– Ну?

– Пожалуйста, никуда не лезь. Постарайся просто остаться невредимой.

Словно об этом меня надо было просить. Словно мои цели в этом отношении могут расходиться с его планами на меня, какими бы они ни были.

– Оружия у тебя, конечно, никакого нет?..

Это даже не было полноценным вопросом.

Я грустно хмыкнула и показала ему маленькую ракетницу. Ещё на кордоне, когда я вдруг оказалась лицом к лицу с войной, вытаскивая тела из-под завалов, поняла, что вряд ли смогу когда-нибудь выстрелить в живого человека. Одно дело – слышать об этом или видеть в кино. Совсем другое – иметь с этим дело в реальности.

– Просто будь осторожна.

Возвращаясь на поляну, где обосновался наш лагерь, мы даже не особо таились. Какой смысл тратить своё время на излишнюю предосторожность, когда пневматические выстрелы уже слились в нескончаемый пугающий своей слаженной музыкальностью ручей.

Я до последнего была настроена на воинственный лад, не забывая о словах Севера и думая, в первую очередь, о себе. Я планировала выйти из этого сражения живой и невредимой, но лимит везения, видимо, был мною уже исчерпан в этот вечер. Свой удар по голове я получила ещё до того, как мы успели выяснить, кто на нас напал и что происходит в лагере. Я ещё успела заметить спину Севера, который не услышал моего сдавленного вскрика, а потом потеряла сознание, думая о том, что сотрясение мозга мне обеспечено.

Впрочем, полного расставания с реальностью не произошло, окружающая действительность воспринималась мною как сквозь плотный слой ваты… Нет, скорее, словно я нырнула в ванной, пытаясь спрятаться от вечно говорящей Тени хотя бы на секунду, но даже сквозь толщу воды до меня доносилось её пение и бормотание.

Только на этот раз это не было ласковым Тоськиным лепетом. Это были крики, выстрелы и стоны. И голоса, спорящие о чём-то на неизвестном мне языке. И отборная ругань Севера, а сразу за этим спокойный голос Соратника:

– Не кипятись, я присмотрю.

Потом, кажется, меня куда-то довольно бесцеремонно тащили. И кто-то, вроде бы, пнул меня больно по рёбрам. И снова ругательство. И кажется, моё. А потом дрожание пола под щекой, которое сообщило мне о том, что мы видимо на мобильной платформе. Осталось только понять, кому она принадлежит.

В какой-то момент моего затылка коснулось что-то омерзительно мокрое и холодное, и я распахнула глаза, чтобы уставиться на чьи-то ботинки, находящиеся в опасной близости от моего лица.

– Очнулась? – голос Соратника доносился из-за моей спины. Я, постанывая, приподнялась на локтях и оглянулась.

Это был какой-то странный фоб, с непрозрачными стенами, без окон и кресел. Кроме меня и Соратника тут же обнаружились двое из одиночек и Птица. Она не подавала признаков жизни. Я понадеялась, что девчонка всё-таки жива, и посмотрела на Соратника.

– Товарищ, я очень и очень напугана, – призналась я негромко, с ужасом рассматривая жуткий кровоподтёк на лице одиночки с какой-то булочной кличкой, которую я никак не могла вспомнить. – Что происходит?

– Голова не кружится? – спросил мальчишка, отбрасывая в сторону мокрую тряпку. – Пить хочешь?

– Я хочу, чтобы ты объяснил, где мы и что случилось.

Ответ был произнесён спокойным, я бы даже сказала, равнодушным голосом, что совсем не вязалось с содержанием предложения.

– Мы у диких. Прямо сейчас нас везут в Посёлок.

– У диких? – я окинула странный фоб безумным взглядом. – Как же так? Вы же говорили, что дикие не воюют с детьми…

Не то чтобы я считала себя ребёнком, но до моего совершеннолетия ещё оставалось несколько лет.

– Не воюют, – Соратник почесал переносицу. – Поэтому никто и не погиб. Если ты не заметила, они использовали исключительно травматику.

– Но зачем?

– Видимо, так надо… На вот, – он внезапно извлёк из кармана жёлтый леденец и протянул мне. – После удара по голове может тошнить. А леденцы, говорят, помогают…

Мальчишка вручил мне конфету, после чего принялся раздражённо грызть ноготь. Я, чтобы чем-то себя занять, запихнула леденец за щёку, подобрала мокрую тряпку и склонилась над Птицей, надеясь привести её в чувство.

