– Да ты озверел совсем! – Птица повисла на Соратнике и тяжело дышала, вытирая мокрый рот концом длинного шарфа. – Я уже ноги едва передвигаю, а ты всё гонишь. Куда мы торопимся?

– И я о том же, – согласился Зверь. – Давай передохнём. Старуха вон совсем зелёная.

Арсений Северов, который раньше просто игнорировал всё недовольное бухтение, вдруг остановился, резко обернулся, сделал два шага в нашу сторону, а затем отвесил Зверю увесистый подзатыльник.

– Ещё раз услышу эту дурацкую кличку…

– А что сразу я? – обиделся Зверь и потер ушибленное место, глядя на меня обвиняющим взглядом. – Ёлка, между прочим, твоих нормативов не сдавала! – поправил шапку и, отходя от злобного начальства подальше, буркнул: – А ты всё подгоняешь. Её же шатает уже, как пьяную. И синяки под глазами на всё лицо…

Не знаю насчет синяков, в зеркало я не смотрелась, но чувствовала я себя действительно мерзко. От холода почему-то особенно сильно болели плечи и шея, а ещё чудовищно жгло глаза и хотелось спать.

– Пять минут привал, – объявил Север, заглядывая мне в лицо. – Ёлки зелёные, Оля, ты когда пила в последний раз?

– Не помню… – проворчала я и потрясла своей бутылью с водой. – У меня регулятор сломался. Вода ледянющая, а мне и так холодно.

– Что сразу не сказала?

Север снял с шеи свой термос и протянул мне:

– Пей!

– Спасибо, – я зубами стащила перчатку с правой руки, подышала на озябшие пальцы и, нажав на кнопочку, заставила выдвинуться соломинку. Никогда не думала, что тёплая вода – это такой неземной кайф. Когда-то раньше у меня такое словосочетание вызывало неосознанное отторжение.

– Оставь себе, – велел парень, снимая с меня мой поломанный термос. – Правда устала?

Я пожала плечами, попыталась сделать независимый вид, а потом обречённо выдохнула и кивнула:

– Правда.

Северов посмотрел на небо, поморщился, как от зубной боли, и заявил:

– Так, народ, слушаем меня внимательно! Всё указывает на то, что к вечеру начнётся буран. Так что вариантов у нас два: либо ускоряемся ещё больше, чтобы добраться до подлеска, который, если верить карте, километрах в пятнадцати впереди, либо окапываемся и ночуем здесь.

– Здесь? – испуганно спросила я. – Холодно же.

– В лесу будет не намного теплее, – заметил Соратник. – И если мы потратим все силы на дорогу, то вряд ли сможем устроить достойный зимней ночёвки лагерь.

Ночёвка посреди заснеженного поля или в морозном зимнем лесу? М-м-м-м… И то, и другое так вкусно, прямо и не знаю, что выбрать. Почему я не подумала об этом, когда мы покидали руины базы? Почему не задумалась о том, что спать придется в сугробе?

– Мы все умрём, – поделилась я своими мрачными мыслями.

– Меня радует твой оптимизм, – улыбнулся мне Северов. – Решено. Роем норы.

– Какие норы? – мысленно я представила себе вырытую в сугробе пещеру, в которой меня заставят ночевать. Там я и сдохну, с вероятностью в сто процентов.

– Для теплокапсулы, конечно, – сообщила Берёза, извлекая из своего рюкзака небольшую лопатку.

– Что такое теплокапсула?

Мой вопрос заставил замереть всех, кто его услышал. Те же, кто был достаточно далеко от меня, уже во всю начали швырять снег, врываясь в придорожные сугробы.

– Оленька, – в голосе Севера звучала недоверчивая осторожность. – Ты же сказала, что тебе нужен термокостюм и ботинки, а остальные тёплые вещи у тебя есть…

– Есть, – я потрясла перед его носом своим пончо, но парень не оценил мой труд, просто закрыв глаза и довольно громко скрипнув зубами.

– Восхитительно, – вздохнул тяжело и потер рукой лицо. – Теплокапсула, Ёлка, это та вещь, без которой категорически запрещено выходить за пределы Корпуса. Даже если тебя Колесо отправит на юг или в столицу, всегда бери её с собой!

Он достал из кармана овальный предмет, больше всего похожий на кусок лавандового мыла и показал мне.

