, что и забыла о том, какова она, жизнь за стенами дворца. Теперь же, если верить моим спутникам, мне предстоит отправиться на один из островов. Нет, я, конечно, знала, что Детский корпус располагается где-то на юге, но, откровенно говоря, мне было всё равно, где именно. Подобно всем столичным жителям, я предполагала, что за границами Кирса цивилизованная жизнь заканчивается. Что уж говорить об островах. В их существование я верила, как и в то, что материк, на котором расположился Яхон – это гигантский кракен, плавающий по бесконечно огромному океану. Пожалуй, в кракена я верила даже больше, ведь материк действительно по форме напоминал осьминога. Правда, ног у него больше, чем восемь. То есть, не ног, а щупалец, конечно – щупалец у нашего Яхона аж девятнадцать. И помимо них ещё две с половиной сотни островов, бывших колоний, а нынче свободных членов великого и счастливого государства.
На одном из этих островов и находится Детский корпус, где мне, видимо, предстоит провести какое-то время. Как максимум – два года, как минимум – увидим на месте. Пока же я стояла в первом фобе за жёлтой линией платформы и с тоскою думала о том, что не стоило торопиться, что самую большую ошибку я сделала в тот момент, когда вступила на платформу с первой партией. Но тогда я, если честно, не знала, насколько важной для Цезаря стала идея возвращения к традициям и истокам, и даже абстрактно не представляла, как много юных жителей Кирса именно сегодня отправятся вместе со мною в свою самостоятельную жизнь.
Сглупила я, выбирая день для побега… Но с другой стороны, выбирать не приходилось…
Учебники по социологии гласят: разделение возрастных групп – неотъемлемый фактор здорового общества. Вот нас и разделяют. Отделяют, отрывают, отдирают мускулистыми руками рыдающих младенцев от материнской груди.
Неудивительно, что к полудню площадь стенала.
Плакали родители, лишённые детей. Плакали дети, напуганные неизвестностью, плакали, по-моему, даже офицеры, что привезли к платформе тех, из-за кого изначально построился Детский корпус: будущих военных.
Изначально. Теперь же это был скорее отстойник. Клоака, куда стекались отбросы из остальных секторов, забракованные варианты, лишенцы, беглые, ну и авантюристы, само собой. Хотя, если честно, не думаю, что на всей платформе был хоть один человек, который пересёк жёлтую линию добровольно. А если судить по количеству силовиков на площади, Корпус давно уже из элитной военной академии превратился в колонию для несовершеннолетних преступников.
Всё те же социологи, кстати, утверждают, что при таком строении общества преступность рано или поздно исчезнет вовсе. Но я в сказки перестала верить очень давно. По-моему, вообще никогда в них не верила.
Я доверяла только фактам и цифрам, а они были неутешительными. Они утверждали, что восемьдесят два процента учащихся Детского корпуса – малолетние правонарушители.
– Чего смотришь? – словно в подтверждение моих мыслей один из мальчишек-попутчиков больно ткнул меня кулаком в бок. – Или думаешь тебе, как перестарку, в Корпусе какие-то льготы предусмотрены?
В первую минуту я растерялась, потому что и не думала смотреть в его сторону, а парню, видимо, просто надо было выплеснуть на кого-то свой страх, вот он и напал на первого, кто попался под руку. Мальчишка был лет на пять меня младше и на полторы головы ниже, поэтому при желании я легко могла дать сдачи, не боясь проиграть. Но его неоправданная агрессия, злобный взгляд и оскал затравленного зверёныша были настолько неожиданными и пугающими, что я сразу позабыла обо всех приёмах самообороны, которые так успешно опробовала не далее как сегодня ночью, на Мастере Ти. Глядя в яростные звериные глаза, я отшатнулась, совершенно забыв о том, что стою у самого края. Несколько запоздало взмахнула руками, уже понимая, что не смогу удержать равновесие и выпаду из фоба, привлекая к себе всеобщее внимание. Однако уже в следующую секунду я поняла, что это не самая большая моя проблема. Коварный тычок под рёбра совпал с рывком под ногами и громким жужжанием пчелы, которым обычно сопровождается начало движения платформы.