– Оставь, – буркнул второй небулочный одиночка.

И, по-моему, это было впервые, когда парень при мне заговорил.

– Почему? – я удивлённо замерла над девушкой.

– Потому что, – буркнул Соратник. – Оставь её, Ёлка. И вообще когда прилетим не делай резких движений. Это, между прочим, всех касается. У нас с дикими договор, так что я всё утрясу. В самом крайнем случае…

Что будет в самом крайнем случае парень не сказал, а нахмурился ещё больше и с утроенной силой принялся грызть ноготь на большом пальце левой руки. А я в очередной раз подумала о том, что почти ничего не знаю о своём приятеле. Начиная с того, каким образом он оказался за пределами Корпуса в тот день, когда мы встретились в Кирсе. И заканчивая моими полубредовыми воспоминаниями, в которых Соратник совершенно точно говорил с кем-то на неизвестном мне языке. А если учитывать, что напали на нас дикие…

– Тимур, – я придвинулась к парню и, понизив голос до шёпота, спросила:

– Ты как-то причастен к тому, что северный кордон разгромили?

У Соратника сразу две брови подскочили вверх, а глаза ощутимо увеличились в размере.

– К чему я причастен? – он закашлялся, подавившись воздухом. – Нет! Во имя неба, как тебе вообще такая чудовищная глупость могла прийти в голову?

Мне стало обидно, потому что мои выводы казались мне очевидными, но я ничего не ответила мальчишке на его не самое вежливое замечание о моих умственных способностях. С его стороны это было не только некрасиво, но даже подло. Потому что он в этом котле варился уже несколько лет, а я должна была вливаться в эту жизнь самостоятельно без какой-либо помощи со стороны. И вообще непонятно, в какие неприятности я могла бы вляпаться, если бы мне не посчастливилось познакомиться с Полиной Ивановной.

– Снижаемся, – вдруг произнёс Соратник и вскочил на ноги.

Как он определил, что мы идём на посадку не знаю. Лично я ничего не почувствовала, да и монотонное жужжание механизма фоба не меняло своего ритма, однако спустя минуту или две мы оказались в полной тишине, нарушаемой лишь шумом нашего дыхания. А потом одна из секций стены, возле которой стоял Соратник, отъехала в сторону, и я не смогла сдержать испуганного вскрика.

Дикий человек, вошедший в кабину фоба, выглядел совершенно… дико. Во-первых, он был абсолютно гол, если не считать набедренной повязки и ожерелья из зубов животных. Во-вторых, человек был совершенно чёрен, как сажа, как самая тёмная безлунная ночь. Вокруг его глаз были белой краской нарисованы круги, в левой ноздре красовалась маленьким бриллиантом серёжка. Пухлые губы вдруг раздвинулись, обнажая розовые-розовые десны в недружелюбном оскале, и мой испуганный вскрик мгновенно перерос в вопль ужаса.

Соратник выругался и, стараясь перекричать меня, произнёс:

– Небо свидетель, Гога, это не было смешным и первые двадцать раз, а сегодня уже перебор.

Тот, кого мой приятель назвал Гогой, громко рассмеялся и хлопнул ладонями по своим обнажённым бедрам.

– Не скажи, – его голос искрился неразделяемым мною весельем. – А по-моему, это уморительно.

– А по-моему, ты дебил, – Соратник хмуро проследил за тем, как я пячусь к таким же, как я, перепуганным и озадаченным одиночкам. – Ёлка, ты всё не так поняла…

– Действительно, – проворчала я. – Как такая мысль мне вообще могла в голову прийти?..

Мальчишка шагнул в мою сторону, но я, выставив вперёд руку, предупредила:

– Не смей подходить, а то я… я… знаешь, что?

На жутком лице дикого человека расцвела заинтересованная улыбка, а я испугалась. Потому что никак не могла придумать, что я смогу сделать, если Соратник откажется выполнить моё требование.

– Ладно, – Соратник поднял руки вверх. – Я клянусь тебе, что…

Именно этот момент Птица выбрала для того, чтобы прийти в себя и открыть глаза. И конечно же, первым, кого она увидела, был дикарь. Не стоит и говорить о том, что реакция девчонки на этого странного человека мало отличалась от моей.