– Вот эта вот маленькая вещица поможет тебе пережить снежный буран, ураган, землетрясение и даже наводнение, если прикрепить её к земле. Это вещь первой необходимости в любом походе.

– Я никогда не ходила в поход, – ответила я и достала из своего рюкзака такую же, как у Берёзы, лопатку. – Но точно где-то читала, что переждать буран можно, если вырыть правильную нору. Там что-то было про корпус и про узкий вход…

На Севера я старалась не смотреть, чтобы он не увидел, как дрожит мой подбородок и что слёзы в глазах подобрались к самому краю. К счастью, он просто негромко обозвал меня дурьей башкой, отказавшись комментировать мои суицидальные идеи, и начал копать заземление для своей капсулы недалеко от меня. Ну и ладно.

Так как всем тридцати двум участникам нашего похода надо было всего лишь дорыться до мёрзлой земли, чтобы прикрепить к ней свою капсулу, вскоре кроме меня в снежной пустыне не осталось никого, если не считать одной палатки, в которую загнали сани.

Все верно. Так и должно быть. Я сама говорила о том, что это джунгли, в которых выживает сильнейший. Всегда знала, что слабакам тут не место. Себя было жалко до слёз. В свою холодную нору я забралась последней, когда уже опустились серые сумерки, а под ногами начинала виться колючая позёмка. Скрутилась калачиком, бессмысленно подышала на скрючившиеся от мороза пальцы и бесшумно заплакала, глотая злые слёзы.

Я и не надеялась, что получится заснуть. Во-первых, было до ужаса холодно, а во-вторых, в той же степени обидно. Тридцать два человека зарылись в своих норах, зная, что я тут замерзаю, и никто даже не посочувствовал. Правильно, нечего тратить свои эмоции на такую дуру, как я. Они-то не забыли взять с собой на выезд чёртову капсулу. И я бы не забыла конечно если бы вообще знала о её существовании.

Где-то надо мной гудело и выло, с «потолка» моего сугроба мне периодически капало и сыпалось на нос, а я думала о том, что скоро моя хлипкая берлога рухнет, покорившись непогоде и я, наконец, умру. На секунду подумалось, что, может, стоит выбраться из укрытия, чтобы разом решить все проблемы и не мучиться, но потом природное упрямство всё-таки победило.

– Не дождётесь, – проворчала я, вытягивая затёкшую от холода и неудобного лежания левую ногу. – Я ещё вас всех переживу-у-у-ухх!!

Я не сразу сообразила, что произошло. То ли рухнул мой сугроб, то ли на меня напал полярный медведь… Набрала в грудь побольше воздуха, чтобы позвать на помощь, а вместо этого закашлялась, подавившись колючим ветром.

– Я… кхе… что…

Мне казалось, что я оказалась в центре стихийной воронки. Вокруг меня всё выло, ревело и крутилось. И, несмотря на то, что всё ещё должны были быть сумерки, тьма стояла такая, словно я продрыхла часов восемь и сразу очутилась в безлунной полночи.

То, что это был не медведь, я поняла когда чья-то ладонь, промазав в темноте, скользнула по моему лицу. Именно за неё я и ухватилась двумя руками. К сожалению, попытка применить борцовский приём с треском провалилась. А спустя ещё мгновение, меня всё-таки скрутили, почти обездвижив – я всё ещё продолжала брыкаться – и куда-то понесли.

Несли совсем недолго: я успела ещё два раза глотнуть колючего воздуха, попыталась укусить своего похитителя, после чего меня, наконец, швырнули в очень мягкий и очень тёплый сугроб.

И наступила тишина, прерываемая лишь моим тяжёлым дыханием да ворчанием того самого медведя, который только что разрушил так тщательно построенную мной нору.

– Сволочь ты, Север, – заявила я, отдышавшись. – Я два часа берлогу себе копала, можно сказать, почти с ней сроднилась, а ты всё испортил.

Парня я не видела в темноте, но отлично чувствовала, потому что он почти сразу рухнул рядом и прижался к моей спине. И не было ведь ни одного доказательства тому, что это именно он, но я отчего-то просто чувствовала его. Как тогда в Решальном зале, когда я едва не ответила на заданный им вопрос.

– Мог бы сразу сказать, а не заставлять меня копаться в снегу и мерзнуть.

У меня над ухом хмыкнули, а затем глубокомысленно ответили: